XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

«Встреча с трусом»  

Глава 1.

   Когда я вышел из дома, над ним кружилось четыре вороны. Заметив меня, одни подняли крик, более напоминающий хор, чем карканье. Вскоре они исчезли в промозглом декабрьском небе. А я почувствовал себя неловко, спугнув птиц. Плохой знак. Теперь я гадал, какие меня ждут неприятности.

    Захлопнув дверь машины, я понял, что они, впрочем, уже нашли меня. Направлялся я в лабораторию для сдачи крови. Дело в том, что я долго не мог выздороветь от затяжного гриппа, и мой доктор был серьезно этим обеспокоен. Он и отправил меня на обследование. Похоже, само олицетворение «неприятности» поселилось в моей крови. Прочитаю ли я завтра о ней в врачебном заключении, после гематологической экспертизы?

   Мне всегда казалось, что всякие болезни или несчастные случаи это не про меня, но после утреннего происшествия я начал сомневался. Точнее я понял, что нечто подобное вполне может случиться со мной и если «оно» все же случится, то я готов принять правду, так я считал. Может быть эксперты обнаружат внутри меня рак, разъедающий организм. Тем лучше… Я уже давно решил, что моя «болезнь» какой бы она не была, не заставит меня быть «болезнью» для других. Люди слишком часто живут так, как будто являются бессмертными, забывают, что такое жить по-настоящему. Но насколько, должно быть, увлекательно осознавать, что ты не можешь жить вечно, понимать, сколько тебе отведено времени!

   Следуя мыслям, я старался вычислить, сколько же мне осталось. Рак был между второй и третьей стадией, опухоль была не слишком большой для такого срока. Сколько мне осталось? Три года? Может четыре? С точки зрения смертника этот срок показался мне просто смешным. Это было похоже на отпуск. Просто длительный отпуск, длиной в три года, ничего страшного.

   Медицинскую лабораторию можно было узнать только по позолоченным символам, выбитым на мраморной вывеске. Это был скромный, белый павильон для мелких рантье с зелеными ставенками и небольшим имбирным садиком. Он будто застрял между двух улиц.

   Открыла мне женщина в красном, её ноги отливали фиолетовыми из-за вздувшихся вен. На ее плечах был белых халат и кажется, она искренне этим гордилась, порою даже посматривала в сторону зеркала в вестибюле, стараясь убедиться в том, что я оценил её одеяние по достоинству.

   — Почему вы здесь?

   — За анализом крови.

   — Ваше направление?

   Я протянул ей лист, сложенный в четыре раза. Она развернула его, серьезно просмотрела, будто стараясь войти в мое положение. Я бы отдал все, чтобы она не разобралась в тех иероглифах, что накарябал мой врач.

— Прошу, подождите, доктор обязательно примет вас.

Здесь был и зал ожидания. Он был совсем не большим, с фотографиями Японии, вырезанными из газет и подстаканниками, купленными по дешевке в Присонике. Хромированные стулья, расставленные вдоль стен, сияли чистотой. В центре зала стоял привычный кофейный столик, а на нем лежали не менее привычные журналы «Touring-Club».

   В зале сидела дама. Она молчала, медитируя, размышляя о солнечном свете, пробивающемся сквозь матовое стекло на окнах, порой бросая на меня осторожные взгляды. Такие взгляды любой бросает на своего соседа, когда ожидает очереди. Я ответил ей неловким кивком, будто мы были  в святилище или же в больничной палате. По той же причине я прошел мимо неё на цыпочках. Некоторое время мы оба раздумывали о участи онко-больных, затем пришла женщина в красном, с белым халатом на плечах и отправила её в кабинет. Навстречу судьбе.  Меня начало лихорадить. Я приложил большой палец к пульсу, стараясь не думать, что возможно, там, под ним циркулирует сама смерть.

   — Сэр…

   Видимо та задумчивая леди приехала только забрать результаты или подтвердить назначения, так как теперь в кабинет звали меня.

   Я последовал за всё той же женщиной с пурпурного цвета венами на ногах и белым халатом на плечах. Она привела меня в соседнюю комнату – это был врачебный кабинет. Она и являлась врачом. Надо сказать, я был очень удивлен, когда понял это. Мне понравилось её спокойное лицо, дружелюбная улыбка и внимательный взгляд. На вид ей было лет тридцать. Если бы её стрижка была менее строгой, на лице был более заметный макияж, а костюм включал бы в себя открытую спину, вместо этого ужасного воротничка, она была бы очень красивой. Только вот я обнаружил, что она смотрит на меня так же, как и бюст за её спиной, проницательно, по-докторски. 

   — Здравствуйте.

   — Здравствуйте, доктор.

   — Сядьте. Снимите, пожалуйста, вашу куртку!

   Она готовила свои рабочие инструменты с такой гордостью, такими отточенными движеньями и звуками, что я почувствовал себя не в своей тарелке.

   — Закатайте рукав!

   -Какую руку?

   — Не важно…

   Она поставила стул совсем рядом со мной, а эмалированный поднос со шприцом опустила на стол, в пределах вытянутой руки.

   — Положите руку на моё колено.

   — Простите?

   — Так. Да.

   Она скрестила ноги и распахнула полы халата. Тыльная сторона моей ладони лежала на твиде её юбки.

   Казалось бы все моё осязание теперь концентрировалось на ладони и кончиках пальцев. Где-то там, в ворохе мыслей пряталось смущение. Возможно, из-за этого я чувствовал себя неловко. Я до сих пор думаю, что именно этот живой контакт, прикосновение к её телу моей руки и было для меня так волнительно. Её каштановые волосы ели ощутимо распространяли аромат парфюма и это лишь добавляло ей очарования в моих глазах.

    Она перетянула мою руку резиновым жгутом. Затем обработала спиртом то место, куда через секунду собиралась ввести иглу.

    Мы не говорили. Она была сосредоточена на том, что делает, а я и не думал не о чем конкретном. На несколько секунд я выпал из реальности и это было немного пугающе, потому что неожиданно.

   — Вы не в обиде на меня?

   Я посмотрел на свою раку, а потом на стол, где лежал шприц, в котором плескалась алой водой моя кровь. 

   — Нет!

   — Ваш врач отправил вас на обследование. Вы болеете?

   — Грипп…

   Она кивнула.

   — Я закончила.

   Я еле сдержался, чтобы не воскликнуть «Уже!?». С большим сожалением я снял руку с её колен. У неё были красивые ноги, чулки и туфли на плоском каблуке.

   — Согни руку и держи вот так, прижимая вату!

   Она снова начала свой занимательный профессиональный «танец». Теперь, кровь, которую она взяла у меня, перестала мне принадлежать. Она стала мне отвратительна, ведь теперь была разлита по стеклянным склянкам и бутылочкам.

   — Результаты будут завтра.

   — Хорошо.

   Сейчас в рубашке с закатанным рукавом и ваткой, зажатой рукой, я чувствовал себя более цельным, чем когда-либо.

   — Мы отправим результаты вашему врачу.

   Я всегда знал, что у Матиаса, моего врача, была привычка скрывать от клиентов всю тяжесть их положения.

   -Если вас не затруднит, можно будет мне их забрать?

   — Конечно!

   Я опустил рукав и с трудом оправил на запястье, так как мои руки всё еще тряслись от волнения. Мой пиджак соскользнул со спинки стула, из кармана выпал гребень. Я схватил его, стремительно краснея. Вы не представляете себе, как это неловко, подбирать гребень с пола, когда женщина, которую вы не знаете, так смотрит на вас. Я быстро убрал его обратно в карман пиджака.

   — Сколько я должен вам, доктор?

   — Четыре тысячи франков. Вы хорошо живете?

   — Нет.

   Она казалось немного удивленной, когда узнала, что я живу в скромном пригороде, в котором в основном живут рабочие. Конечно же, подчиняясь закону подлости, гребень снова выпал, когда я доставал свой кошелек. Женщина с трудом сдерживала улыбку. Я ушел так быстро, как только мог, стараясь больше не смотреть в её сторону.

Frédéric Dard

Rendez-vous chez un lâche

CHAPITRE PREMIER

Comme je sortais de chez moi, ce matin-là, j’ai vu quatre corbeaux qui tournoyaient au-dessus de ma maison.

En m’apercevant, ils ont poussé en chœur un grand cri sinistre qui ne ressemblait pas à un croassement et ils se sont éloignés de leur vol pâteux dans le ciel pourri de décembre. J’ai ressenti un malaise en voyant fuir les quatre oiseaux noirs. Ils faisaient très « mauvais présage » et, malgré moi, j’ai cherché à deviner quelle sale nouvelle m’attendait au cours de cette journée.

En faisant claquer la portière de ma voiture j’ai cru avoir trouvé. Je me rendais au laboratoire d’analyses pour une prise de sang. Car je me relevais mal d’une longue grippe et mon médecin, inquiet, voulait, selon sa propre expression, « approfondir la question ». La mauvaise nouvelle circulait peut-être dans mon sang et j’allais sans doute la lire demain sur le compte rendu de l’examen hématologique ?

J’avais toujours pensé jusqu’alors que les grandes maladies, de même que les accidents graves, étaient réservés aux autres mais brusquement, à cause de ces quatre corbeaux inattendus, j’étais pris d’un doute. Plus exactement, je comprenais que « ça » pouvait très bien m’arriver et que lorsque « ça » vous arrivait, la loi secrète réglant votre équilibre vous faisait accepter l’inacceptable. On allait peut-être me découvrir un cancer qui me détruisait nonchalamment… Tant pis. Je décidais déjà que « mon cancer » ne serait pas le cancer de n’importe qui, que j’en ferais quelque chose. On vit toujours comme si l’on s’estimait éternel et c’est pourquoi on fait des tas de concessions à la vie. Mais ça doit être excitant d’avoir la preuve formelle de sa précarité et qui plus est une idée approximative du temps qu’il vous reste à vivre !

Tout en suivant l’artère principale de ma localité, je me livrais à des calculs idiots. Un cancer moyen, pas trop avancé pour son âge, cela allait chercher dans les combien ? Trois ans ? Quatre, peut-être ? Cette durée me paraissait fabuleuse considérée avec l’optique du condamné. La vie, ainsi, ressemblait à des vacances ; or, trois ans de vacances c’est long, ça n’en finit pas.

Le laboratoire n’avait d’apparemment médical que son panonceau de marbre aux caractères dorés. C’était un modeste pavillon blanc pour petits rentiers, avec des volets verts et un jardinet de guingois coincé entre deux rues.

Une jeune fille rougeaude, aux jambes violacées, m’a ouvert la porte. Elle semblait fière de sa blouse blanche et se regardait à la dérobée dans la glace à trumeau du vestibule en se demandant si je la prenais vraiment pour une infirmière.

— C’est pour quoi ?

— Une prise de sang !

— Vous avez votre ordonnance ?

J’ai tendu la feuille pliée en quatre. Elle l’a ouverte et considérée gravement et d’un air entendu, mais j’aurais parié n’importe quoi qu’elle était incapable de lire les hiéroglyphes de mon toubib.

— Si vous voulez bien attendre ici, le docteur va vous recevoir.

Ici, c’était une petite salle d’attente quasi nue, très propre avec des photos du Japon découpées dans une revue et encadrées dans ces sous-verres tout prêts qu’on achète à Prisunic. Une dizaine de chaises en tube d’acier chromé couraient le long des murs. Au centre la classique table basse portait les non moins classiques numéros en haillons de la revue du Touring-Club.

Une dame attendait, silencieuse. Elle méditait sur son propre cas en contemplant nostalgiquement le jour à travers les vitres dépolies de la fenêtre. Elle m’a jeté ce regard prudent que vous décochent toujours les gens arrivés avant vous dans un salon d’attente. J’y ai répondu par un hochement de tête gêné, ainsi qu’il se doit, et bien que nous ne nous trouvions ni dans un sanctuaire ni dans une chambre de malade, j’ai traversé la pièce sur la pointe des pieds. Pendant quelques instants nous avons fait cancer-à-part, la dame et moi, puis la fille rougeaude est venue la chercher pour l’entraîner vers son destin. Je me sentais fiévreux. Du pouce, j’ai « écouté cogner mon pouls ». Il était étrange de penser que la mort circulait peut-être en moi comme dans un local qu’elle se proposait d’acquérir.

— Monsieur…

La dame triste qui me précédait était seulement venue chercher un résultat ou acquitter une note, car c’était déjà à moi.

J’ai suivi la fille aux jambes violettes jusqu’à la pièce voisine qui était le cabinet du docteur. En réalité, c’était une doctoresse et j’ai marqué une certaine surprise en le constatant. J’ai aimé tout de suite son visage calme, son léger sourire cordial et ses yeux attentifs. Elle avait une trentaine d’années. Avec une coiffure moins austère, un maquillage plus visible et autre chose sur le dos que sa blouse à col montant boutonnée sur l’épaule, je pense qu’elle aurait été vraiment jolie. Seulement, telle que je l’ai découverte, le buste droit derrière son bureau, elle avait avant tout l’air d’un médecin.

— Bonjour, monsieur.

— Bonjour…, docteur.

— Asseyez-vous. Ôtez votre veston !

Elle préparait déjà ses ustensiles avec des gestes si précis et un air de tellement savoir ce qu’elle faisait que je me suis senti gauche, inexplicablement.

— Remontez votre manche !

— Quel bras ?

— Peu importe…

Elle a placé une chaise devant moi et s’est assise, la seringue à sa portée sur un plateau émaillé.

— Mettez votre main sur mon genou.

— Comme ceci ?

— Oui.

Elle avait croisé les jambes et sa blouse s’était ouverte. Le dos de ma main se trouvait sur le tweed de sa jupe.

Tout le sens tactile d’une main réside à l’intérieur de la paume et à l’extrémité des doigts. Le dos ne récolte que des sensations confuses. Peut-être est-ce à cause de cela que j’ai ressenti tout à coup un trouble bizarre ? Oui, je pense que ce contact indécis, que cette sensation légère de chaleur animale qui forçaient le dos stupide de ma main furent à l’origine de mon émoi. Un parfum très léger se dégageait de sa chevelure châtaine, ajoutant au charme capiteux qui m’envahissait.

Elle a fixé la sangle de caoutchouc à mon bras ; puis elle a nettoyé à l’alcool l’endroit de ma veine où elle allait enfoncer l’aiguille.

Nous ne parlions pas. Elle pensait à ce qu’elle faisait, et moi je ne pensais à rien de précis. Pendant quelques secondes je me trouvais comme hors-jeu et c’était quasi extraordinaire parce que inattendu.

— Je vous fais mal ?

J’ai regardé mon bras, puis la seringue sur les parois de laquelle mon sang formait une buée pourpre.

— Non !

— Pourquoi votre médecin vous ordonne-t-il une analyse, vous avez été malade ?

— La grippe…

Elle a hoché la tête.

— Voilà, c’est fini.

J’ai failli dire « Déjà ! ». À regret j’ai ôté ma main de son genou. Elle avait de jolies jambes, des bas « mandarine », des souliers quelconques à talons plats.

— Gardez le bras plié un moment, comme ceci, avec le tampon d’ouate !

Elle avait repris son espèce de petit ballet. Le sang qu’elle m’avait soutiré avait cessé de m’appartenir. C’était devenu une denrée écœurante qu’elle répartissait sur des lamelles de verre et dans de menus flacons.

— Nous aurons les résultats demain.

— Parfait.

Je me sentais plus empoté que jamais, en manches de chemise, avec ce morceau de coton dans le pli du bras.

— Nous adresserons les résultats à votre médecin.

J’ai pensé que Mathias avait une fâcheuse tendance à cacher les dures vérités à ses clients.

— Si cela ne vous ennuie pas, je passerai les prendre.

— Entendu.

J’ai rabattu ma manche et j’ai eu du mal à rajuster les poignets, car ma main tremblait d’énervement. Ma veste a glissé du dossier et un peigne s’en est échappé. Je l’ai saisi en rougissant. Vous ne pouvez pas savoir comme c’est stupide, un peigne sur un parquet, lorsqu’une femme que vous ne connaissez pas vous regarde le ramasser. Je l’ai enfoui précipitamment dans la poche intérieure de mon veston.

— Je vous dois combien, docteur ?

— Quatre mille francs. Vous êtes à la Sécurité ?

— Non.

Elle a paru un peu surprise, car j’habite une banlieue modeste qui ne comprend que des salariés. Naturellement, en tirant mon portefeuille pour régler j’ai fait de nouveau tomber mon peigne. La jeune femme s’est retenue de pouffer. Je suis parti aussi vite que j’ai pu, sans la regarder.