XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Повесть «Все оттенки серого» современной петербургской писательницы Ксении Букши входит в состав авторского сборника «Мы живем неправильно», изданного в 2009 году. Уже название цепляет внимание содержащимся в нем не то вызовом, не то упреком.

В процессе чтения повести будто слышна мелодия. Пронзительная скрипка: яркая, тонкая, смелая. Вступают духовые, ударные обозначают ритм. Он то идет размеренно, то путается, спотыкается, ускоряется. Вступает рояль. Он берет собственную мелодию. Удары. Из гармонии все постепенно обращается в хаос, в какофонию… Вдруг резко все прекращается. Остается скрипка. Непривычно мягкий мотив, легкость, гармония. Все повторяется?

Главные герои повести — молодые авторы, издающие небольшой журнал; сюжет вращается вокруг их жизни и работы в Петербурге. Повествование, ведущееся от имени Петра Бармалеева, состоит из фраз, обрывков речи. Кажется, что это наспех записанные мысли. Ведь, действительно, они всплывают в голове именно так: словосочетаниями, кусками предложений. Вот, например, абзац из самого начала повести:

«Щетка бултыхается во рту, блаблабла белые пузыри. Свет режет лоб, под бровями ноет трещина. Яйцо с треском и плеском падает в кофе и делается черным, а кофе становится белым. Лампы светят на меня и кружатся. От тошноты нечем дышать. Утро».

Благодаря таким оборотам читатель с самого начала неосознанно связывает себя с главным героем. Его мир не описывается со стороны — читатель внутри него: автор смело рисует пятнами: цвет, шум, музыка, голос, оттенок. Мелодия!

Текст наполнен всевозможными каламбурами, часто совершенно абсурдными, но цепляющими внимание читателя и по-своему характеризующими Петра. Он умеет мыслить образами. «Снится мне, что я Диодоро балансирующий» — так начинается повесть. Диодоро — это поэт, гений, живущий внутри главного героя. Слова в тексте — это будто бы тоже отражение творческого начала, глубоко запрятанного в душу: «Черт, я хотел свернуть и пойти в другую сторону. Вдруг. Ую», «Наследники Росси и РастRe: лли», «Sink positive». Последняя фраза не сразу обратила на себя внимание. Мозг прочитал, адаптировал и перевел: «Мыслить позитивно». Может, я все же неправильно поняла? Заглядываю в Переводчик: «Sink» — раковина, погружаться, тонуть. Отдельный мир текста — Абсурд? Серость — Петр тем временем живет самой обычной жизнью, похожей на множество других: пишет статьи для журнала, не особо заботясь о достоверности передаваемой информации, встречается с девушкой, не задумываясь, любит ли он ее на самом деле. Единственное, что движет им, и что для него действительно ценно — экономические соображения.

Скрипка играет монотонную мелодию. Вмешиваются другие инструменты.

Журнал покупает Александр Арефьев, глава строительной компании, и… творец. Но поэтическое и гениальное в нем не запрятано вглубь, как у Петра. Наоборот, это в нем — главное. Бармалеев и его приятели сначала с большим недоверием относятся к ААА+ (так он обозначается в тексте, выделяясь на фоне других). И не удивительно: он строит дома из алюминиевых банок, да еще и сверху вниз! Это же просто абсурдно, такого не бывает. Есть и еще одна, очень неприятная для героев новость: теперь им нужно будет издавать журнал специально для жителей этого дома. Тоже абсурдно, да еще и совершенно не выгодно.

Ощущение, что каждый инструмент играет свою партию — ужасно дисгармонично…

Под влиянием Арефьева герои меняются. Удивительно, но освещая в журнале, казалось бы, обычные, мелочные проблемы людей, главный герой начинает совершенно по иному относиться к жизни. Ему больше не безразлично, что он делает, что чувствует и что пишет. Он видит необычное в рутинном, он различает теперь самые тонкие оттенки — оттенки серого.

Вообще, повесть можно сравнить со старым черно-белым фильмом, где в кульминационных моментах важные детали вручную раскрашивают каким-нибудь ярким цветом. Вот, например, легендарный фильм Сергея Эйзенштейна «Броненосец Потёмкин». Захватывая черно-белый корабль, черно-белые матросы поднимают ярко-красный флаг. Вот и система цветов в повести примерно такая же: бо́льшая часть предметов серая, лишь кое-где вспыхивают яркие, чистые, как в упаковке детской акварели, пятна. Оттенки серого не прописываются конкретно. Но часто попадающиеся описания пейзажа автоматически создают перед глазами черно-белую картинку: сигаретный дым, слякоть, ночь, зима, асфальт.

Герои меняются и постепенно осознают свою обособленность от других людей, которые все продолжают жить обычной жизнью:

«Мы ответим на их мишуру и блестки своей серьезностью и серостью. Мы не будем отзываться на их песни».

Мишурой и блестками обычные люди стремятся заполнить жизнь, в которой они просто не хотят и потому не могут видеть что-то особенное. Стоят дома, развешаны рекламные плакаты, ходит общественный транспорт, люди каждый день к 8 утра идут на работу, а после отдыхают в дешевых кафе, думая при этом только о себе. Как обычно. Но мишура, как им кажется, все меняет, превращает рутину в праздник. Девиз: «Хлеба и зрелищ!». Денег и ярких красок. Но для героев повести яркие цвета — это что-то искусственное, приторное, совершенно пустое. Они просто не нужны поэтам, им достаточно одного серого. В сером они видят глубокое, поэтическое: «Все цвета, кроме серого, кажутся нам безвкусными. Зато в сером мы умеем различать самые тонкие оттенки», «чем ярче, чем больше всего на свете, тем все серее и незаметнее из космоса». Что читатель может представить, услышав словосочетание «яркая судьба»? Скорее всего, он подумает про жизнь, насыщенную событиями, приятными неожиданностями и т. д. Быть может, поэтому мы и живем неправильно, как утверждает в заголовке сборника Ксения Букша.

Но кто же эти гении, которые могут видеть прекрасное в сером? Гениальное есть в каждом. И в Петре, и в его девушке, и в каждом из его друзей. Но только не каждый хочет преступить черту и выпустить своего Диодоро наружу. Между тем, кто это сделал, по мнению автора, действительно способны изменить мир. Поэты, творцы, гении — это такие же люди, как и все, но только они не боятся рисковать, ошибаться и признавать свои ошибки. Они способны искать пути для лучшего, для нового, они мыслят масштабно, действуют, не оборачиваясь ни на кого. У них отличное от других мироощущение. Их жизнь внешне очень похожа на обычную, но по внутреннему восприятию сильно отличается.

Вспоминаются слова из учебника по литературе: «экспозиция», «завязка», «кульминация». Вспоминаются — и тут же их хочется забыть. Как-то не вяжется вся эта четкая структура с текстом: легким и тяжелым, ярким и блеклым одновременно. Сюжет не развивается, карабкаясь поступательно вверх по пирамиде Фрейтага, а потом так же скатываясь вниз. Повествование можно продолжить в обе стороны: автор будто бы приоткрывает ненадолго чью-то свободно льющуюся жизнь. Нет резких взлетов и падений. После плавных поворотов поток рассказа, казалось бы, наконец, выходит на вершину…

О надвигающейся природной катастрофе упоминалось еще в самом начале повести. Но все же она наступила неожиданно. Мир поэтов побеждает в борьбе со стихией. К чему, если не к таким обстоятельствам готовились они всю жизнь, наблюдая, придумывая, рискуя и ошибаясь?

Скрипка вновь играет одна. Дисгармония исчезла. Мотив, совсем не такой как в начале. Он сложный, сильный, способный изменить все вокруг.

Последняя сцена будто бы повторяет первую. Но это не круг: жизнь главного героя вряд ли будет прежней. Это новый виток. Вначале это был сон, и героем его был Диодоро. Теперь же все происходит на яву, теперь действует сам Петр. Он сам теперь тот творец, тот гений, которого когда-то он прятал в собственных снах.

Повесть заканчивается на вылетевшей из скрипки тонкой ноте, которая вроде бы должна предшествовать последнему аккорду, но звук повисает в воздухе, обрывается и несет за собой пустую тишину, неожиданно возвращающую слушателя в земной мир. На картину, долго выписываемую Ксенией Букшей в духе абстрактного экспрессионизма, вдруг выливают ведро белой краски. Автор будто говорит читателю: «Постой! Теперь ведь твоя очередь писать!»