XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Этим письмом я не хотел сообщить Вам ничего дурного, нет-с! Я готов поклясться даже жизнью, (Господи прости меня), что видел Его своими глазами! Черт бы их… В общем-то, именно Его я и видел! Совершенно случайно! Я бы не писал к Вам, если бы увидел Его на ближайшем перекрестке, в сквере, или неделю тому ранее, на приеме у уважаемого господина полицмейстера (Боже помилуй!). Но я же видел Его в табакерке! В табакерке, Вы понимаете! В та-ба-кер-ке! Я, признаться, и думать не смел, что меня в этой жизни хоть что-то может-с удивить, но видит Бог, видит все Бог! Решил же наказать меня, и где-с это видано, где такое видно, чтоб за, за даже малость тяжкое прегрешение так наказывали! Это возмутительно! Непростительно! Это! Невозможно! Но я клянусь, то, что произошло — чистая правда, и Вы обязаны поверить.
Впервые это произошло за два дня до обеда у коменданта. Всю неделю с нескончаемой силой лил дождь, и мне казалось, что он будет лить пока я не полысею (а Вы знаете какие у меня прекрасные волосы). Так вот, каждое утро мое, все это время, начиналось со скучного пробуждения, сопровождавшегося резкими перепадами настроения, и желанием выпить кофию, мне привезённого Сергеем Сергеичем (прекраснейшим моим знакомым) из командировки. Считаю нужным отметить, что Сергей Сергеич играет ключевую роль в этой истории! Я сказал бы, он даже зачинщик всего недоброго, что произошло со мной за последнюю неделю, но я не стану этого делать из жалости и оставшейся во мне малой части совести. Дело в том, что я заядлый любитель покурить табаку, и не на шутку увлекаюсь коллекционированием табакерок. Сергей Сергеич, как хороший мой знакомый, конечно же об этом знал и именно поэтому вместе с кофием, он прислал мне прехорошенькую этакую штучку! Это была восхитительная, просто ангельски прекрасная табакерочка! Я как только ее увидел — потерял дар речи (и вспомнил все молитвы, что удивительно). Она была такая маленькая, такая хрупенькая, вся расписана серебром и позолочена, а ее крышечка! Ах, какая была крышечка! Великолепная роспись на золотой крышечке, и не простые камушки и цветочки, нет! На ней были маленькие ангелочки в саду, среди цветов и птиц! Я как увидел эту диковинку, сердце мое остановилось! И я подумал, что было бы хорошо, эту табакерочку-с поставить на самое видное место, но я не поставил. Я ещё раз подумал и решил, что сопрут же черти какие-то! (сопрут уж точно, а насчёт чертей не знаю). И я поставил ее на туалет в своей комнате.
А день все тянулся, тянулся. Я уж думал: когда он кончится? Велел (ближе к вечеру) заварить себя чаю и пошел было к себе, взял книжечку почитать (что-то на французском, не помню), захожу, в кресло сажусь, а там, на столике, вижу! Табакерочка-то! Открыта! Ну, думаю, видать, ветер! А, окно-то никто и не открывал. Я же никого не пускаю. Моя хата-мои уставы! Я поднялся, подхожу к туалету, чтоб табакерочку закрыть, а из нее вдруг как «чи-и-и-их»! Вы представляете? Чихнула табакерочка моя! Я и говорю, мол, будь здоров-с! А мне и отвечают: «Спасибо, папаша!». И тут у меня голова аж заболела, а в глазах темно! Я и спрашиваю: «Да что ж я тебе папаша?» А мне опять отвечают: «Так это ж ты меня позвал!». Я по сторонам посмотрел -никого. Уж думаю, не с ума ли я сошел? Опять к табакерке поворачиваюсь, а там черт сидит! И так смотрит, будто «папаш» пугать из табакерочек — обычное дело! Каждое утро сам как будто так делаю! Я смотрю на него, а он будто и не при чем здесь, думает я его не вижу. Так я его и разглядываю, а он вдруг раз! Говорит: «Ты чего, папаша?». А я: «Чего? Чего?». А он — оп! И в табакерку! Я открыть ее хочу, а он оттуда кричит: «Не трогай, папаша, не трогай, дай хоть помереть в одиночестве!»…
Так и пролетели эти два дня: в глубоких раздумьях над загадкой табакерочки и за чтением французских романов. Близилась долгожданная встреча с комендантом и, следует упомянуть, что эта встреча была самым важным событием на неделе! Я заказал к ней новенький сюртук из индийской бордовой ткани в тонкую черную полоску, его вот – вот должны были мне доставить; велел начистить самые свои любимые кожаные туфли до невероятного блеска (при свете они, будучи черными, как смоль, сияли снежной белизной); весь костюм мой, состоявший из белой рубахи, нет – нет, она скорее имеет цвет свежего молока, да, так точнее, черных вельветовых брюк и прекрасного черного жилета с серебряными пуговичками, был неподражаем. Искренне надеюсь, что мои старательные приготовления к обеду будут достойно оценены. Кстати, к собственному удивлению, — я ни разу не закурил табаку за эти два дня, и я склонен верить, что в глубине души своей искренне не хотел тревожить черта, хотя я собирался больше не вспоминать о нем, никак не могу смириться с фактом его обитания в моей табакерке…
Прошло некоторое время. Бричка ожидала меня, и наступал тот самый момент, когда медлить не было смысла. И, гордо поправив ворот бордового сюртука, я, с непринужденной легкостью, впорхнул в бричку. Ехали мы не долго, ибо дом уважаемого господина коменданта находился через несколько кварталов от моего (что довольно забавно). Будь моя воля: наша компания, давно свое отслужившая, могла бы собираться у него хоть каждый день на чаепитие, но моей воли здесь нет места, поэтому остается довольствоваться встречами раз в месяц, а то и реже. Дороги в нашей губернии были хорошо сложены, что всегда удивляло приезжих из других губерний, ведь существует стереотип о том, что во всей России невероятно плохие, просто непроходимые пути. Некоторый все твердят, мол, можно не только повредить устройство брички, но и ноги переломать! Боже, какой ужас в государстве творится! Что за беспредел! В нашей губернии никогда такого не было. И вот, я здесь. Какое счастье – вновь видеть высокий забор из резных железных прутьев, так элегантно переплетающихся между собой; белокаменный дом, окруженный березками и самыми разными цветами. Вот только эта красота давно запущена – господин комендант был человеком в возрасте и, конечно, это создавало ему некоторые трудности в присмотре за работой прислуги в его имении. А жаль, очень жаль! Ведь все, что создано было уважаемым господином комендантом, несомненно достойно называться лучшим во всей России! Да что там в России? Во всем мире, и точка!
Как только бричка моя остановилась, и я принялся выбираться из нее, передо мной возникла исполинских размеров ладонь. Стоило мне поднять взгляд — я ужаснулся — выпучив два громадных глаза на меня смотрело нечто с презрительной ухмылкой, звериный оскал его меня поразил и испугал до онемения: «Ба! Кого я вижу-с? Чего глядишь мутно, брат? Сколько лет? Сколько лет, кхе-кх!» — я моргнул — ведение рассеялось. Господин комендант вышел лично поприветствовать меня – своего старого, доброго товарища (как же это приятно! Сегодня великолепный день!) и тут же сильно закашлялся. К великому сожалению ему не удалось уберечь здоровье ни на службе, ни после ее окончания. От радости встречи и от неожиданности я чуть не потерял дар речи, да и сознание. «Господин комендант! Как же я счастлив Вас видеть, как же я..» — Полно, дорогой друг, полно! – я был прерван на половине фразы, увы, господин комендант не любил, когда разговоры слишком чувственны, и я прекрасно его понимаю, ведь выслушивать пылкие речи нужно уметь, а мы – люди военные, терпением не обладающие, на такое не способны. Мне оставалось глупо улыбаться и идти вслед за прекрасным товарищем в его имение.
Господи, Боже! Сколько давних друзей собралось здесь сегодня! Поистине, это очаровательный денек. Точно в такие же волшебные деньки ты невольно забываешь обо всех неприятностях и воркуешь с замечательными господами ни то о погоде, ни то о чувствах, ни то о скудной своей жизни.
…До самого позднего времени в доме господина коменданта горел свет. Когда гости были выпровожены, и ворота закрыты на все возможные замки, господин комендант, в очередной раз проходя по широкому, освещенному свечами коридору, заметил на полу ветхую, толстую тетрадь в кожаной обложке. Ему сразу подумалось, что это записная книжка, которую кто-то из сегодняшних гостей мог обронить по невнимательности. Господин комендант – человек честный, он никогда не стал бы открывать эту тетрадь, но сейчас… словно кто-то нарочно потянул его за руку и дергал за ниточки; произошло все за считанные секунды. В эту незабываемую ночь господину коменданту открылась одна интереснейшая тайна.
Последующим утром выяснилось, что он вовсе не спал. Чрезвычайно рано господин комендант позавтракал, оделся и принялся чего-то ждать в гостинной. Когда лучи рассветного солнца озарили его массивный силуэт, в комнате появился еще один человек. Он был на голову ниже самого господина коменданта, лицо его загорело, но волосы были невероятно белы, а глаза его имели цвет арктического льда. Что происходило далее (в целях сохранения новоиспеченного заговора в тайне) я говорить не стану, только вот, новое лицо должно быть хорошо знакомо читателю, ведь губерния совсем небольшая – все ходят вокруг, да около.
Тем временем в домишке всем известного любителя табакерок происходило нечто непонятное: после встречи с его обожаемым господином комендантом, штабс-капитан, разумеется, обнаружил потерю тетради, и, после нескольких отчаянных попыток отправить в дом коменданта кого – то из своей прислуги, от горя уснул без задних ног. И приснился ему на удивление интереснейший сон: он идет по коридору своего дома, кругом темно, как в гробу, окна открыты, а солнце с улицы исчезло, и ветер не дует. Идет долго, ноги с каждый минутой все тяжелее и тяжелее, портреты на стенах странные и смеются над чем-то без остановки, что за дела? Подходит наконец к дверям, открывает, а там тьмы черных рук тянутся, за ворот хватают, за волосы и к себе, все к себе заталкивают, да и шепоток этот странный за спиной. Все в этом сне не то! Все нечисто!
…Я проснулся в холодном поту. Странно, что все самое неожиданное происходит именно со мной, именно на этой неделе, особенно после того, как подарена мне эта злосчастная табакерочка. Наверное, есть здесь какая-то закономерность, даже загадка? Внезапный стук в дверь прервал мои раздумья, я взглянул в окно – возле самых ворот столпилось множество людей в белых одеждах. В то же мгновение меня оповестили о том, что это ко мне, и это несказанно поразило меня. Не глядя на внешний вид свой, я отправился в спешке к выходу. Какое-то знакомое ощущение пронзило меня насквозь, когда проходил я по коридору, словно что-то холодное, скользкое прилипало к коже и тут же отстранялось. Неужели, я и в правду головой тронулся?
Со зловещим скрипом отворилась входная дверь. На пороге стояло десять человек, одеты они были в белые халаты, лица их закрывали тканевые маски: «Здесь ли проживает уважаемый штабс-капитан?» — держа тусклые бумаги в руках, спросил один из группы. «Да, это я. Вам что-то угодно?» — повисло неловкое молчание, вызванное полным недоумением со стороны обеих собеседников. «Тогда, господина штабс-капитана, как нового пациента клиники для душевно больных, я прошу пройти с нами.» — в ответ молчание.
Да что это такое? Что эти люди себе позволяют? Что это значит в конце концов, а? Чтобы я, да душевно больной, ну это же просто невозможно! Это никаким образом не могло и не может случится!
В этот замечательный денек, под дикие крики до срыва голоса, был выпровожен в психиатрическую клинику один из лучших, честнейших людей губернии. Дом его в миг опустел, как по волшебству: испарилась вся прислуга, все запахи в мгновение ока выветрились, и улетучился весь русский дух этого дома. Осталась в нем лишь немая пустота и то она была прервана. Двери снова распахнулись, и в помещение вошли три фигуры. Они хорошо нам знакомы: исполинский силуэт уважаемого господина коменданта, тощий, чернющий силуэт принадлежал одному его служивому молодому человеку, и, наконец, неразгаданное лицо – тот светлый, высокий и загорелый человек. Троица смело шагала по чужому дому во главе загадочного персонажа, словно это было его имение, и абсолютно все в нем принадлежало и было создано именно им, а его сопровождающие – дорогие гости, частенько бывающие дома у давнего товарища. «Это здесь.» — низкий, с ноткой бархата голос светловолосого мужчины пронзил наконец эту гробовую тишину. Троица остановилась возле лестницы на второй этаж дома, где находилась спальня и кабинет хозяина. Присевши на корточки перед первой ступенькой, господин комендант без особых усилий оторвал верхнюю доску, и господам открылось интереснейшее зрелище: внутри ступеньки была некоторого рода конструкция, скорее механизм, окруженный множеством замочных скважин, достаточно пыльный, но в прекраснейшем состоянии. Механизм представлял собой собрание разных форм шестеренок, странных закорючек из неизвестного металла, палочек, пружинок и прочего искусно собранного материала. Тут же тощий человек протянул господину коменданту связку маленьких ключиков, и он принялся крутить их в своих громадных лапищах. «Merde, ils ne vont pas bien! (Проклятье, они не подходят!)» — вспылил вдруг господин комендант. Он вскочил с пола и набросился на светловолосого господина, хватая его за шиворот серо-голубой бархатной рубахи. «Этого не может быть! Дайте сюда!» — реакция его поразила всю компанию. Ледяное спокойствие в момент, когда тебя за шиворот держит такой великан, да еще имеющий должность коменданта – это просто невероятно для человека достаточно молодого. Теперь и он принялся крутиться подле механизма, но несколько минут спустя поднялся, вновь обернулся к господам и медленно покачал головой, затем, также медленно швырнул связку ключей на деревянный пол. «И что прикажешь с этим делать, м?» — вновь громыхнул бас господина коменданта, в ответ на это, светловолосый господин обратился к тощему служивому: «Начать обыск всего имения, включая сад. Привлеките как можно меньше посторонних людей, можете взять моих. У вас три дня, а мы с господином комендантом сейчас же отправимся. Мне нужно кое с кем поболтать.» — господин комендант не нашел, что ответить. Дом снова опустел.
…«Да что за бред? Как это могло случиться? Как же так вышло?» — множество вопросов терзало мою небезгрешную душеньку. Слава Богу палата у меня приличная, но все равно ничего не понимаю… Кому же это я так напакостил, что сюда затолкали? И вроде не припомню ничего дурного за собой, но кто ж меня здесь слушать будет! Ну, ладно-ладно, не на всю жизнь же меня… Нет, а вдруг, на всю? И что мне здесь делать всю жизнь? Плакала моя беззаботная старость! Ох, и головушка разболелась!
За дверью палаты штабс-капитана послышались стремительные шаги, и через мгновение в дверном проеме показалось знакомое нам лицо. Не сложно догадаться кто это мог быть, ведь… «Сергей Сергеич! Это вы, брат мой!» — господин штабс-капитан кинулся бы на шею старому товарищу, если б не было на нем смирительной рубахи. «Да, давненько мы не виделись. Впрочем, я здесь с того момента, как узнал о том, что произошло с Вами…» — Сергей Сергеич состроил в этот момент такую жалобную гримасу, что штабс-капитан не в силах был более сдерживать эмоции: «Брат мой, брат мой, это, это все недоразумение! Меня здесь быть не должно! Вы ведь…» — «Да-да, я все знаю. И я здесь, чтобы предпринять меры.» — прервал Сергей Сергеич, закрывая за собой двери: «Скажите, мой дорогой, есть ли что-то, что я могу для Вас сделать, пока вы здесь находитесь?» — после этой фразы в глазах штабс-капитана что-то переменилось. Он оглянулся пару раз, чудесным образом спала с него смирительная рубаха, и с шеи стянул он маленький золотой ключик на цепочке: «Ценой всего, чего только возможно, я прошу Вас – сохраните это!» — немного помедлив, штабс-капитан добавил – «Ограничьте доступ к моему имению. Это очень, это очень важно! От этого зависит судьба всего живого на свете!» — ключ наконец оказался в руках Сергея Сергеича, и на губах его заиграла еле заметная ухмылка. Он сжал ключ в руке и, подняв глаза на штабс-капитана, заключил: «Я сделаю все, что в моих силах», — это несказанно обрадовало его товарища – от былого отчаяния не осталось и следа…
Дни в губернии в любое время года всегда такие серые и холодные, что за этой печалью погоды совсем не видно людей. Здесь будто все и вся покрыто непроглядной гладью тумана забвения: ровные дороги, ведущие зачастую в чащу, аккуратно сложенные на европейский лад домишки, имеющие обычно что-нибудь уж точно пропитанное русским духом, мяуканье котов, — все было слишком подозрительно. Вот идешь ты, бывало, совсем один, после долгого рабочего дня уставший, по этим туманным улочкам, а потом бах! А там коты на своем языке тебя и обсуждают! Безобразие одно кругом! Но куда от повседневности денешься? Правильно – никуда ты не денешься, кроме могилы. Там только отдохнуть можно, а в наше время отдых заслужить надобно, именно поэтому все мы в губернии усердно трудимся, чтобы наконец отдохнуть вдоволь. Обычно, ни к какому отдыху работа наша не приводит. Нередко слушок разлетается, мол работают, живут люди самые разные, а потом вдруг хоп! И нет этих людей вовсе. И вроде помнят, говорят о них, а они пропали. И не мертвы, нет-нет! Как сквозь землю-матушку. И даже страшно от этого становится одному везде ходить – мало ли, может, замешано здесь что-то нечистое? Нет, ну а вдруг? А так у нас в губернии очень даже спокойно. Много здесь военных – все наши, ей-Богу! Это ж просто благодать, а не общество! Не каждая губерния, между прочим, может таким похвастаться, а наша – запросто! И даже если кто — то из них пропал – так новые все приезжают. И спится же спокойнее, если знаешь, что по соседству проживает штабс-капитан, комендант, полицмейстер и молодцы служивые. Вот только, хоть и спится спокойнее все равно – утром выходишь на работу, а в округе уже объявления о пропаже висят. Нехорошо это очень. Совсем нехорошо…
Меж тихих улиц на окраине губернии в это время кипела работа лишь в одном доме. Непримечательный с виду, он внутри имел поистине диковинные вещицы: пол из красного дерева, огромные индийские ковры, высокие потолки и прочие детали придавали этому месту величественный вид. В таком доме не мог жить плохой человек, и он тут действительно никогда не жил – все знали штабс-капитана как честного, милосердного, дружелюбного человека. О нем не было никогда и дурных слухов – некому было их распускать. Как же этот прекрасный человек, имеющий из изъянов только страсть к курению, мог вляпаться в такое болото? Ну, мы с вами прекрасно знаем – как же это произошло. Не в мельчайших подробностях, разумеется, но знаем же. И все же на данный момент в доме штабс-капитана был настоящий разгром: повсюду носились люди, посланные нашим знакомым тощим молодым человеком соответственно для сотворения этого разгрома, что вполне логично; все возможные шкафчики были отворены, а содержимое их вывалено на пол; ковры все были перевернуты и сложены поодаль от тех частей паркета, которые они до последнего времени закрывали, вероятно с целью обнаружения скрытого прохода. Со стороны казалось, что все люди здесь были настолько увлечены работой, что могли трудиться без перерыва, но также, возникало ощущение, что все они находятся под гипнозом, даже в состоянии некоторого транса. Наблюдая за течением дела, становилось даже жутко. Рабочие молчали, казалось и не дышали совсем, а просто слепо выполняли поручение, как куклы из мяса и костей. И вот, наконец, входная дверь распахнулась. На улице было пасмурно, как и всегда, и только победная улыбка, появившегося на пороге господина, придавала всему более радостный вид. Чуть помедлив у дверей, словно оценивая перед входом воцарившийся в чужом доме хаос, он вошел внутрь. В этот миг в дверях появился господин комендант – было видно по лицу его, что он бежал и бежал достаточно долго: выглядел он уж очень утомленным. Буквально через минуту все, кто находился в доме, собрались вновь возле лестницы, ведущей на второй этаж. «Я смотрю, Вы времени даром не теряли.» — одобрительно качнул головой господин комендант и улыбаясь, присел на ступеньку, находившуюся чуть выше ступени с механизмом. Ответом господину коменданту стала милейшая улыбка, словно с картины улыбалась сама Джоконда, или белокурый ангел, играющий среди облаков, озарял солнечные небеса своей невинной улыбкой, но глаза нашего господина все еще были подобны ледяным глыбам далекой Антарктиды, казалось иногда – храниться в них что-то такое загадочное, такое непонятное человеческому сознанию, что и желание смотреть в них вдруг исчезало бесследно. Откуда-то из-за пазухи господин достал махонький золотой ключик, тут же принялся отпирать им замки, чтобы наконец-то запустить этот несчастный механизм, который, между прочим, заставил всех изрядно попотеть…
«Я действительно не понимаю по какой причине меня держат здесь. Прошу, поймите же меня, доктор!» — я решил запереть все свои негативные эмоции и взять ситуацию под контроль, ведь неизвестно – сколько еще пробуду в лечебнице. И, похоже, только что мне удалось разжалобить здешнего работника: «Ладно-ладно! Кончайте уже этот спектакль! Принесу я Вам заключение и Вы поймете, почему же сейчас в палате! Только умоляю, замолчите!» — молодой врач вышел из моей комнатушки и через несколько минут явился вновь уже с бумагами. Он протянул их мне и от удивления, казалось, глаза мои выпадут и убегут в лес. Здесь точно было сказано о том, что я имею какое-то непонятное расстройство, проблемы с восприятием реальности, что бредил постоянно и видел дьявола…Но это же точно ложь! «Простите, дорогой доктор, Вы не могли бы, милостивый молодой человек, уважаемый господин…» — «Достаточно! Чего Вы хотите от меня, Господи! Чего, ну что? Спрашивайте быстрее!» — похоже, довел я человека. Но того требуют обстоятельства! Все во имя мира во всем мире! «Кто мог такое обо мне Вам доложить?» — и мне открылась страшная тайна. Мир, которого я желал, вывернулся наизнанку, проглотил меня, пережевал и выплюнул…
Заскрипели стены, задрожал пол, все в доме штабс-капитана рушилось за считанные секунды. Лестница начала складываться в подобие огромных деревянных дверей, крутились шестеренки механизма, крутился и потолок, и совсем скоро все здесь превратилось в подобие ворот невероятных размеров. Все, кто находился в доме на службе, мигом выбежали на улицу или вовсе разбежались по всей губернии, остались стоять возле творения механизма только господин комендант и светловолосый господин, нам прекрасно известные личности. «Пойдемте, господин комендант. Время не станет нас ожидать», — промолвил второй и оба навалились на деревянные ворота. Толчок, еще один, еще — и вот, гробовую тишину пронзил скрип дверей, больше напоминающий жалобный крик. Господа не успели и выдохнуть, как вдруг из пространства за воротами повеяло мертвецким холодом, таким сильным, что он моментально прилип к коже и пронзил насквозь все тело легко одетых господ. «Уф, а Вам не кажется, что-то здесь нечисто?» — господин комендант обхватил себя руками и вжал голову в плечи, видно, он был чувствителен к морозу. «Вы боитесь?» — встречный вопрос заставил щеки великана покрыться румянцем гнева, но он лишь насупился – промолчал. Кто бы на его месте не боялся? Наверное, только тот, кто хорошо знаком с этим жутким местом. Тот, кто здесь живет, например. Хотя, глядя на светловолосого господина, можно было, опять же, подумать, что все механизмы ему уже знакомы, ведь на лице его не было и тени страха. «Что ж, тогда, позвольте откланяться, господин комендант. Я пойду сам.» — вновь не дав спутнику что-нибудь ответить, светловолосый господин скрылся за зловещими воротами, откуда до сих пор веяло холодом. «Тьфу, бес треклятый ты!» — господин комендант поспешил удалиться.
«…Но кто же такой этот светловолосый господин, и какова была его цель?» — он закрывает тетрадь в золотом переплете, откладывает перо в сторону и направляется в спальню. Из знакомой нам табакерки, стоявшей, что странно, на самом чердаке дома его, высовывается черт: «М-да, а вот с «этим» придется повозиться…».
