XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

… Несмотря на все трудности, лодка плыла хорошо, и старик удерживал руль подмышкой. Ему было видно рыбу, и нужно было всего лишь взглянуть на руки и прислониться спиной к корме, чтобы осознать, что всë произошедшее случилось наяву. В какой-то момент, ближе к концу, он почувствовал себя настолько плохо, что у него возникла мысль – а не сон ли это. И потом, когда старик увидел, как рыба выпрыгнула из воды и, прежде чем упасть, без движения зависла в небе, он был уверен, что всë выглядит очень странно, и не мог в это поверить.

Но тогда у него что-то случилось со зрением, хотя сейчас он видел не хуже, чем обычно. Теперь он знал, что и рыба, и его израненные руки и спина – это не сон. Руки заживают быстро, – подумал он. – Крови вытекло достаточно, прочистив раны, а солёная вода залечит их. Тёмная вода настоящего залива – лучшее лекарство. Пока мне стоит лишь сохранять голову ясной. Руки закончили свою работу, да и плывём мы хорошо. Пока у неё рот закрыт, а хвост держится ровно, мы плывём совсем как братья.

Затем в голове стало немного мутнеть, и он подумал: это рыба везёт меня, или я везу её? Если бы я тащил её за собой, то вопросов бы не возникало. Да и если бы рыба была в лодке, растеряв всë своë величие, вопросов бы по-прежнему не было. Но они плыли вместе, связанные бок о бок, и старик подумал: пусть несëт меня, раз уж ей так хочется. Я взял над ней верх только хитростью, а она не желала мне никакого вреда.

Они плыли хорошо, и старик смачивал руки в солёной воде и старался сохранить мысли ясными. По высоким кучевым облакам в небе, над которыми плыли перистые, он понял, что бриз продержится всю ночь. Старик почти не отрывал взгляда от рыбы, чтобы убедиться, что она действительно существует. Тем временем до атаки первой акулы оставался час.

Еë появление не было случайностью. Она поднялась из водных глубин, когда собравшееся тёмное облако крови разошлось по морю на целую милю. Акула поднялась так быстро и безбоязненно, что разбила голубую гладь моря и показалась на солнце. А потом снова опустилась под воду и по запаху крови отправилась вслед за лодкой и рыбой.

Время от времени она теряла след, но находила его снова – или чуяла его отголоски – и быстро и уверенно возвращалась на курс.

Это была очень большая акула-мако (Акула-мако, или серо-голубая акула, – род акул семейства сельдевых акул. – Здесь и далее – прим. перевод.), скроенная так, чтобы плавать как самая быстрая рыба в море, и всë в ней было прекрасно, кроме челюстей. Её спина была такой же синей, как у рыбы-меч, брюхо отливало серебром, а чешуя была гладкой и красивой. Всем своим строением она походила на рыбу-меч, если не считать челюстей, которые сейчас были плотно сжаты, пока она быстро плыла ровно под поверхностью воды, без следов разрезая воду своим высоким спинным плавником. Все восемь рядов зубов за еë плотно сжатыми двойными губами были загнуты внутрь. Они выглядели не как обычные пирамидальные зубы большинства акул, а скорее, как скрюченные навроде звериных когтей человеческие пальцы. Они были почти той же длины, что и пальцы старика, а с обоих боков остротой напоминали лезвие бритвы. Эта рыба была создана питаться всеми остальными рыбами в море, даже теми, чья скорость, сила и данное природой оружие позволяли им не бояться никаких других врагов. И вот теперь она ускорилась, учуяв близкий запах, и её синий плавник взрезал воду.

С первого взгляда на догоняющую их акулу старик понял, что она не боится ничего, и сделает так, как ей вздумается. Не теряя времени, он приготовил гарпун и верёвку, глядя на приближение акулы. Веревка была короткой – не хватало того куска, который он отрезал, чтобы привязать рыбу.

Голова старика была сейчас ясной, и он был полон решимости, хоть и не питал больших надежд. Такая удача не могла продлиться долго, – подумал он. Старик бросил взгляд на огромную рыбу, продолжая наблюдать за подплывающей акулой. И это тоже вполне могло быть сном, – подумал он. Я не могу её отогнать, но, может, получится её достать. Ну что, dentuso (dentuso – зубастый (исп.)), – подумал он, – горе твоей матери.

Акула быстро подплыла с кормы, добравшись до рыбы, и старик увидел открытую пасть и странные глаза и услышал щелканье зубов, когда она ринулась вперед, вцепившись в мясо прямо над хвостом. Её голова высунулась из воды, спина тоже показалась над поверхностью, и старик слышал, как разрывается кожа и плоть большой рыбы, когда он вогнал гарпун в голову акулы, как раз в то место, где линию между её глазами пересекала линия, идущая прямо от носа назад. Вживую таких линий на акуле не было. Была лишь тяжёлая, остроконечная синяя голова, большие глаза и щелкающие, вонзающиеся, всë заглатывающие челюсти. Но именно там находился мозг, и старик попал в него. Он попал в него, изо всей силы вогнав свой добрый гарпун измазанными кровью руками. Он ударил, не питая надежды, но с решимостью, переплетенной с крайней злостью.

Акула перевернулась, и старик увидел её глаз, в котором уже не было жизни, а потом она перевернулась ещё раз, намотав на себя две петли верёвки. Старик знал, что она уже мертва, но акула не желала этого признавать. Взбивая воду хвостом и щëлкая челюстями, она рванула вперëд не хуже моторной лодки. За её бьющимся хвостом вода стала белой, и три четверти её тела аж поднялись над поверхностью моря, когда верёвка туго натянулась, задрожала и – оборвалась. Акула какое-то время тихо лежала на поверхности, и старик смотрел на неё. Потом, очень медленно, тело опустилось вниз.

«Она забрала около сорока фунтов», – сказал старик вслух. А ещё она забрала мой гарпун и всю верёвку, – подумал он, – и теперь из моей рыбы опять идёт кровь, а значит, приплывут и другие.

Он больше не хотел смотреть на искалеченную рыбу. Когда в неё вонзились челюсти акулы, старик словно на себе ощутил их хватку.

Но я убил акулу, которая вцепилась в мою рыбу, – подумал он. – А это была самая большая dentuso, которую я встречал.

И видит Бог, что встречал я огромных.

Такая удача не могла продлиться долго, – снова подумал он. – Всë-таки жаль, что это не сон. Лучше бы я сейчас одиноко лежал в кровати на газетах, и не было бы никакой пойманной рыбы.

«Но ведь человек не создан для поражений, – сказал он. – Человека можно убить, но не победить». Всë же жаль, что я убил рыбу, – подумал он. – Скоро здесь будет очень опасно, а у меня даже гарпуна нет. Dentuso жестокая, умелая, сильная и умная. Но я был умнее. А может, и нет, – подумал он. – Возможно, я просто был лучше вооружён.

«Прекращай думать, старик, – сказал он вслух. – Продолжай плыть по курсу, и будь что будет».

Но я должен думать, – снова пришла мысль. – Это всë, что у меня осталось. Это и бейсбол. Интересно, великому Ди Маджо понравилось бы, как я попал ей прямо в мозг? Да, это не такое уж большое дело. Любой с этим справится. Но может, мои руки были такой же проблемой, как и пяточные шпоры? Я не знаю. У меня никогда не было проблем с пятками, кроме того раза, когда я пошёл плавать и наступил на ската-хвостокола, а он ужалил меня шипом в пятку, парализовав всю нижнюю часть ноги, и это было невыносимо больно.

«Подумай о чем-нибудь хорошем, старик, – сказал он. – С каждой минутой ты ближе к дому. Да и плыть стало легче, когда мы потеряли сорок фунтов».

Он довольно хорошо представлял, что может случиться, когда он попадёт во внутреннюю часть течения. Но сейчас с этим ничего нельзя было поделать.

«Вообще-то можно, – вслух сказал он. – Я могу привязать нож к рукояти одного из вëсел».

Так он и сделал, держа румпель подмышкой и кусок паруса под ногой.

«Итак, – сказал он. – Я всë ещё старик. Но я не безоружен».

Лодка шла отлично под свежим ветром. Он смотрел только на переднюю часть рыбы, и надежда понемногу начала возвращаться.

Глупо не надеяться, – подумал он. – Да и вообще, я считаю, что это грех. Не думай о грехе. Сейчас и без греха немало проблем. К тому же я не разбираюсь, что есть грех, а что нет.

Я в этом не разбираюсь, да и вряд ли я в это верю.

Может, убийство рыбы и было грехом. Наверное, так и есть, хотя я сделал это, чтобы остаться в живых и накормить много народу. Но тогда всë на свете – грех. Хватит думать о грехе. Для этого уже слишком поздно, к тому же есть люди, которым за такие размышления платят. Вот пусть они и думают. Ты родился рыбаком, как и рыба родилась рыбой. Сан Педро (Святой Пëтр (исп.)) был рыбаком, как и отец великого Ди Маджо.

Но ему нравилось размышлять обо всëм, что его касалось, а раз там не было ни какого-нибудь чтива, ни радио, размышлял он много и продолжал думать о грехе. Ты убил рыбу не только чтобы остаться в живых и продать еë, купив на эти деньги еду. Ты убил её из гордости, и потому что ты – рыбак. Ты восхищался ею, пока она была жива, и продолжаешь восхищаться. Если любишь еë, то не будет грехом еë убить. Или это ещё больший грех?

«Ты слишком много думаешь, старик», – сказал он вслух.

Но тебе понравилось то, как ты убил dentuso, – подумал он. – Она так же живëт, убивая рыбу, как и ты. Она не падальщик и не просто прожорливая тварь, как некоторые другие акулы. Она прекрасна, благородна и бесстрашна.

«Я убил еë, защищаясь, – сказал вслух старик. – И убил еë хорошо».

К тому же, – подумал он, – все всех убивают в какой-то мере. Ловля рыбы убивает меня ровно так же, как и помогает выжить. Это мальчик помогает мне выжить, – возразил он сам себе. – Не нужно себя обманывать.

Он перегнулся через борт и оторвал кусок мяса от рыбы там, где акула оставила рану. Старик пожевал его, отметив качество и хороший вкус. Оно было пусть не красным, но твëрдым и сочным, как мясо животного. И оно не было волокнистым, так что на рынке за него точно дали бы высшую цену. Но невозможно было помешать запаху рыбы расходиться по воде, и старик знал, что вскоре ему будет очень сложно.

Ветер продолжал дуть. Он немного отклонился дальше к северо-востоку, что означало, что он ещё долго не спадёт. Старик смотрел вперёд, но там не было видно одного корабля – ни парусов, ни корпуса, ни дыма. Только летучие рыбы, выпрыгивавшие в обе стороны из-под носа его лодки, да жёлтые островки Саргассовых водорослей.

Даже птиц не было.

Он плыл уже два часа, отдыхая на корме и иногда отправляя в рот кусочки мяса марлина, пытаясь отдохнуть и собраться с силами, когда он увидел первую из двух акул.

«Эй», – сказал он вслух. У этого слова нет перевода, и, возможно, это просто звук, который невольно издаёт человек, когда гвоздь проходит сквозь его ладонь и вонзается в дерево.

«Galanos (galano – длиннокрылая серая акула (исп.))», – добавил он. Он увидел и второй плавник, поднимающийся следом за первым, и признал в них широконосых акул по коричневым треугольным плавникам и по размашистым движениям хвоста. Они учуяли запах, и в горячке преследования то и дело теряли и снова находили его, обезумев от голода. Тем не менее, они с каждой минутой были всë ближе.

Старик закрепил парус и заклинил румпель, после чего взял весло с привязанным к нему ножом. Он держал его совсем легко, потому что руки от боли отказывались работать. Он слегка раскрыл и снова сжал ладони, чтобы расслабить их. А потом он крепко перехватил весло, чтобы ладони привыкли к боли и не дрожали, и принялся наблюдать за приближением акул. Теперь ему было видно их широкие, плоские, тупоконечные головы и окаймлённые белой полосой широкие грудные плавники. Это были отвратительные акулы, скверно пахнущие, падальщики и убийцы, готовые от голода укусить и весло, и руль лодки. Это были те самые аулы, которые могли откусить ноги и ласты спящим на поверхности воды черепахам, или, будучи голодными, напасть на человека в воде, даже если он не пах рыбьей кровью или слизью.

«Эй, – повторил старик. – Galanos. Ну, плывите, galanos».

Они подплыли. Но не так, как приплыла та мако. Одна из них повернулась и ушла под корпус лодки, и старик почувствовал, как лодка задрожала, когда акула дёрнула и потянула за рыбу. Вторая наблюдала за стариком узкими жёлтыми глазами, а потом рванула вперёд с раскрытым полумесяцем пасти и вцепилась в рыбу там, где уже зияла рана. На её коричневой голове и спине чётко показалась линия там, где головной мозг соединялся со спинным, и старик вонзил нож на весле прямо в это соединение, потом вытянул его и снова всадил, теперь уже в жёлтый кошачий глаз.

Акула отцепилась от рыбы и плавно пошла ко дну, умирая, но проглотив всë, что успела откусить.

Лодка по-прежнему тряслась от того, как другая акула пожирала рыбу, и старик открепил парус, чтобы лодка могла развернуться бортом, показав акулу. Увидев её, старик перегнулся через борт и ударил её ножом. Он попал только в мясо, шкура была настолько твёрдой, что нож едва её пробил. От удара заныли не только ладони, но даже плечо. Но акула вынырнула на поверхность, подняв голову, и старик ударил её прямо в центр плоской головы, когда она снова набросилась на рыбу. Старик вытащил лезвие и снова ударил её в то же самое место. Она всë ещё висела на рыбе, сжав челюсти, и старик вонзил ей нож в левый глаз. Она так и не отцепилась.

«Нет?» – сказал старик и воткнул клинок между позвоночником и мозгом. Теперь это было легко, и он почувствовал, что перерубил хрящ. Старик развернул весло и воткнул лопасть между челюстей акулы, разжимая их. Он повернул лопасть и, когда акула вяло отвалилась, сказал: «Иди, galano. Вниз, на целую милю. Иди, повидай своего дружка. Или это была твоя мать?»

Старик вытер лезвие ножа и положил весло. Потом он поднял парус, и когда ветер его наполнил, вернул лодку на курс.

«Похоже, они откусили целую четверть, причём, лучшее мясо, – сказал он вслух. – Жаль, что это всë-таки не сон, и я поймал эту рыбу. Прости меня за это, рыба. Теперь всë идёт не так». Он замолчал и больше не хотел смотреть на рыбу. Обескровленная и выполощенная, она была цвета серебра на задней поверхности зеркала, но еë полосы всë ещё были видны.

«Мне не следовало заходить так далеко, рыба. Ни ради меня, ни ради тебя. Прости меня».

Итак, – сказал он себе. – Проверь крепление ножа, не перерезаны ли петли. И приведи руки в порядок, потому что будут и ещё гости.

«Жаль, что у меня нет точильного камня», – сказал старик, проверив петли на рукояти весла.

«Надо было взять его». Надо было взять с собой много чего, – добавил он про себя. – Но ты всë это не взял, старик. А сейчас нет времени думать о том, чего у тебя нет. Подумай, что можно сделать с тем, что есть.

«Не скуп ты на советы, – сказал он вслух. – Я уже устал от этого».

Когда лодка поплыла вперëд, старик снова прижал румпель подмышкой и ополоснул руки в воде.

«Бог знает, сколько отхватила эта последняя», – сказал он.

«Но лодка сейчас гораздо легче». Он не хотел думать об изуродованном брюхе рыбы. Он знал, что каждый из тычков акулы об лодку означал оторванный кусок мяса, и что рыба теперь оставляла для акул след шириною с шоссе.

Такая рыба могла бы прокормить человека целую зиму, – подумал он. – Не думай об этом. Просто отдыхай и попробуй привести руки в порядок, чтобы защитить то, что от неë ещё осталось. Запах крови от моих рук – ничто, по сравнению с тем, что сейчас расходится по воде. К тому же, не так уж они и кровоточат. Нет ни одного серьëзного пореза. А кровотечение может спасти от судорог.

О чëм бы сейчас поразмышлять? – подумал он. – Ни о чëм. Ты должен ни о чëм не думать и ждать следующих акул. Как же всë-таки жаль, что это не сон. Но кто знает? Может, всë ещё получится.

Следующая акула была одна, и тоже из породы широконосых. Она подобралась как свинья к кормушке, если бы у свиньи был рот такой, что человек мог засунуть в него голову. Старик подождал, пока она вцепится в рыбу, и вонзил нож на весле прямо ей в мозг. Но акула дёрнулась назад, переворачиваясь, и лезвие ножа переломилось.

Старик сел у руля. Он даже не стал смотреть, как большая акула медленно тонет в воде, становясь всë меньше и меньше, превращаясь в совсем крошечную. Это зрелище всегда завораживало старика. Но сейчас он даже не взглянул в ту сторону.

«Так, у меня есть багор, – сказал он. – Но он сейчас ни к чему. Еще есть два весла, румпель и короткая дубинка».

Он снова смочил руки в воде. Приближался вечер, и он не видел ничего, кроме моря и неба. Ветер усилился, и вскоре у старика появилась надежда, что он увидит землю.

«Ты устал, старик, – сказал он. – Устал изнутри».

Акулы не тревожили его почти до самого захода солнца.

Старик увидел коричневые плавники, идущие по тому широкому следу, который рыба, наверное, оставляла в воде. Они даже не рыскали. Они плыли бок о бок, чëтко следуя за лодкой.

Он заклинил румпель, закрепил парус и потянулся под корму за дубинкой. Это была отпиленная рукоятка сломанного весла около двух с половиной футов длиной. Пользоваться ею можно было только одной рукой из-за формы рукояти, и он ухватил её правой рукой, сжимая и разжимая ладонь и наблюдая за приближением акул. Они обе были galanos.

Нужно дать первой хорошенько ухватиться, а потом врезать ей по кончику носа или прямо по голове, – подумал он.

Акулы приблизились, и когда он увидел, как та, которая была ближе, распахнула пасть и погрузила челюсти в серебристый бок рыбы, он высоко поднял дубинку и с треском опустил её прямо на широкую голову акулы. Он почувствовал упругую твёрдость, когда дубинка опустилась. Но ещё он почувствовал сопротивление кости и снова сильно ударил акулу по кончику носа, когда она соскользнула с рыбы.

Вторая акула то появлялась, то исчезала, и сейчас снова появилась с широко раскрытой пастью. Когда она врезалась в рыбу и сомкнула челюсти, старик увидел кусочки белого мяса рыбы, приставшие к уголкам её пасти. Он замахнулся и ударил её по голове, но акула только взглянула на него и оторвала кусок мяса. Старик снова замахнулся на неё дубинкой, но попал только по тяжёлой твердой упругости, когда акула отплыла, чтобы проглотить оторванный кусок.

«Давай, galano, – сказал старик. – Подходи ещё разок».

Акула подплыла рывком, и как только она сомкнула челюсти, он ударил снова. Старик замахнулся насколько мог, и удар получился тяжёлый. В этот раз он почувствовал, что дубинка попала по кости у самого основания головы, и он ударил снова в то же место, пока акула вяло отрывала мясо и отваливалась от рыбы.

Старик смотрел, не появится ли она снова, но ни одна из акул не показались. Потом он увидел одну, плавающую кругами на поверхности. Плавник второй он так и не увидел.

Вряд ли я мог их убить, – подумал он. – В своë время я бы смог. Хотя я задал им жару и покалечил обеих. Будь у меня возможность взяться за дубинку обеими руками, уж первую я бы точно убил. Даже сейчас, – подумал он.

Он не хотел смотреть на рыбу. Он знал, что от неё осталась едва половина. Солнце успело зайти, пока он отбивался от акул.

«Скоро стемнеет, – сказал он. – И тогда должно показаться сияние от огней Гаваны… А если я заплыл слишком далеко к востоку, то увижу огни одного из новых пляжей».

Вряд ли я сейчас слишком далеко, – подумал он. – Надеюсь, никто обо мне не беспокоился. Хотя, конечно, только мальчик и мог беспокоиться. Но я уверен, что он бы не волновался. Многие рыбаки постарше будут беспокоиться. И многие другие тоже, – подумал он. – Я живу в хорошем городе.

У него больше не получалось разговаривать с рыбой, слишком уж она была изуродована. Но ему на ум пришло кое-что ещё.

«Эй, половинка рыбы, – сказал он. – То, кем ты была. Прости, что я заплыл так далеко. Я покалечил нас обоих. Но мы убили много акул, мы с тобой, а многих искалечили. Скольких ты убила, старина? У тебя ведь не просто так на голове это копьë».

Ему понравилось размышлять о рыбе и о том, что бы она сделала с акулами, будь она на свободе. Мне стоило бы отрубить это копьё, чтобы сражаться с ними, – подумал он. Но тогда у него не было топорика, а теперь ещё и ножа.

А вот если бы отрубил, да ещё и привязал к рукояти весла, ох и оружие было бы. Тогда мы могли бы сражаться вместе. А что ты сейчас сделаешь, если они придут ночью? Что ты сможешь сделать?

«Сражаться, – сказал он. – Сражаться с ними, пока не умру».

Но ночь опустилась, а никаких огней так и не было видно, только ветер и ровно надутый парус, и ему почудилось, что он уже мëртв.

Он сложил руки вместе и сжал ладони. Они точно не были мертвы, и живительная боль пришла, стоило лишь их сжать и разжать. Он облокотился на корму и понял, что ещё жив. Его плечи сказали ему об этом.

Надо прочесть все те молитвы, которые я обещал, если поймаю рыбу, – подумал он. – Но сейчас я слишком устал. Лучше возьму-ка я мешок и накрою плечи.

Он лежал на корме, рулил и ждал появления свечения в небе. У меня ещё половина рыбы, – подумал он. – Может, всë сложится удачно, и я привезу хотя бы половину. Должна же мне улыбнуться удача. Нет, – сказал он. – Всю удачу ты потратил, когда уплыл так далеко.

«Не глупи, – сказал он вслух. – Не спи и продолжай рулить. Ты ещё можешь поймать её за хвост».

«Будь где-то место, где её продают, я бы прикупил себе немного», – сказал он.

А на что бы я её купил? – спросил он себя. – Можно за неë отдать потерянный гарпун, сломанный нож и две израненные руки?

«А почему бы и нет, – сказал он. – Ты же пытался её купить за восемьдесят четыре дня в море. И её тебе чуть было не продали».

Нельзя думать о чепухе, – подумал он. – Удача выглядит по-разному, и кто может её узнать? Хотя я бы взял любую, и заплатил сколько попросят. Увидеть бы уже свечение огней, – подумал он. – Я слишком многого хочу. Но вот сейчас я хочу именно этого. Он попробовал поудобнее устроиться у руля, и по всколыхнувшейся боли понял, что всë ещё жив.

Где-то около десяти вечера он увидел отражённое сияние огней города. Поначалу они были едва заметными, не ярче света в небе, который бывает перед восходом луны. А потом уже были ясно видны над неспокойным от усилившегося ветра океаном.

Он направил лодку к свечению и подумал, что вот теперь, совсем скоро, он доберётся до края течения.

Вот и всë, – подумал он. – Возможно, они опять меня достанут. Но что может сделать против них один человек без оружия и в полной темноте?

Он окоченел, всë тело ломило, и все раны и напряжëнные мышцы болели от ночного холода. Надеюсь, мне больше не придётся с ними биться, – подумал он.

Я так на это надеюсь.

Но к полуночи ему снова пришлось отбиваться от акул, и на этот раз он знал, что борьба бесполезна. Они пришли целой стаей, и он видел только линии от плавников в воде и их свечение, когда они бросались на рыбу. Он бил дубинкой по головам и слышал лязганье челюстей, и чувствовал, как раскачивалась лодка, когда они хватали рыбу внизу. Он отчаянно бил по тому, что мог только ощущать и слышать, и почувствовал, как что-то схватило дубинку, и вот он остался без неë.

Он оторвал румпель у руля и бил и колотил им, держа его обеими руками и опуская снова и снова. Но теперь они были уже и у носа, и бросались одна за другой и все вместе, отрывая куски мяса, которое отсвечивало под водой, когда они разворачивались и возвращались ещё и ещё.

Одна, в конце концов, ухватилась за саму голову, и он понял, что это конец. Он ударил акулу румпелем по голове, когда её челюсти застряли в твёрдой и не желающей отрываться голове рыбы. Он ударил снова и снова, и снова. Услышав, как сломался румпель, он замахнулся расколотой рукояткой. Он почувствовал, как она вошла в плоть, и поняв, что осколок достаточно острый, вогнал её ещё раз. Акула расцепила челюсти и отвалилась. Это была последняя акула из пришедшей стаи. Больше им нечего было есть.

Старик едва мог дышать и чувствовал странный привкус во рту. Привкус меди и чего-то сладкого, и на мгновение он испугался этого. Но это длилось недолго.

Он сплюнул в океан и сказал: «Подавитесь этим, galanos. И вообразите себе, что вы убили человека».

… The skiff was sailing well considering the handicaps and he steered with the tiller under his arm. He could see the fish and he had only to look at his hands and feel his back against the stern to know that this had truly happened and was not a dream. At one time when he was feeling so badly toward the end, he had thought perhaps it was a dream. Then when he had seen the fish come out of the water and hang motionless in the sky before he fell, he was sure there was some great strangeness and he could not believe it.

Then he could not see well, although now he saw as well as ever. Now he knew there was the fish and his hands and back were no dream. The hands cure quickly, he thought. I bled them clean and the salt water will heal them. The dark water of the true gulf is the greatest healer that there is. All I must do is keep the head clear. The hands have done their work and we sail well. With his mouth shut and his tail straight up and down we sail like brothers. Then his head started to become a little unclear and he thought, is he bringing me in or am I bringing him in? If I were towing him behind there would be no question. Nor if the fish were in the skiff, with all dignity gone, there would be no question either. But they were sailing together lashed side by side and the old man thought, let him bring me in if it pleases him.

I am only better than him through trickery and he meant me no harm.

They sailed well and the old man soaked his hands in the salt water and tried to keep his head clear. There were high cumulus clouds and enough cirrus above them so that the old man knew the breeze would last all night. The old man looked at the fish constantly to make sure it was true. It was an hour before the first shark hit him.

The shark was not an accident. He had come up from deep down in the water as the dark cloud of blood had settled and dispersed in the mile deep sea. He had come up so fast and absolutely without caution that he broke the surface of the blue water and was in the sun. Then he fell back into the sea and picked up the scent and started swimming on the course the skiff and the fish had taken.

Sometimes he lost the scent. But he would pick it up again, or have just a trace of it, and he swam fast and hard on the course. He was a very big Mako shark built to swim as fast as the fastest fish in the sea and everything about him was beautiful except his jaws. His back was as blue as a sword fish’s and his belly was silver and his hide was smooth and handsome. He was built as a sword fish except for his huge jaws which were tight shut now as he swam fast, just under the surface with his high dorsal fin knifing through the water without wavering. Inside the closed double lip of his jaws all of his eight rows of teeth were slanted inwards. They were not the ordinary pyramid-shaped teeth of most sharks. They were shaped like a man’s fingers when they are crisped like claws. They were nearly as long as the fingers of the old man and they had razor-sharp cutting edges on both sides. This was a fish built to feed on all the fishes in the sea, that were so fast and strong and well armed that they had no other enemy. Now he speeded up as he smelled the fresher scent and his blue dorsal fin cut the water.

When the old man saw him coming he knew that this was a shark that had no fear at all and would do exactly what he wished. He prepared the harpoon and made the rope fast while he watched the shark come on. The rope was short as it lacked what he had cut away to lash the fish.

The old man’s head was clear and good now and he was full of resolution but he had little hope. It was too good to last, he thought. He took one look at the great fish as he watched the shark close in. It might as well have been a dream, he thought. I cannot keep him from hitting me but maybe I can get him. Dentuso, he thought. Bad luck to your mother.

The shark closed fast astern and when he hit the fish the old man saw his mouth open and his strange eyes and the clicking chop of the teeth as he drove forward in the meat just above the tail. The shark’s head was out of water and his back was coming out and the old man could hear the noise of skin and flesh ripping on the big fish when he rammed the harpoon down onto the shark’s head at a spot where the line between his eyes intersected with the line that ran straight back from his nose. There were no such lines. There was only the heavy sharp blue head and the big eyes and the clicking, thrusting all-swallowing jaws. But that was the location of the brain and the old man hit it. He hit it with his blood mushed hands driving a good harpoon with all his strength. He hit it without hope but with resolution and complete malignancy.

The shark swung over and the old man saw his eye was not alive and then he swung over once again, wrapping himself in two loops of the rope. The old man knew that he was dead but the shark would not accept it. Then, on his back, with his tail lashing and his jaws clicking, the shark plowed over the water as a speedboat does. The water was white where his tail beat it and three-quarters of his body was clear above the water when the rope came taut, shivered, and then snapped. The shark lay quietly for a little while on the surface and the old man watched him. Then he went down very slowly.

»He took about forty pounds,» the old man said aloud. He took my harpoon too and all the rope, he thought, and now my fish bleeds again and there will be others.

He did not like to look at the fish anymore since he had been mutilated. When the fish had been hit it was as though he himself were hit.

But I killed the shark that hit my fish, he thought. And he was the biggest dentuso that I have ever seen.

And God knows that I have seen big ones.

It was too good to last, he thought. I wish it had been a dream now and that I had never hooked the fish and was alone in bed on the newspapers.

»But man is not made for defeat,» he said. »A man can be destroyed but not defeated.» I am sorry that I killed the fish though, he thought. Now the bad time is coming and I do not even have the harpoon. The dentuso is cruel and able and strong and intelligent. But I was more intelligent than he was. Perhaps not, he thought. Perhaps I was only better armed.

»Don’t think, old man,» he said aloud. »Sail on this course and take it when it comes.

But I must think, he thought. Because it is all I have left. That and baseball. I wonder how the great DiMaggio would have liked the way I hit him in the brain? It was no great thing, he thought. Any man could do it. But do you think my hands were as great a handicap as the bone spurs? I cannot know. I never had anything wrong with my heel except the time the sting ray stung it when I stepped on him when swimming and paralyzed the lower leg and made the unbearable pain.

»Think about something cheerful, old man,» he said. »Every minute now you are closer to home. You sail lighter for the loss of forty pounds.»

He knew quite well the pattern of what could happen when he reached the inner part of the current. But there was nothing to be done now.

»Yes there is,» he said aloud. »I can lash my knife to the butt of one of the oars.»

So he did that with the tiller under his arm and the sheet of the sail under his foot.

»Now,» he said. »I am still an old man. But I am not unarmed.»

The breeze was fresh now and he sailed on well. He watched only the forward part of the fish and some of his hope returned.

It is silly not to hope, he thought. Besides I believe it is a sin. Do not think about sin, he thought. There are enough problems now without sin. Also I have no understanding of it.

I have no understanding of it and I am not sure that I believe in it.

Perhaps it was a sin to kill the fish. I suppose it was even though I did it to keep me alive and feed many people. But then everything is a sin. Do not think about sin. It is much too late for that and there are people who are paid to do it. Let them think about it. You were born to be a fisherman as the fish was born to be a fish. San Pedro was a fisherman as was the father of the great DiMaggio.

But he liked to think about all things that he was involved in and since there was nothing to read and he did not have a radio, he thought much and he kept on thinking about sin. You did not kill the fish only to keep alive and to sell for food, he thought. You killed him for pride and because you are a fisherman. You loved him when he was alive and you loved him after. If you love him, it is not a sin to kill him. Or is it more?

»You think too much, old man,» he said aloud.

But you enjoyed killing the dentuso, he thought. He lives on the live fish as you do. He is not a scavenger nor just a moving appetite as some sharks are. He is beautiful and noble and knows no fear of anything.

»I killed him in self-defense,» the old man said aloud. »And I killed him well.»

Besides, he thought, everything kills everything else in some way. Fishing kills me exactly as it keeps me alive. The boy keeps me alive, he thought. I must not deceive myself too much.

He leaned over the side and pulled loose a piece of the meat of the fish where the shark had cut him. He chewed it and noted its quality and its good taste. It was firm and juicy, like meat, but it was not red. There was no stringiness in it and he knew that it would bring the highest price In the market. But there was no way to keep its scent out of the water and the old man knew that a very had time was coming.

The breeze was steady. It had backed a little further into the north-east and he knew that meant that it would not fall off. The old man looked ahead of him but he could see no sails nor could he see the hull nor the smoke of any ship. There were only the flying fish that went up from his bow sailing away to either side and the yellow patches of Gulf weed.

He could not even see a bird.

He had sailed for two hours, resting in the stern and sometimes chewing a bit of the meat from the marlin, trying to rest and to be strong, when he saw the first of the two sharks.

»Ay,» he said aloud. There is no translation for this word and perhaps it is just a noise such as a man might make, involuntarily, feeling the nail go through his hands and into the wood.

»Galanos,» he said aloud. He had seen the second fin now coming up behind the first and had identified them as shovel-nosed sharks by the brown, triangular fin and the sweeping movements of the tail. They had the scent and were excited and in the stupidity of their great hunger they were losing and finding the scent in their excitement. But they were closing all the time.

The old man made the sheet fast and jammed the tiller. Then he took up the oar with the knife lashed to it. He lifted it as lightly as he could because his hands rebelled at the pain. Then he opened and closed them on it lightly to loosen them. He closed them firmly so they would take the pain now and would not flinch and watched the sharks come. He could see their wide, flattened, shovel-pointed heads now and their white tipped wide pectoral fins. They were hateful sharks,bad smelling, scavengers as well as killers, and when they were hungry they would bite at an oar or the rudder of a boat. It was these sharks that would cut the turtles’ legs and flippers off when the turtles were asleep on the surface, and they would hit a man in the water, if they were hungry, even if the man had no smell of fish blood nor of fish slime on him.

»Ay,» the old man said. »Galanos. Come on galanos.»

They came. But they did not come as the Mako had come. One turned and went out of sight under the skiff and the old man could feel the skiff shake as he jerked and pulled on the fish. The other watched the old man with his slitted yellow eyes and then came in fast with his half circle of jaws wide to hit the fish where he had already been bitten. The line showed clearly on the top of his brown head and back where the brain joined the spinal cord and the old man drove the knife on the oar into the juncture, withdrew it, and drove it in again into the shark’s yellow cat-like eyes.

The shark let go of the fish and slid down, swallowing what he had taken as he died.

The skiff was still shaking with the destruction the other shark was doing to the fish and the old man let go the sheet so that the skiff would swing broadside and bring the shark out from under. When he saw the shark he leaned over the side and punched at him. He hit only meat and the hide was set hard and he barely got the knife in. The blow hurt not only his hands but his shoulder too. But the shark came up fast with his head out and the old man hit him squarely in the center of his flat-topped head as his nose came out of water and lay against the fish. The old man withdrew the blade and punched the shark exactly in the same spot again. He still hung to the fish with his jaws hooked and the old man stabbed him in his left eye. The shark still hung there.

»No?» the old man said and he drove the blade between the vertebrae and the brain. It was an easy shot now and he felt the cartilage sever. The old man reversed the oar and put the blade between the shark’s jaws to open them. He twisted the blade and as the shark slid loose he said, »Go on, galano. Slide down a mile deep. Go see your friend, or maybe it’s your mother.»

The old man wiped the blade of his knife and laid down the oar. Then he found the sheet and the sail filled and he brought the skiff onto her course.

»They must have taken a quarter of him and of the best meat,» he said aloud. »I wish it were a dream and that I had never hooked him. I’m sorry about it, fish. It makes everything wrong.» He stopped and he did not want to look at the fish now. Drained of blood and awash he looked the colour of the silver backing of a mirror and his stripes still showed.

»I shouldn’t have gone out so far, fish,» he said. »Neither for you nor for me. I’m sorry, fish.»

Now, he said to himself. Look to the lashing on the knife and see if it has been cut. Then get your hand in order because there still is more to come.

»I wish I had a stone for the knife,» the old man said after he had checked the lashing on the oar butt.

»I should have brought a stone.» You should have brought many things, he thought. But you did not bring them, old man. Now is no time to think of what you do not have. Think of what you can do with what there is.

»You give me much good counsel,» he said aloud. »I’m tired of it.»

He held the tiller under his arm and soaked both his hands in the water as the skiff drove forward.

»God knows how much that last one took,» he said.

»But she’s much lighter now.» He did not want to think of the mutilated under-side of the fish. He knew that each of the jerking bumps of the shark had been meat torn away and that the fish now made a trail for all sharks as wide as a highway through the sea.

He was a fish to keep a man all winter, he thought Don’t think of that. Just rest and try to get your hands in shape to defend what is left of him. The blood smell from my hands means nothing now with all that scent in the water. Besides they do not bleed much. There is nothing cut that means anything. The bleeding may keep the left from cramping.

What can I think of now? he thought. Nothing. I must think of nothing and wait for the next ones. I wish it had really been a dream, he thought. But who knows? It might have turned out well.

The next shark that came was a single shovelnose. He came like a pig to the trough if a pig had a mouth so wide that you could put your head in it. The old man let him hit the fish and then drove the knife on the oar don into his brain. But the shark jerked backwards as he rolled and the knife blade snapped.

The old man settled himself to steer. He did not even watch the big shark sinking slowly in the water, showing first life-size, then small, then tiny. That always fascinated the old man. But he did not even watch it now.

»I have the gaff now,» he said. »But it will do no good. I have the two oars and the tiller and the short club.»

Now they have beaten me, he thought. I am too old to club sharks to death. But I will try it as long as I have the oars and the short club and the tiller.

He put his hands in the water again to soak them. It was getting late in the afternoon and he saw nothing but the sea and the sky. There was more wind in the sky than there had been, and soon he hoped that he would see land.

»You’re tired, old man,» he said. »You’re tired inside.»

The sharks did not hit him again until just before sunset.

The old man saw the brown fins coming along the wide trail the fish must make in the water. They were not even quartering on the scent. They were headed straight for the skiff swimming side by side.

He jammed the tiller, made the sheet fast and reached under the stem for the club. It was an oar handle from a broken oar sawed off to about two and a half feet in length. He could only use it effectively with one hand because of the grip of the handle and he took good hold of it with his right hand, flexing his hand on it, as he watched the sharks come. They were both galanos.

I must let the first one get a good hold and hit him on the point of the nose or straight across the top of the head, he thought.

The two sharks closed together and as he saw the one nearest him open his jaws and sink them into the silver side of the fish, he raised the club high and brought it down heavy and slamming onto the top of the shark’s broad head. He felt the rubbery solidity as the club came down. But he felt the rigidity of bone too and he struck the shark once more hard across the point of the nose as he slid down from the fish.

The other shark had been in and out and now came in again with his jaws wide. The old man could see pieces of the meat of the fish spilling white from the corner of his jaws as he bumped the fish and closed his jaws. He swung at him and hit only the head and the shark looked at him and wrenched the meat loose. The old man swung the club down on him again as he slipped away to swallow and hit only the heavy solid rubberiness.

»Come on, galano,» the old man said. »Come in again.»

The shark came in a rush and the old man hit him as he shut his jaws. He hit him solidly and from as high up as he could raise the club.

This time he felt the bone at the base of the brain and he hit him again in the same place while the shark tore the meat loose sluggishly and slid down from the fish.

The old man watched for him to come again but neither shark showed. Then he saw one on the surface swimming in circles. He did not see the fin of the other.

I could not expect to kill them, he thought. I could have in my time. But I have hurt them both badly and neither one can feel very good. If I could have used a bat with two hands I could have killed the first one surely. Even now, he thought.

He did not want to look at the fish. He knew that half of him had been destroyed. The sun had gone down while he had been in the fight with the sharks.

»It will be dark soon,» he said. »Then I should see the glow of Havana… If I am too far to the eastward I will see the lights of one of the new beaches.»

I cannot be too far out now, he thought. I hope no one has been too worried. There is only the boy to worry, of course. But I am sure he would have confidence. Many of the older fishermen will worry. Many others too, he thought. I live in a good town.

He could not talk to the fish anymore because the fish had been ruined too badly. Then something came into his head.

»Half fish,» he said. »Fish that you were. I am sorry that I went too far out. I ruined us both. But we have killed many sharks, you and I, and ruined many others. How many did you ever kill, old fish? You do not have that spear on your head for nothing.»

He liked to think of the fish and what he could do to a shark if he were swimming free. I should have chopped the bill off to fight them with, he thought. But there was no hatchet and then there was no knife.

But if I had, and could have lashed it to an oar butt, what a weapon. Then we might have fought them together. What will you do now if they come in the night? What can you do?

»Fight them,» he said. »I’ll fight them until I die.»

But in the dark now and no glow showing and no lights and only the wind and the steady pull of the sail he felt that perhaps he was already dead.

He put his two hands together and felt the palms. They were not dead and he could bring the pain of life by simply opening and closing them. He leaned his back against the stern and knew he was not dead. His shoulders told him.

I have all those prayers I promised if I caught the fish, he thought. But I am too tired to say them now. I better get the sack and put it over my shoulders.

He lay in the stern and steered and watched for the glow to come in the sky. I have half of him, he thought. Maybe I’ll have the luck to bring the forward half in. I should have some luck. No, he said. You violated your luck when you went too far outside.

»Don’t be silly,» he said aloud. »And keep awake and steer. You may have much luck yet.»

»I’d like to buy some if there’s any place they sell it,» he said.

What could I buy it with? he asked himself. Could I buy it with a lost harpoon and a broken knife and two bad hands?

»You might,» he said. »You tried to buy it with eighty-four days at sea. They nearly sold it to you too.»

I must not think nonsense, he thought. Luck is a thing that comes in many forms and who can recognize her? I would take some though in any form and pay what they asked. I wish I could see the glow from the lights, he thought. I wish too many things. But that is the thing I wish for now. He tried to settle more comfortably to steer and from his pain he knew he was not dead.

He saw the reflected glare of the lights of the city at what must have been around ten o’clock at night. They were only perceptible at first as the light is in the sky before the moon rises. Then they were steady to see across the ocean which was rough now with the increasing breeze. He steered inside of the glow and he thought that now, soon, he must hit the edge of the stream.

Now it is over, he thought. They will probably hit me again. But what can a man do against them in the dark without a weapon?

He was stiff and sore now and his wounds and all of the strained parts of his body hurt with the cold of the night. I hope I do not have to fight again, he thought.

I hope so much I do not have to fight again.

But by midnight he fought and this time he knew the fight was useless. They came in a pack and he could only see the lines in the water that their fins made and their phosphorescence as they threw themselves on the fish. He clubbed at heads and heard the jaws chop and the shaking of the skiff as they took hold below. He clubbed desperately at what he could only feel and hear and he felt something seize the club and it was gone.

He jerked the tiller free from the rudder and beat and chopped with it, holding it in both hands and driving it down again and again. But they were up to the bow now and driving in one after the other and together, tearing off the pieces of meat that showed glowing below the sea as they turned to come once more.

One came, finally, against the head itself and he knew that it was over. He swung the tiller across the shark’s head where the jaws were caught in the heaviness of the fish’s head which would not tear. He swung it once and twice and again. He heard the tiller break and he lunged at the shark with the splintered butt. He felt it go in and knowing it was sharp he drove it in again. The shark let go and rolled away. That was the last shark of the pack that came. There was nothing more for them to eat.

The old man could hardly breathe now and he felt a strange taste in his mouth. It was coppery and sweet and he was afraid of it for a moment. But there was not much of it.

He spat into the ocean and said, »Eat that, galanos. And make a dream you’ve killed a man.»