XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Я росла задорною девчонкой, 

Хохотушкой и не знала бед. 

Только «пробирало до печёнки», 

Если выходил гулять сосед. 

Мы с подружками смолкали сразу, 

Он же, ковыляя, проходил, 

И шептали вслед: «Ой, он одноглазый, 

Страшный-то какой, как крокодил!». 

Как-то раз на лавочке сидели, 

Ели мы конфеты и смеялись от души. 

С нами веселились и галдели 

Братья, сёстры – наши малыши. 

Даже не заметили, что рядом 

Сел сосед и руку протянул. 

Показалось, будто своим взглядом 

Всю планету он перевернул. 

И сказал: «Я тоже был мальчишкой, 

Хохотал, с девчонками дружил, 

Так же, как и вы, читал я книжки 

Во дворе всё время проводил. 

Двадцать первого исполнилось пятнадцать, 

Первый раз гулял я допоздна. 

А двадцать второго собираться 

Начала на Битву вся страна. 

Я сбежал на Фронт тогда с друзьями, 

Воевал как взрослый, убивал. 

Где-то за лесами и полями 

Роковой остался перевал. 

Там впервые надсадил я спину, 

Но молчал и рвался лишь вперёд. 

Я дошёл, девчонки, до Берлина, 

Поменяв уже десятый взвод. 

Где опять «рвануло», помню плохо, 

Видел отлетевший свой сапог, 

И ещё, как друг мой, Серёга, 

На себе тогда меня волок.» 

Я орал: «Давай, прибавь ты шагу, 

Всё равно не умереть в бою. 

Ведь хочу я знамя над Рейхстагом 

Сам поднять за Родину свою!» 

Дальше – темнота, когда очнулся 

Все кричали что-то невпопад. 

Я лишь на кровати повернулся 

И смотрел на радостных солдат. 

Вспомнил сразу про свою я спину 

И от боли громко закричал, 

Потому что всё наполовину 

Видел или просто замечал». 

Наш сосед штанину тихо поднял, 

Постучал о землю костылём 

И добавил: «Я, девчонки, понял, 

Для чего на свете мы живём: 

Чтоб смеялись звонко наши дети, 

Чтоб могли конфеты покупать , 

Чтобы никого больше на свете 

На войну не провожала мать. 

Чтобы жили все в тепле, уюте, 

Чтоб никто войны уже не знал, 

Только, я прошу – не позабудьте, 

Кто вам эту жизнь отвоевал!». 

Мы притихли, встал он очень гордо, 

Помолчав лишь несколько минут. 

На прощание сказал нам твёрдо: 

«Дядей Гришею меня зовут». 

Почему-то мы тогда смутились, 

Не сказав соседу ничего. 

Только видели, как слёзы покатились 

Из оставшегося глаза у него…