XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Лучи утреннего солнца пробивались сквозь щели в крыше, пахло душистым сеном. Лена сладко потянулась и открыла глаза. Давно она не спала так крепко. Давно…

Фашисты пришли в деревню сразу после начала войны. Поселились в их родном доме, выгнав всю большую семью в барак с протекавшей крышей и огромными щелями в стенах. Забрали все запасы еды, зерно, скотину, оставив их выживать, собирая в лесу грибы, ягоды, коренья. Фашисты часто сидели на крылечке и с аппетитом уплетали картошку с мясом, а одуревшие от голода дети смотрели им в рот, глотая слюни. Иногда им бросали хлеб, который ребята бережно приносили домой, а мать делила поровну на всех.

Лена рано поняла, что такое война и что такое сиротское детство. Отец был партизаном, и его убили фашисты. Потом застрелили и мать. Дети остались одни в своем доме-бараке. Лена была единственной девочкой среди одиннадцати детей, самой младшей, самой любимой. Братья, как могли, заботились о ней. Но однажды Лену все-таки забрали, посадили на поезд, потом долго-долго куда-то везли в тесном и душном вагоне. На станции ее и других детей определили в лагерь и посадили за колючую проволоку. Детство кончилось…

Началась лагерная жизнь. Еды и воды не давали совсем. Дети, маленькие, голодные, раздавленные взрослым горем, выживали как могли: они съели всю траву, все корешки на огромном участке. Спали в бараках на полочках. Даже не спали, а ютились, как птички, прижимаясь друг к другу, чтобы сохранить тепло в истощённых маленьких тельцах. Лене в то время было уже восемь лет, и ее назначили на должность собирателя трупов. Леночка, маленькая, худенькая, прозрачная от голода и холода, ходила по участку и стаскивала к печам тела умерших детей, вернее, то, что от них осталось: кожу да кости. Зато за такую работу ей выдавали воду в консервной банке с размешанной там ложкой муки. Сжимая эту банку истощёнными ручками Леночка испытывала невероятное счастье.

— Еда, — шептала, даже не говорила, девочка. – Как это здорово – что-нибудь съесть. В глазах загорался живой огонёк, и щёчки как будто покрывал румянец.

Однажды всех детей из их барака повели куда-то. Лена в то время уже еле передвигалась и шла последней. Силы были на исходе. Вдруг откуда-то донесся ароматнейший запах свежей похлёбки. У слабеющей от голода Лены закружилась голова. Перед глазами, как во сне, поплыли родной дом, тёплая печка, улыбающаяся мама, расставивший широко-широко ноги отец-богатырь, только пришедший с сенокоса.

— Мама, — прошептала Лена. Но её голос был еле слышен даже ей самой. – Мамочка, — вновь попыталась она крикнуть в прошлое, ощутив что-то мягкое и тёплое у своей щеки.

Лена очнулась от временного забытья и увидела огромную овчарку и стоявшую перед ней миску с супом. Не понимая, что делает, она упала на колени и начала жадно есть прямо из собачьей миски. Удивительно, но собака не тронула ее, а разрешила поесть. Она лишь отошла в сторону, несколько оскалилась: посягнули на её лакомство. Но собачье чутьё ей подсказывало: «Не тронь!» Леночка и внимания не обратила на то, что всё это время за ней наблюдали лагерные надзиратели. Фашисты, увидев девочку, стоявшую на коленях перед миской, не испугавшуюся ощетинившейся собаки, долго смеялись и отправили Лену обратно. Остальные дети в барак не вернулись…

Через три дня за Леной пришёл фашист, поманил пальцем и на ломаном русском языке сказал: «Пайтём! Сапака ничего не ест!» Вытаращив от испуга глазёнки, Леночка на ватных ногах последовала за своим мучителем. Этот путь показался таким длинным, таким томительным.

— Собака… Не ест, — путались мысли у девочки. – При чём тут собака, если я сама уже давным-давно ничего не ела. Я ела, когда были живы мама и папа, когда были со мной мои братья, когда… Лена заплакала, но быстро опомнилась. Слёзы здесь не прощают, и даже маленькие дети к этому правилу быстро привыкают. Лагерь быстро воспитывает и учит. А не хочешь учиться – видишь … печь. Лай собаки заставил Леночку очнуться.

Собака встретила девочку, как родную: овчарка завиляла хвостом, разрешила ей поесть из своей миски, а потом затащила в будку. Лена, как маленький щенок, обняла добрую собаку и крепко заснула. То ли от сытной еды, то ли от приятного запаха свежего сена, то ли от собачьего тепла девочка спала как убитая.

— Хорошо, хорошо-то как…- плыли куда-то вдаль мысли маленькой Леночки.

Она видела отца, который протягивал к ней руки, старшего брата Колю, грозившего ей пальцем. А вот солнце заслонило широкое рябое лицо братика Ванюши, весело дразнившего Лену и подпрыгивавшего на одной ноге. Вот вновь всё загородил собой отец, большой, шумный, сильный:

— Куда прёшь? Смотри внимательнее кругом! Каждый метр обследовать нужно!..

Лучи утреннего солнца разбудили Лену. Пахло душистым сеном. Собаки рядом не было. Девочка выползла из будки и огляделась. Что-то до боли родное, близкое, своё потревожило слух:

— Подождите! Ещё один ребёнок! К ней бежал советский солдат.

***

Лена Пузанова чудом выжила в фашистском лагере смерти, находившемся в литовском городе Алитус. Она провела там больше года и была спасена в июле 1944-го. На момент освобождения девочке было девять лет. Она весила шесть килограммов.