XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Тихий майский вечер, Париж. Тёплый степенный ветер окутывает всё вокруг, вздымая всё выше и выше в бескрайнее небо, с приходом заката теряющее былую лазурность. До крыши ветхого дома доносятся ароматы специй и трав, продающихся на рынке. Бродячий музыкант играет на скрипке романтичную и плавную, словно течение Сены, мелодию. А флорист всё ходит по бульвару, зазывая покупателей, надеясь на знатных дам, которых очаруют алые розы.
«Разве не это атмосфера Франции? Разве не в этом наша тонкая натура? Когда всё пошло не так? Когда я потерял счёт времени? Когда моя молодость провалилась в бездну воспоминаний?»—думал я, держа в руке потёртую фотографию молодого счастливого часовщика.
Полагаю, я бесполезный человек, ведь я не ценил три величайшие вещи, данные человеку с небес, пока люди не научили меня этому.
Тридцать лет тому назад я шёл с уроков игры на фортепиано, которые брал у пожилого дирижёра. Нотная грамота, конечно, давалась мне нелегко, но ради лишь одного мига звучания клавиш я был готов на всё. Что ж, меня не интересовало время. Стоял ноябрь, пасмурный вечер был весь окутан сумраком. Казалось, что вот-вот — и звёзды появятся из ниоткуда. Капли дождя безжалостно и разъярённо настукивали по крышам домов. Мои дырявые ботинки буквально утопали в лужах. Стоило мне только вылить из них скопившуюся воду, как она набиралась снова и снова, а они жалобно скрипели, будто бы прося о пощаде. Не доходя до арендованной мною каморки, я завернул в узкий переулочек и направился к ветхому, почти развалившемуся зданию в самом старом районе на окраине Парижа.
Через пару минут я всё-таки добрался до двери узенькой комнаты, заполненной всяким хламом.
Дверь была открыта настежь, и с порога доносился запах старых духов, навевающих мне воспоминания о детстве, как будто бы с тех пор они и не выветрились. «Да уж, время идёт, а моя мать не меняется. Вот только запах стал менее насыщенным, блёклым и изжившим себя»,—думал я.
Я прошёл в маленькую комнату, в которой на узкой кровати лежала моя мать-пожилая дама, вынужденная жить в нищете и видеть родного сына лишь пару раз в год, если он, конечно, не пришёл взять денег в долг. Только сейчас я понял, насколько тяжела была её ноша. В этот раз я зашёл тоже не просто так, а по случаю шестидесятилетия матушки. В кармане старых брюк денег у меня хватило бы только на новые ботинки и в лучшем случае на еду, поэтому, надеясь на затуманенный старостью разум матери, я взял какую-то нетронутую свечу в ржавом подсвечнике с туалетного столика, зажёг и поставил к ней на стол. Это и был мой подарок. Я даже не соизволил спросить, как дела у моей матери, выпил на кухне из полуразбитой чашки холодного дешёвого чая и собрался уходить. Поражённая моим равнодушием, пожилая женщина молча смотрела на меня, а в глазах ее стояла невыплаканная боль одинокой старости.
Как бы несуразно это ни прозвучало, но эта история вновь повторилась со мной, только спустя уже десять лет: я снова шёл к ней на день рождения. В этот раз я решил пойти более длинным путём, через центр Парижа. Час назад я закрыл свою лавку. Мне всегда казалось забавным, что мои часы спешили, а мысли, наоборот, опаздывали. Но в тот день я убедился в обратном-они всегда должны идти в ногу со временем…
Я остановился рядом с просторным особняком и не мог оторваться от великолепного вида. Меня неимоверно заинтересовал фасад здания, и я не мог оторваться от этого зрелища, но потом мой взор привлекло нечто иное. Только что вышедший из кареты статный мужчина стоял у входной двери, ожидая кого-то. Через пару минут к нему вышла недовольная пожилая дама, вероятно, его мать. Она явно была не рада встретить собственного сына. Увиденное острой тревожной иголкой кольнуло меня в сердце, но я отогнал это ощущение, потому что в тот момент роскошный вид, особняк и другие привилегии достатка абсолютно незнакомых мне людей, стоявших рядом, занимали мое воображение гораздо больше.
« Почему одним судьба дает больше, чем другим?»- вот о чем я рассуждал в тот дождливый день, сидя вечером в старом кресле, глядя на похолодевшее и изнеможенное тело моей матери, которая больше не дышала с самого моего прихода. В руке я держал свечу, подаренную мною десять лет тому назад. Она растаяла, хотя на самом деле мать зажигала её лишь в свой день рождения, когда я не приходил и она пылилась на полке. Но сегодня борьба за любовь и внимание сына была окончена: мать умерла в одиночестве и темноте. Когда всё пошло не так? Когда вместо молодого радостного мальчика ты увидела старика с потрёпанной шляпой? Когда я потушил твою свечу? Скажи мне, матушка? Глотая жгучие слёзы, душившие меня, прижимая к себе огарок свечи, я вдруг отчётливо понял, что, пока я занимался собственными проблемами, потерял что-то очень важное, что-то, освещавшее мне путь, а именно сердце моей матери — человека, давшего мне право на жизнь, которую я провёл впустую.
После похорон тоскливые однообразные дни тянулись один за другим. Даже в выходной я приходил в свою лавку, менял цветы на надгробии матери, казалось бы, ничего не изменилось, но всё будто бы потеряло смысл. Время словно остановилось. Я умираю, а это просто жизнь муторно проносится перед глазами. Продажи значительно понизились, как будто время остановилось не только для меня, но и для других, словно часы попросту не имеют никакого смысла. Но так было не всегда: однажды в мою опустевшую лавку зашёл старик в потрёпанной одежде, когда-то давно, вероятно, она считалась даже аристократичной, но сейчас потёрлась и замаслилась. Казалось, что ему едва бы хватило грошей на самые ржавые часы. Примечательно было то, что, несмотря на вопиющую нищету, его шляпа была сохранна, пусть и пыльна.
Лицо старика казалось безумным, а его взгляд был пустым, будто бы он ослеп от яркой ночной звезды. Мёртвой хваткой в руке он сжимал часы. Я подумал, что он хочет сдать их, но, как оказалось, они были сломаны. Хотелось избавиться от странного посетителя, раздражение почти захлестнуло меня, как вдруг он заговорил.
«В вашей лавке я не случайно…Не гоните меня», — глухой и скрипучий голос звучал умоляюще. Старик рассказал, что на протяжении многих лет он, блестящий светский франт в новеньком фраке с золотыми часами в нагрудном кармане, проезжал мимо моей лавки. И каждый раз, глядя на пыльную витрину с антикварными часами, он любовался своим отражением. Жизнь его тогда летела, как искры фейерверка: все развлечения, которые можно купить за деньги, были им испробованы. Балы, дорогие рестораны, путешествия, казино… Казалось, череде счастливых дней и веренице радостных лиц не будет конца. Вот только время за деньги не купишь.
Однажды, проезжая мимо лавки, он вгляделся несколько внимательней в отражение и ужаснулся: желтое обрюзгшее лицо, потрепанное слишком веселой жизнью для себя, смотрело из пыльного окна. В этот день он проиграл в казино все состояние. И время для него остановилось. Рядом не осталось мнимых друзей и возлюбленных, не было семьи. Как песок, жизнь утекла, а время безжалостно растоптало молодость. Остались лишь старые часы да запыленная шляпа. Их старик решил отдать человеку, которого еще можно спасти от роковой ошибки. А кто же, как не часовщик, должен уметь ценить время?
Он отдал часы и шляпу мне, это оставалось и остаётся до сих пор загадкой для меня. Я не ценил свою жизнь, не ценил время. Но когда удостоился такой высокой награды, не смог поступить иначе, как отблагодарить его. Всё заиграло новыми красками: я продал свою лавку и стал заниматься тем, что по- настоящему было дорого мне–играть на рояле, пусть и на старом, в небольшом театре на окраине Парижа. Я в любой момент мог остаться без жилья, потому что новое поприще не приносило мне ни гроша, но меня всё устраивало. Я всегда приходил вовремя. И будь то нищий, пожилая дама, дети-сироты, я всегда отдавал им последние деньги.
И вот на закате своей жизни я сижу на крыше в весеннем Париже, держу в руке сломанные часы и огарок свечи над потрёпанной шляпой и чувствую, что мне осталось совсем немного. Но я горжусь тем, как прожил время, отведённое мне, ведь ничего не может быть лучше, чем называться Шляпником.
Наша жизнь- это шляпа, она может внезапно измениться, зацепившись за что-то, попросту порваться. Если беречь ее только для себя, она быстро изотрётся, покроется пятнами лжи, фальши, зависти, злобы. Гораздо приятнее отдавать частичку души каждому по чуть-чуть. Всегда помни, что человеку дарованы свыше три величайших вещи: любовь, время, самопожертвование. И даже если однажды твоя жизнь будет изорвана окончательно, отдай тем, кому это нужно, по маленькому куску ткани от своей шляпы жизни, не погаси свечу любви, не разбей свои часы…
