Принято заявок
2688

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 10 до 13 лет
ШЕСТОЙ

Часть I

САМОЕ-САМОЕ НАЧАЛО

(Первая часть не уместилась в требуемое количество знаков: 57 тысяч без пробелов)

Часть II

ВИШНЁВЫЙ САД, КАРЕТА И

«ВАШ ШПИОН ЗАХВАЧЕН

И ПОСАЖЕН В ТЮРЬМУ»

ПОСЛЕДНЯЯ ПОДГОТОВКА

Дни предшествующие захвату кареты проходили незамедлительно и скоро. Подготовка, сверка информации, разработка более точного плана нападения, подготовка солдат и всё такое.

Во время всей этой суеты я заменил с на х и не суетился.

За всё время я разве что познакомился со своим взрослым. Им оказался дядя Ваня. Он был среднего возраста, крепкого телосложения, а главное хорошего вкуса и чувства юмора. Он мне сразу понравился. Я считал его кладезем знаний и интересного, скрытым под грубоватой внешностью и слабым словарным запасом. Но это было поправимо.

Он был настроен по-боевому, и по видимому стремился к цели гораздо сильнее, нежели я.

Он имел разрешение на ношение не только пистолета, но и на многое другое.

Как оказалось, он уже давно в Народной неволе, а еще позже я узнал, что он сначала был жёлтым, потом белым, и только потом зеленым.

Это делало его опытным, но немного опасным: мало ли что у него на уме, после всего этого. Хотя лицо его напоминало добряка и человека забавного, некоторое злое чувство окутывало его фигуру.

Но это так, предрассудки. Ведь коллегой по делу он был хорошим, а значит проблем возникнуть не должно.

***

Назначенный день, в который мы должны были атаковать, пометили крестом, а назвали Х.

В этот день мы должны были быть готовыми выдвинуться на определённую улицу города и ждать карету.

НАПАДЕНИЕ, ПОДГОТОВЛЕННОЕ ДАВНО

И НЕ ТОЛЬКО НАМИ

I

Мы вышли рано утром. Меня снарядили пистолетом и небольшой гранатой. Кроме дяди Вани с нами пошли ещё человек пятнадцать солдат, вооружённых не то, что до зубов, наверное до дёсен. У них были винтовки, ружья, пистолеты, дополнительные снаряды и такие вещи, названия которых я даже не знаю.

Они ехали на лошадях, а я ехал вместе с дядей Ваней на одной лошади. Он кстати, словно ёлка гирляндами, был завешан лентами патронов.

Так мы и доехали до одной улицы. Спрятались за ближайшими домами, припарковали лошадей и стали ждать.

Простояв с минуту, дядя Ваня решил ещё раз объяснить мне весь план. Хоть роль моя в нём и была эпизодическая, знать я должен был всё до малейшей подробности.

Но вот прошла ещё минута, и один из воинов стоявших около нас вскрикивает: «Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поражает!» — что, соответственно, значило приближение Эсского. А, возможно, и чьей-то скорой смерти.

«Аы‌ф!» — крикнул Дядя Ваня.

С обеих сторон от дороги наши солдаты запрыгнули на коней, зарядили ружья и приготовились сорваться.

Один миг, и по главной дороге слева от нас пронеслась карета Эсского, а вместе с ней ещё с десяток солдат-охранников. Мы тут же выехали, и помчались за ними.

Наши верхом на лошадях открыли огонь по врагу. Но и тот не дремал! Солдаты Эсского развернулись, сели задом наперёд на своих лошадей и отстреливались так.

Вот уже один из наших лежит на дороге.

А вот наши смело расстреливают все сопровождение Эсского.

Те уже начинают постепенно проигрывать, и дружно укладываться на землю.

Окончательно добила всех их засада, подготовленная нами. Она выскочила из-за углов, и за счёт эффекта неожиданности буквально в несколько секунд перебила всех оставшихся.

В это время мы с дядей Ваней приблизились к карете самого Эсского. Дядя Ваня, словно опытный ковбой, запрыгнул в карету и буквально в упор расстрелял обоих. А потом помог мне забраться вовнутрь. Но перед этим позаботился о том, чтобы убить извозчика — он был последним вишневосадцем, который теперь тоже улёгся на дорогу.

Мы, конечно, так и планировали: на его место сел подготовленный человек, который поехал с нами.

Вот теперь-то я мог рассмотреть лица трупов. На них была изображена неожиданность и дикий ужас. Дядя Ваня же не дал их долго рассматривать. Как только выровнял всех, он выкинул трупы на дорогу.

Теперь мы двигались, как должен бы был ехать Эсский: карета, а вокруг боевое сопровождение. Так и минуло ещё несколько улиц. Но вот на одной из них мы услышали громкий свист.

II

Сначала мы ничего не поняли. Подумали: «Свист как свист, что с него взять?»

Но всё оказалось не так просто.

На нас было подготовлено нападение!

Вернее, на Александра Эсского, но теперь-то уже на нас.

Всё проходило гораздо быстрее и стремительней чем в предыдущий раз!

Нас окружили с обеих сторон, и открыли залповый обстрел по нашим солдатам.

Но они были готовы: адреналин все ещё играл в их крови. Нападение было принято мужественно, хотя нападавших было больше нас раза в три. Враг брал количеством.

Цена нашему солдату была три человека у жёлтых, но и они атаковать умели.

Мы же были готовы: к нам присоединилось подкрепление, заботливо ожидавшее нас, на одной из улиц.

Вообще, оно было там на случай, если мы к этому моменту не успеем захватить карету. Они помогли нам, и очень скоро все жёлтые вместе легли на дороге.

Наши потери тоже были значительными: весь состав участвовавший в нападении на Эсского погиб.

Теперь за нами ехали люди из полувыжившего подкрепления. Дядя Ваня сказал:

«Эх, умеют же они воевать!»

Немного отойдя от всего этого, мы продолжили ехать.

У ВЕРДЕ

Вот уже последние метры, и мы подъезжаем к проспекту Кутузова. Там нас встречают подготовленные люди, принимают нас как гостей. Ну и называют нас вовсе не дядей Ваней и Сашей, а Александром Евгеньевичем Эсским и сыном его.

Всё наше подкрепление, выданное за нашу охрану, было отправлено якобы в уезд Крестоносцев, но на самом деле на улицу Менделеева.

А меня с дядей Ваней повели к Верде. Мы зашли в здание. Оно было очень красивым — настоящая резиденция правителя.

Миновав первый и второй этажи, мы поднялись сразу на третий. Он весь был отдан чисто под рабочее место Верде. Вход с лестницы, широкий длинный коридор и огромная дубовая дверь. Её открыли и впустили нас внутрь.

Верде поприветствовал нас и попросил сопровождающих выйти. Мы остались наедине. Взгляд: искра, буря — ничего этого не было. Глаза Верде были максимально холодны и безразличны. Мне стало плохо под этим взглядом, и я отвернулся.

А дядя Ваня начал разговор:

— Что у нас по планам?

— В целом, наш главный план объединить всех зелёных и убрать остальные партии. А в первую очередь убрать царя и самим прийти к власти.

«Радикалы, как никак» — подумал я.

— Как будем реализовывать? — как бы наводящий вопрос задал дядя Ваня.

— Вот об этом надо подумать! Для начала надо расформировать “Народную неволю”, а потом уже всё остальное.

В этот момент мне захотелось вытащить пистолет и направить прямо на Верде, но дядя Ваня посмотрел на меня убедительным взглядом, и я успокоился.

— А как будем расформировывать? — дядя Ваня вновь задал наводящий вопрос, стараясь скрывать своё презрение к собеседнику.

— Чтобы обсудить это я вас и позвал! — с радостью в голосе ответил Верде.

Я посмотрел на Дядю Ваню. Он посмотрел на меня. Нам обоим захотелось застрелить Верде, но мы сдержали себя, хоть, как известно, это вредно для здоровья.

Видя то, что мы не разделяем его радость, Верде позвал нас в скрытую комнату его кабинета. Мы пошли за ним и оказались у большой книжной полки. Я думал, что всё будет как в книгах: он потянет определённую книжку, и дверь откроется. А он просто потянул полку и отодвинул её.

За ней была небольшая дверь. В неё мы и вошли. Перед нами, как и у Корнь-ривого, предстал огромный стол, на котором была начертана карта города.

Верде тут же начал красочно описывать свой план. И если раньше он казался немногословным, то здесь затараторил с таким энтузиазмом, словно был впечатлительным ребёнком.

Так и рассказывал он нам всё, а я запоминал и незаметно записывал в книжечку, что слышал.

Наконец, закончив свой рассказ, богатый эпитетами и метафорами, Верде позвал нас обратно в большой кабинет.

Я чувствовал себя немного странно. Мне казалось что всё пойдет не так, что-то обязательно сорвется, кто-то упадёт, но всё было хорошо.

Эта фраза показалась мне гораздо понятнее и умнее, нежели первая.

Ещё немного пообщавшись с Верде, мы поняли что пора ехать обратно, пока никто ничего не заметил.

Верде предложил нам остаться на ночь, но мы, отказавшись, попросили вскорости лошадей и поехали.

«ПУСТЬ ОПРОКИНЕТ СТАТУИ ВОЙНА,

МЯТЕЖ РАЗВЕЕТ КАМЕНЩИКОВ ТРУД»

I

Вернувшись на Менделеева, нам нельзя было медлить. В любой момент Верде мог узнать обо всём, и начать свою операцию.

Только доехав до ворот, мы тут же побежали к Корнь-Ривому. Я отдал ему свою книжку с записями, а дядя Ваня конкретно-абстрактно рассказал о том, о чём нам поведал Верде.

Корнь-ривый много раз хватался за сердце, слыша то, что Верде хотел сделать с “Народной неволей”, а потом и с самим «Корнем», как называл его Верде.

Измерив все -за- и -против-, Корнь-ривый срочно пригласил военного советника и мейстера по шпионажу, что томился над картой города и бил баклуши, вместо врагов.

Они, забежав в комнату, тут же принялись слушать рассказ Корнь-ривого, направляемый нами, во многих моментах.

Полностью выслушав, мейстер начал на ходу придумывать план продвижения войск, а советник раскрыв карту прямо на полу, стал отсчитывать расстояние от нашего города до ближайшего пункта, из которого можно было ждать подмоги.

По ходу этого дядя Ваня вносил свои корректировки, отмечая места, в которых было больше или меньше зелёных, белых или жёлтых.

В начале, Корнь-ривый хотел захватить лишь “Вишневый сад” и убить Верде. Но немного поразмыслив он понял, что это будет первая и последняя битва, во всей войне. Значит к ней присоединятся все-все-все, и будет светло-зелёная мясорубка.

В конце концов нам всем нужно было придумать план, ибо «разберёмся на месте» уже не срабатывал.

И мы начали думать. Больше всего нас пугало то, что Верде рассказал нам план действия, по которому собирался работать вот уже через несколько дней. Так что нам нужно было идти на опережение и поскорее придумывать что-то новое.

Настроение было всё более напряжённым, и я решил разбавить его, вспомнив и процитировав Зигберта Тарраша: «Лучше играть по неправильному плану, чем вообще без плана».

Эта цитата никому не понравилась, что было выражено ругательством дяди Вани, приказавшим мне замолчать.

Это я и сделал. Взрослые продолжили мыслительную деятельность, но поняли что ни-че-го не выходит.

Оставалось совсем чуть-чуть времени, и мы решили, что просто-напросто завтра рано утром, ещё на рассвете, поднимутся наши солдаты, воины и вообще все. И так двинутся общей оравой по городу, снося всё на своём пути, в том числе резиденцию Верде и дворец царя.

Мы переглянулись. Мы как бы понимали, что план совсем ужасный, его даже

и планом-то назвать было нельзя. Это было скорее защитой — ведь если бы мы потратили ещё один день на пустые размышления, то Верде бы просто выдвинулся и сам захватил нас. А мы знаем, что лучшая защита — это нападение.

После этого долгого разговора Корнь-ривый написал указ, по которому всем должны были доложить о том, что завтра в шесть утра начнётся общее выдвижение. При этом доложить надо было тихо, чтобы ни белые, ни жёлтые, ни даже зелёные со стороны “Вишнёвого сада” ничего не узнали.

А двигаться в шесть утра нужно было по всем улицам на северо-восток, чтобы передвинуться с одного конца города на другой и в итоге максимально всё и всех прочистить.

В этой суматохе и должно было всё решится.

Случится паника и, как обычно, очередная Варфоломеевская ночь.

Можно было бы понадеяться, что все зелёные объединятся и вдруг пойдут на жёлтых.

В конце концов, ведь зелёных гораздо больше.

***

День подходил к концу, и мы решили не спать. Мне и моему отряду нужно будет пойти сражаться, как и всем. И по возможности добраться до Верде, или даже до царя.

Мне не нравилось, что вместо планов, которые собирался вершить Верде, мы в свою очередь просто хотим устроить жесть — чудовищный бой, который в крови и ненависти закончит начатое когда-то.

Как позже оказалось, в других городах точно в это же время все люди, состоящие в “Народной Неволе”, тоже должны выдвинуться: кто к резиденции губернатора, кто просто к месту, где концентрируется власть.

В общем, предстоящее нам происшествие обещало быть громким и глобальным.

Мы понимали, что завтрашний день, возможно, даже скорее всего, станет последним.

Вот только неясно, для кого…

II

4 мая, 5:45 утра

Мы, всё ещё не спавшие, готовились к выходу. Вероятно всю ночь по всему городу, и в других городах велась активная подготовка. Мы же будем снаряжены трехлинейками. К ним в наши сумки мы положили патроны, бинты и немного взрывчатки.

4 мая, 5:55 утра

Сердце бьётся как метроном, поставленный на максимальную скорость. Я посмотрел на своих товарищей: на Луку, Матфея, Иоанна, Марка и, конечно, Бориса. За эти, буквально, несколько дней они стали мне родными. А настоящих кровных родных у меня уже не осталось. Они все погибли из-за революции. И мои новые родные — мои соотрядники, да и я сам тоже, скорее всего умрём сегодня.

4 мая, 5:59:50 утра

Я последний раз взглянул на своих товарищей. В их лицах было множество чувств, не передаваемых словами. Но я попробую: это был сочувствующий грустный взгляд, наполненный болью и состраданием. При чем болью как уже пережитой, так и текущей. Видя этот взгляд, мне так и хотелось обнять их, но я понял, что время поджимает, и пора выдвигаться..

4 мая, 6:15 утра

Мы уже вышли за улицу Менделеева и присоединились к большому батальону, идущему прямо по улицам, от одного конца города до другого. Пока что выстрелов и активных перестрелок не было слышно. Зато лозунги, переходящие в откровенные истошные крики, слышались повсюду: «Долой самодержавие!», «Власть Корнь-ривому!» и конечно же «Долой Верде и царя!»

4 мая, 6:30 утра

Начались выстрелы и глухие крики. Наш батальон разделился на две части: одна свернула направо, другая продолжила идти вперёд.

Я оказался в той части, что пошла направо.

Так мы вышли на Поле пустых васильков.

4 мая, 6:40 утра

Мы напоролись на засаду. Нас охватил шквал пуль и дым от огня. Стало очень шумно и страшно. Я не видел никого из наших, находясь в глуши толпы, и был в мнимой безопасности.

4 мая, 6:47 утра

Вражеская засада начала одолевать нас. Наша компания опять разделилась на несколько. Я оказался в самой маленькой, которая быстро побежала на главную площадь, где было уже очень много колонн и кариатид. Но с другой стороны на эту же площадь выбежал отряд белых. А мы своим небольшим составом начали перестрелку.

4 мая, 6:51 утра

Нас осталось совсем мало, и я, отстреливаясь наугад, побежал на другую площадь, к которой вела главная. Я бежал, бежал теперь уже один. Почти всех из моей компании, отделившийся от небольшой оставшейся части, перебили.

4 мая, 6:54 утра

Я почти миновал ту самую, другую площадь, но какая-то пуля, изначально выпущенная не в меня, угодила мне в ногу. Я упал. На колени, а потом на бок.

У меня потекла кровь, мне было очень больно.

От болевого шока, сознание моё помутилось, и я увидел:

Впереди — с большим плакатом,

И за гарью, не видим

И от смрада невредим,

Страшной гордости подвластный,

И как-будто очень важный,

Самый страшный и хромой —

Впереди — Андрей Витой.

И ВСЁ ХОРОШЕЕ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО В ВОСПОМИНАНИЯХ

Поднялся сильный ветер и пыль. Всё что я видел – страшный, тёмный силуэт Андрея, держащего плакат, который я не мог рассмотреть. Он начал медленно приближаться ко мне, вытащив знакомый нож. Я просто закрыл глаза, надеясь ничего не увидеть.

Через несколько секунд я услышал громкий крик:

— Ты живой?

Я открыл глаза и увидел несколько солдат на лошадях.

— Да — еле слышно ответил я.

Один из солдат спустился ко мне, посадил на лошадь и сел сам.

Они, не став ни о чём меня расспрашивать, сказали что всё плохо и надо спасаться.

Что они сами еле оторвались и бегут по маленьким переулкам, чтобы не попадаясь на глаза никому, прискакать ко дворцу царя.

Так мы и поскакали вместе. У меня активно текла кровь, так как я всё ещё болел цингой.

И вроде всё было хорошо, но проскакав метров пятьсот, мы наткнулись на заготовленную бомбу и нас подорвало.

Я слетел с лошади, как и все остальные, со своих лошадей.

От высокой громкости я ненадолго оглох. Дыма было так много, что мне показалось, будто я ослеп.

Пополз. Мне было страшно и больно. Я почувствовал, что моё время пришло.

Я, истекал кровью и полз.

В последние секунды я начал вспоминать свою жизнь: раннее детство, школу, дядю. И мои последние несколько дней в “Народной Неволе”. И мне стало невыносимо грустно.

Я обернулся, но не ничего не увидел.

Подумал про “Народную Неволю”, попытался что-то выкрикнуть, но у меня не получилось.

Я перестал ползти, остановился, закрыл глаза и лёг.

И более не вставал.

***

Кладбище, К-У район, деревня Б. К. .

Гробовой камень с надписью:

Саша Евгеньевич Иванов

Огромный христианский крест.

На нём сидят две чёрные вороны.

«В белом венчике из роз – впереди – Исус Христос» — эта надпись выбита на гробовом камне.

Но пришедший керефонец искажает её и супротив пишет другую:

«Когда мы смотрим в ночное небо и видим звезды – мы видим лишь отсвет далекого ядерного синтеза».

По истечению срока в один месяц на камне вместо новой надписи кровью убитых революционеров выведена уже другая:

«Наступит день, и не станет границ, стран и флагов, а единственным паспортом останется сердце».

Она так и осталась там по сей день, а, может, уже и стёрлась, канув в небытие.

Но живут идеи и мысли, пока мы помним о них, знаем и верим в них.

Керефонцы так и ходят к этой могиле молиться.

Услышат ли их просьбы?

Исполнят ли их желания?

Этого мы уже не знаем.

***

ЭПИЛОГ

Корнь-ривый так и не смог прийти к власти.

Его убили во время этой самой, последней битвы.

До дома Верде так и не дошли. Но он погиб, когда пытался добраться до дворца царя.

Царя свергнуть и убить получилось. Люди дошли до дворца, пробили стену из охраны и в упор расстреляли его.

Борис, Лука, Матфей, Иоанн и Марк погибли на Поле Пустых Васильков — подорвались на бомбе.

Лёшка и Сергей выжили — но, тяжело раненые, остались инвалидами.

Дядя Ваня выжил и особо не пострадал.

Над городом на несколько дней установилось чёрное облако дыма.

Люди так ничего и не поняли. Осталась только разруха, грязь, ненависть и растерянность — зачем же это всё и кому было нужно.

Низамов Амирхан Алмазович
Страна: Россия
Город: Казань