XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Поезд остановился на станции в заросшем бурьяном и одуванчиками маленьком городке N, который затерялся где-то в Псковской области. Точнее, от городка здесь было только название, старая железнодорожная станция да довоенные разрушенные дома, как памятники былого величия. В остальном это была обычная деревня, пусть и очень близкая моему сердцу. Здесь я родился, часто бывал в самые сложные для себя моменты и всегда находил поддержку, поэтому, несмотря на ветхость и перекошенность, я искренне любил свою малую Родину.

Дедушка как всегда встретил меня радушно, накормил жареной картошкой со шкварками и дал крынку свежего прохладного молока. В душном августе, да и к тому же после дальней дороги, хочется лечь пораньше, что я и сделал. Растянувшись на скрипучей металлической кушетке, на которой спала ещё моя мама, я предался размышлениям.

– Семнадцать лет! – думал я, – Семнадцать лет… Я прекрасно помню то время, когда этот возраст казался мне бесконечно далёким, – я свесил руку с кушетки и стал кидать об пол теннисный мячик, с которым никогда не расставался, – А сейчас я уже на пороге взрослой жизни. Не то, чтобы я не хочу жить один или принимать все решения самостоятельно. Просто. Очень. Страшно. Раньше года мне казались чем–то длинным, теперь же они летят всё быстрее и быстрее. То ли ещё будет! Школа закончилась, впереди университет. Потом закончится и он. И что тогда? Самое ужасное, что может быть – сделать неправильный выбор и расплачиваться за него вечно, оказавшись на обочине жизни.

От «горестных дум» меня отвлёк резко начавшийся ливень, забарабанивший по жестяному козырьку крыльца. Учитывая спёртость воздуха, другого исхода и быть не могло, однако даже я, житель Северной столицы, не помнил такой погоды. Дождь стоял стеной, а вдали начали раздаваться раскаты грома. Мой теннисный мячик откатился куда-то к стене, и я с неохотой встал с кровати, чтобы его поднять. Я уж было хотел идти обратно, как чётко понял, что в комнате не один. Я явно слышал, как кто-то дышал за моей спиной. Я обернулся и увидел мальчика в пижаме, на вид лет десяти, не больше. Он сидел на моей кровати и о чём-то думал.

– Как тебя зовут? – спросил я.

– Женя, – ответил он.

– Меня тоже. Что же ты делаешь в этой комнате? – поинтересовался я с таким тоном, будто это самое обычное в моей жизни явление.

– Сплю. А ты?

Глупо, но в тот момент он показался мне похожим на меня настолько, что я спросил:

– А ты случаем не Женя Самойлов?

И тут он кивнул…

***

Воспринимать окружающее стало гораздо проще, когда я пришёл к единственному верному выводу – я сплю, и всё это мне только снится. Хотя это и не отменяло того, что в глубине моей души таился столь свойственный людям страх неизвестного, осознание данного факта существенно облегчало мне жизнь. В любой момент я мог выйти из сна, но моё детское любопытство принуждало меня остаться. И, признаться, оно было сполна удовлетворено.

Через пару минут после встречи с самим собой на кровати, из-под неё вылез ещё один Женя, правда, правильнее, наверное, сказать Женечка. Ему было лет шесть, и он смотрел на мир с широко раскрытыми от удивления голубыми глазами. Отличное было время! Потом через минут пять неожиданно со стороны веранды явился другой «я», на этот раз сорокалетний. Здесь уже удивился я, поскольку мне казалось, что было бы логичным, будь все мои Женьки, Женечки и Жени младше меня настоящего. Старший «я» был чем–то глубоко опечален и озабочен и сел в стороне на старое продавленное кресло, особо не задавая вопросов. Тут в дверь постучали, и я решил, что это дедушка. Ему бы очень долго пришлось объяснять, что здесь происходит, пусть даже все «я» да и он сам были лишь плодом моего воображения. Однако это был не он, а лишь человек, очень на него похожий, только глаза его, чистые и ясные, были полным отражением моих.

– Здравствуйте, Евгений Сергеевич! – сказал я ему, как старому знакомому.

Все расселись по углам. Шестилетний Женечка и десятилетний Женёк о чём-то болтали, свесив ноги с кровати, сорокалетний Евгений Самойлов уступил кресло своей старшей версии и сел на пол, а я, как хозяин сна, решил взять инициативу в свои руки.

– Неожиданно всё как-то, правда? – неуверенно начал я, – даже и не думал, что такое может произойти.

– Да, странно всё это, – рассеянно пробормотал Евгений, – но мы вряд ли поймём, что здесь к чему.

– Так давайте просто разговаривать! – рассудительно предложил Женечка, – разговаривать с самим собой так интересно.

– А моя учительница говорит, что сами с собой разговаривают только идиоты! – возразил Женёк.

– Ты уже давно в школе учишься? Там сильно страшно? – опасливо спросил Женечка, – а то я очень хотел в школу пойти, а сейчас что-то боюсь. Вдруг учителя строгие будут, или ребята злые…

Сорокалетний Евгений рассмеялся в голос:

– Что ты! Школа – отличное время.

– А друзей у тебя сколько будет… – подхватил я, – один друг даже научит тебя в теннис играть! – на этих словах я показал ему мой теннисный мячик, первый подарок нашего друга Вадима. Правда, я не стал уточнять, что пару лет назад мы серьёзно поссорились из-за какой–то мелочи, и он со мной с тех пор не разговаривал.

Немного подумав, я протянул ему мячик. Я не жалел, что отдаю его, этот мячик уже послужил мне, да и к тому же, я отдавал его самому себе в своём же сне.

– На, бери и помни.

Так всегда говорит наша мама, и было видно, что он заметно повеселел.

– Правда-правда не страшно будет?

Он схватил мячик и отбежал в сторону, кидая его об пол и пытаясь ловить. Потом он подошёл к Евгению Сергеевичу и предложил поиграть с ним. Пожилой «я» улыбнулся и согласился. Их дуэт был уморителен и при этом честен. Они были очень похожи, больше, чем кто–либо из нас, пусть и прошли очень разный путь.

– Как же я не хочу взрослеть… – вздохнул Женёк.

Его мысли так совпали с моими, что я переспросил:

– Что?

– Понимаешь, через пару лет я буду подростком и не буду тем, кто я есть. Стану срываться на родителей, на друзей. Просто перестану себя контролировать. А я не хочу этого! Не хочу! И не буду!

– Понимаю. Сам думал также. Да чего уж там, до сих пор думаю. Только как бы это сказать…

Тут меня перебил Евгений, который, как оказалось, слушал нас всё это время.

– Да говори как есть! – на этих словах он подсел к нам на кровать, – Не сделает подростковый возраст из человека монстра. Если был хорошим, порядочным, честным, таким и останешься. Конечно, поштормит немного, но поверь мне, как родителю двух сумасбродных подростков, это проходит.

Женьку вроде стало легче, когда его приободрил он сам из будущего, он даже начал улыбаться, а вот я на этих словах немало удивился:

– У нас есть дети! А фотки покажешь?

– Я что, по-твоему, с телефоном в обнимку сплю? Я же не ты, – резко осадил меня он.

– Вообще-то, на самом деле, вы и есть он, – верно подметил Женёк, спасая положение.

Однако мне было мало. Хотелось как можно больше узнать про своё будущее, воспользовавшись ситуацией:

– Слушай, Евгений. А у меня с ней всё получится?

– С ней нет, а вот с другой… Ты её уже знаешь.

– Кто она?

– Э, не, так было бы неинтересно. Вообще, кого только у тебя не было. Жаль, что это всё уже в прошлом.

– Ну, для меня-то всё ещё впереди!

– Да-а-а – сказал он с грустью в голосе, и я уже пожалел о сказанном.

– Чего вы так! – сказал Женёк. Вообще он очень хорошо чувствовал эмоции людей. И куда всё девается с годами? – У вас полжизни ещё не прожито.

– Но какие полжизни… Знаешь, это же как подъём на гору. Моя вершина уже прошла, дальше только спуск.

Мне стало тяжело, будто он часть своей печали перекинул мне. Хотелось что-то сказать, как-то утешить. Я надеялся, что хотя бы сейчас вмешается старый «я», но он сидел на всех сторонах этой кровати и видимо считал, что всё закончится хорошо. Это, наверное, должно радовать. Хотя глупо так думать. Только я знаю, что ещё моё воображение приготовило для этого сна.

Однако, как оказалось, и я этого не знал. Женёк, проявивший себя мудрым стратегом, видимо был опьянен успехом и начал бомбардировать Евгения вопросами, надеясь таким образом его утешить и наставить «на путь истинный».

– А почему вы не можете жить так же, как жили раньше?

– Старость уже наступает… Здоровье не то…

– А как бы вы хотели жить, если бы здоровье было то?

Евгений заметно смутился:

– Ну не знаю. Ходил бы на тусовки с друзьями.

– Значит, у вас нет друзей? Ведь зачем на тусовках здоровье.

– Да нет, есть. Просто жены их, наверное, не пустят. Да и меня тоже.

Судя по всему, Женёк окончательно возомнил себя великим психологом и решил докопаться до корня проблемы, попутно рубя всё дерево:

– Так у вас проблемы с женой? Вы несчастливы?

– Нет, что ты, мы счастливы! Я очень счастлив. Просто…

Евгений задумался.

Но ненадолго. Чтобы Женёк наконец–то от него отстал, он сделал вид, что прозрел. Поблагодарив десятилетнего себя за «бесценную помощь», он с приторной беспечностью предложил присоединиться к игре в мячик. Ни о чём не подозревающий, окрылённый своей победой Женёк согласился.

А я остался один. Может я и мог присоединиться к игре, пусть меня никто и не приглашал, однако мне не хотелось. Я понял для себя важную мысль: не всем людям можно помочь разговором, иногда страх нужно просто пережить, и от этого на душе стало очень тоскливо. Я почувствовал себя одиноким на этом празднике жизни. Своей жизни. С черно-белого портрета, висящего напротив под углом к стене, на меня смотрела моя бабушка, ещё совсем младенец, но уже с хмурым выражением лица. Почему на старинных портретах никто не улыбается? Неужели люди хотели, чтобы их запомнили такими скучными и «серыми»?

– До сих пор не могу разобраться, – ко мне подошёл, хромая, пожилой «я» и указал на портрет, – Ты же об этом думаешь, верно?

– Конечно! – язвительно ответил я, – Вы же совершенно не творение моего мозга, а тот, кто уже якобы был на этом месте. Так не бывает!

– Да ну ты, не кипятись. Разве хватило бы у тебя фантазии, чтобы создать всех нас?

– Я за свою фантазию не ручаюсь. К тому же, если бы это было взаправду, почему я не помню этот сон?

– А какие сны ты помнишь? Сны оставляют после себя череду эмоций да некоторые образы – и больше ничего. Ты всем им помог, пусть они и не вспомнят, как. Так уж устроено детское восприятие. Надеюсь, сейчас ты запомнишь этот сон, поэтому я и хочу поговорить с тобой. Выговориться надо, так сказать. А кому выговариваться, кроме как не самому себе?

– Но почему не старшему «я»?

– Он сам скоро с этим столкнется, и мне не хочется ещё больше бередить его раны. Знаешь, мы же все боимся. Очень боимся. Поэтому и собрались здесь. Только если вы все боитесь будущего, мне страшно из-за его отсутствия. Мне страшно, что я засну в последний раз, и больше ничего не будет. Ничего. Не будет моих мыслей о семье, о внуках, не будет воспоминаний, которые я так старательно копил восемьдесят лет. Меня не будет. От одной мысли об этом собирается ком в груди. Но знаешь, чего я больше всего боюсь? Если там что-то есть. Если я снова появлюсь на свет. Вот это страшно. Потому что я прожил отличную жизнь, отличную, и та жизнь, она будет другой. Настолько другой, что я не в силах этого даже представить. Тех, кто меня окружал, да и меня самого в этой жизни не будет. Это буду другой я, да и я ли? Я не хочу этого! Не хочу!

Повисла громкая пауза. Дети, развлекаемые старшим мной, который наверняка знал о нашем разговоре, веселились, но как бы на заднем фоне. Младшим не было дела до катастрофы у меня на глазах. Может, это и к лучшему. Да, к лучшему.

– Ладно, не обращай внимания на все это дедовское брюзжание, – сказал мудрый «я», – Просто, когда мы вместе, мне как-то легче примириться с неизбежностью конца, – он остановился, как бы вспоминая, и достал что-то из кармана халата – И ещё, возьми это.

Он вложил мне в руку пушистую и круглую вещь. Я сразу понял, что это был тот самый мячик, только настолько старый, что ворс его был рыхлым и редким.

– Так значит это сон? Ведь, будь это правдой, я бы получал мячик в десять и отдавал бы в семнадцать.

– Не знаю. Может быть, – проговорил он неопределённо.

Дождь незаметно для нас уже давно закончился. Первые лучи света показались над горизонтом, который был виден сквозь закопчённое желтоватое окно.

– Пора прощаться, – сказал Евгений Самойлов.

Все почему-то сразу же с ним согласились, как будто бы ждали рассвет, как команду к возвращению.

Мы встали в круг и посмотрели друг другу в глаза. Каждый из нас видел в них себя, потому что так оно и было.

Сколько длилась наша встреча? Это не важно, ведь во сне нет понятий времени.

Мы растворялись в лучах солнца.

Светало.