XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
13.05. — «из медицинских заметок по новому делу».
Я была несмышлёным ребёнком. Мне постоянно казалось, что вокруг всё происходит не так, как должно. Часто недоумение переходило в злость или раздражение, особенно, если в семье мои попытки доказать собственное мнение оборачивались долгим и нудным спором с окружающими. Я видела мир не так, как все. Как же? Ну, в моём воображении часто появлялись забавные существа с тремя глазами и раздвоившимся телом, совсем как бабочки, которых какой-нибудь странный дядя в лаборатории разрезал пополам и совсем не подумал о том, что это, может быть, не очень приятно для такого маленького и хрупкого существа. А порой мне казалось, будто вокруг ходят полупрозрачные белесые очертания длинных палок, далёкие и странные, но в то же время близкие и похожие на меня. Моя реальность всегда имела собственные правила, которые не соблюдал никто, кроме меня.
Я не любила плакать. Однако мама почему-то постоянно пыталась уйти от моих вопросов, вроде: «почему у тебя глаза красные, как у Мистера Харона?» или «зачем ты плачешь, если слёзы — это только жемчужный посев для моего чудесного сада? Не нужно, мама». В такие моменты она прижимала меня к себе и шёпотом говорила: «Я очень сильно тебя люблю, солнце, тебе нечего бояться, я всегда рядом». Я не понимала смысла этих слов и только продолжала смотреть на неё выпученными, как у младенца, округлившимися до уровня век глазами, потом доставала из кармана монету и перебрасывала её из одной ладони в другую, тщательно пытаясь скоротать время до окончания очередного дня.
Мы жили на окраине города, название которого мне всегда казалось скучным и неприглядным: “Ратрат”. Повсюду возвышались серые дома с облупленными стенами и потрескавшейся штукатуркой. Я любила представлять, как при взгляде издалека они превращаются в плеяду потерянных осколков звёзд, готовых в любую минуту рухнуть вниз с чёрного неба. Внутри всегда было холодно, в пустых комнатах ползали большие жирные тараканы и скользкие черви. Иногда я брала их на руки и с торжественным видом приносила домой, чтобы показать родителям, какую восхитительную находку мне удалось найти. Они, почему-то, не разделяли моего восторга и еле покачивали головой в ответ на мои рассуждения о собственном подвиге. А ещё порой я разговаривала там с мистером Хароном. Вообще-то, вести беседу с незнакомцами нельзя, но мы видимся каждые пятницу и воскресенье, отчего я уже не считала его странным или опасным. К тому же, он довольно умный и наблюдательный и всегда рассказывает мне, как удивительно то пространство, где ему приходится бывать:
— Мистер Харон, а как там, в вашем мире? Там есть бабочки, учёные или солнце?
— Дорогая, ну разве ты считаешь это главными условиями благополучной жизни? И можешь обращаться на “ты”, к чему излишняя серьёзность?
— Ладно. Нет, вовсе не считаю. Мне было бы хорошо и в мире, где нет всего этого, но мама говорила, что я не должна много думать о таких вещах. Мол, мне не на пользу подобные рассуждения.
— Ох, но мама же не знает, что тебе гораздо лучше здесь, чем там, дома, в окружении тех, кто говорит только о горечи, трудностях и бедах.
— Не знаю. Наверное, в этом есть истина.
— Конечно есть, давай так: я хочу встретиться с тобой тут в воскресенье. Приходи вовремя и не забудь свою монету, очень хочу посмотреть на её блеск при холодном, блеклом свете ламп в этих комнатах.
— А можно мне будет захватить своих червяков? Я дала им имена: “Ночь” и “День”, они брат и сестра, однако иногда так извиваются и сплетаются друг с другом, что я задумываюсь о несколько иной связи между ними, а ещё…
— Мне всё ясно! Приходи. Я буду ждать.
Оставался один день до воскресенья. Я сидела в своей комнате и продолжала наблюдать за белесыми палками из окна нашего дома. Мать в последнее время выглядела беспокойной, а отец постоянно ходил хмурый и с сигаретой во рту. Мне же была непонятна причина их тоски, как всегда, ребёнок оказывался обделённым и непосвящённым во “взрослые” “сложные” дела. Кто-то приходил и рассказывал маме с папой глупые анекдоты, другие заводили беседы о каких-то душераздирающих соболезнованиях и сочувствии, а иные косились на наш дом с неприязнью и даже отвращением. Я никогда не пойму взрослых, “других”, не таких, как я. Из стены вдруг вылезла оборванная в конечностях запястий и голеней, расплывчатая фигура с огромным ртом и острыми зубами. Она что-то кричала, но я не могла услышать ни звука, и только пялилась в пустые глаза без зрачков, пытаясь догадаться, что привело её ко мне. Кажется, мы заснули вместе. В соседней комнате раздавались тихие надрывы и всхлипывания. Наверное, мама снова поссорилась с бабушкой…
На следующий день в назначенное время я пришла в один из больших серых домов, где меня ждал мистер Харон. Я принесла “Ночь” и “День”, а также по его просьбе монету с забавным, как мне показалось, узором и очертаниями языков пламени.
— Подай-ка сюда эту вещь, милая.
— Обещаешь, что познакомишься с моими червяками? Они чистые и совсем не уродливые, тебе понравятся! Может, я даже отдам тебе их в твой мир, домой.
— Конечно, дорогая, конечно… Вам не придётся расставаться надолго.
23:17. — «от приступа истерии и эпилепсии скончалась пациентка тринадцати лет. В руке обнаружена монета и горсть земли. Просьба сообщить родителям и вызвать главного врача».
