Принято заявок
2685

XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Повесть об Алексии Фёдоровиче Долгоруком

«Да не посрамим же честь родины нашей матушки!», — прокричал пожилой войсковой командир Протасов. Небольшой партизанский гусарский отряд выдвинулся из леса на Наполеоновскую армию.

— Наступай слева!

— Зададим им!

— Отомстим за братьев наших! — слышались крики.

Алексий Фёдорович Долгорукий скакал на своём коне, уверенный в победе русской. А как же иначе, с нами вера, царь и Отечество. Мы не можем проиграть, об этом даже и речи быть не может. Хотя… Ну нет.

Пока он думал об этом, он слегка отстал от всех, а их отряд уже окружил французов, и через час они победили в схватке с врагом.

Однако двоих бойцов лихая французская сабля всё же настигла.

— Алексий! — послышался крик Протасова, явно недовольного своим солдатом.

— Ты на войне, али в кабаке ещё? Не отвлекайся, а-то француз медлить не будет! Убьёт тебя как муху! Горло перережет, а ты даже и не заметишь! — грозно сказал он.

— Да-да… — ответил юноша.

Но на душе у него не было спокойно. В смятении находился Алексий. Если раньше мысли о проигрыше считались крамолой, то сейчас он уже не совсем уверен в себе и, хоть и нехотя, но принимает мысли о победе француза.

Уже всем надоело отступать и действовать скрытно, нападая из лесов и кустов.

— Ну что ж мы, не люди что ли? — ворчали бывалые солдаты, уже с месяц готовые к активному наступлению.

Но приказ есть приказ. Сказано отступать, значит отступать.

И на этом отряд гусарского полка двинулся на восток в сторону Смоленска.

Через несколько часов наступила ночь. Вокруг темно, не видно ни зги.

Отряд устроил привал.

Алексий присел возле своего друга-поэта Порфирия Дмитриевича.

Порфирию шёл 27 год. Он был как-то контужен пушечным выстрелом в 1807, но за год оправился и находился в резерве. В свободное время, писал стихи, а недавно начал писать поэму о своих боевых похождениях. Взгляд его был добрым, но будто вечно расстроенным. Даже когда Порфирий улыбался, казалось, что он вот-вот заплачет. Две тоненькие линии бровей аккуратно, будто нарисованные, висели над его глазами.

— Лёш. — аккуратно кинул он, чтобы не разбудить уснувших солдат.

— Что? — засыпающим голосом спрашивает юноша.

— Да сочинил тут пару строк, послушай.

— Ну давай, — слегка заинтересованно сказал Алексий, и улыбнулся

— Ой да бились мы с французом

Бились много, да кроваво

И казалось всё конфузом,

Но будет нам всё славой.

— Вот. Как тебе? — улыбнулся Порфирий, явно ожидая похвалы, хоть и сам понимая, что рифма подобрана не самым удачным образом.

— Знаешь, неплохо. Но думаю, стоит переработать последнюю строку. Лучше сказать «Но и выйдет это славой». — с учёным видом сказал Алексий, пытаясь подбодрить соратника.

— Да, так получше. — поэт записал такой вариант, закрыл свою потрёпанную в боях тёмно-коричневую записную книжку. И убрал её в свои брюки.

Алексий решил оглянуться вокруг. Кто-то уже уснул, кто-то затянул песню, а на небе светит так много звёзд… Он даже и забыл, что они такие красивые. Командир Протасов что-то рассказывал об устройстве Наполеоновской армии. Пара солдат его слушали, но уже засыпали. Над костром висел котёл с тюрёй. Блюдо своеобразное, но когда провианта на щи не хватало, то и это было хорошо. В кипяток кидаешь сало с сухарями и ешь на здоровье.

— А ты скучаешь по родным? — спросил Порфирий, грустным голосом.

— Скучаю, как же нет…

— Я тоже. У меня мама с сестрой осталась в Козельске. Было у нас небольшое поместье, да двадцать душ крепостных. Сестра-то, наверное, уж замуж вышла. Красивая девушка как ни крути. Так хочется вернуться к ним… — у Порфирия по щеке прокатилась слеза, — мама приготовит щей с пирогами, пригласит гостей. Да и невеста моя, Наташа, там осталась. Я как в гусарский полк попал, так сразу война началась. Вот уже второй месяц воюем с французом. Скорее бы живым и здоровым до дома добраться… Прижаться к ней. Вот и свадьбу сыграем скоро.

— А у меня… в Москве мать с отцом остались. Сёстры уж давно замужем, разъехались кто куда. Да, давно я их не видел. Но знаешь, охотнее француза бить. У нас есть стимул, чтобы домой вернуться живым, — с явной грустью сказал Алексий, понимающий, что с большой вероятностью до дома он не доберётся живым.

— И то верно…

Затосковав по дому, минут с пять лежал он так, смотря на звёзды, и даже не заметил, как сам заснул.

Проснулся он утром от шума. Все начали собираться и выдвигаться в путь.

Алексий открыл глаза, Протасов, уже суетясь, командовал, поднимая заспавшихся солдат, угли в костре тихо догорали, лошади не торопясь жевали траву. Птицы летали в небе и пели, даже не зная, наверное, что на земле война идёт. Да и зачем им знать это…

— Пора, — как всегда печально сказал Порфирий, уже готовый к бою.

Быстро перекусив хлебом с остатками тюри, отряд двинулся.

Алексий, наслаждаясь видом на бескрайние поля, задумался.

— А что же такое душа Русская? Это какое-то состояние или образ жизни? Может ли француз познать или понять её? А может ли он её чувствовать? А поляк? Это вообще можно ли объяснить? Вот вроде живёшь ты себе, живёшь и не замечаешь её, но в какой-то момент она разворачивается и ты проникаешься её широтой и бескрайностью. А может ли душа русская быть у иностранца, который живёт или вырос в России? А у русского за границей? Нет, ну я же чувствую её, все про неё говорят. А любовь к родине и царю — тоже душа русская, или это у каждого? Может ли какой-нибудь поляк любить царя нашего? А есть душа французская? А немецкая? Душа… Слово-то ещё какое… Ду-ша. Deux Chats? (фр. Две кошки) Интересно.

А ждёт ли меня в Москве Елизавета? Уж надеюсь, там не наговорили чего про меня, да и долг в картах не вспомнили. Плохо будет: вернусь я домой, а там с меня деньги требуют, которые я как-то занял, да и не вернул. Да и недоброжелатели всегда есть. Француз может прийти и уйти, а они по твою душу останутся. Да и что этим недругам надо? Страданий моих? Что же они, человека русского просто так не любят? Али им что-то от меня иное нужно? Грешные люди… А может уже пустили слух, что убили меня здесь? Нет. Я такое в покое не оставлю.

Но какая же всё-таки красивая земля русская. Нет ей края и конца. Сколько дней проехали, а всё поля, да леса… А ведь в этих полях да лесах может есть деревенька какая, может мать чья-то сидит там да ждёт сына своего с войны. Дождётся ли? Доживёт ли?

В раздумьях так он и ехал верхом дальше. Однако не прошли и десяти вёрст, а лошади устали и не могли идти дальше.

Пришлось сделать привал и накормить лошадей, чем смогли.

Отряд двинулся дальше.

Артём Хохлов Юрьевич
Страна: Россия
Город: Жуковский