Принято заявок
2558

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Пётр Мезенцев

Предисловие

Думаю, каждый из нас невольно задумывался над вопросом: в чём он, смысл жизни, и есть ли он вообще? Кто-то считает, что он непременно есть, а кто-то же убеждён в обратном. Кто-то уже нашёл его, а кто-то только в поиске. Если с вами такого не случалось, то сей рассказ явно не для вас. Но что же до меня, то я уверен, смысл в жизни есть, и заключается он в том, чтобы оставить благой след после себя — след в жизни другого человека. И потому я хочу, чтобы читатель спросил себя: «А не напрасно ли я живу?»; надеюсь, ответ не разочарует, ведь он таится в самой глубине человеческой души.

I

Рассказ свой начну со знакомства с главным его героем. К вашему вниманию Пётр Мезенцев. Познакомиться с ним мне довелось при следующих обстоятельствах.

Когда я служил под Москвой, к нам в полк перевели ещё совсем юного сержанта из Архангельска. Как сейчас помню его лицо: тихое и спокойное, выражающее некую застенчивость. Он был молчалив и робок. Я подошёл к нему познакомиться. Сержант представился Петром Мезенцевым. Наблюдая за его застенчивостью, я решился взять парнишку, так сказать, под своё крыло. Я помог освоиться ему; мы сдружились. Однако боле у него товарищей не было. Объяснял он это тем, что испытывает сильное равнодушие к людям; друзей у него нет и в Архангельске, откуда он сам и был родом.

II

Поздним вечером мы сидели вдвоём за игральным столом, раскидывали карты и обменивались всевозможными историями. Между нами никогда не происходило сентиментальных разговоров. Кто знает, может, полгода совместной службы вовсе не являлись для него поводом доверия ко мне, а, может, он никогда и ни с кем так не разговаривал. Но сегодня я был намерен разрушить эту невидимую стену между нами.

— Ты никогда не рассказывал мне о своих родителях, — сказал я, — какие они люди?

— Да, это так, — отвечал мой приятель, — что же, расскажу. Отец мой, Иван, простейшей души человек. Всю жизнь увлекался искусством – человек он начитанный, грамотный. Однако вот службы в армии не признаёт, но и отговаривать от неё меня не стал. Матери же я вовсе не помню – её не стало, когда я был ещё совсем ребёнком. Всем моим воспитанием занимался отец. Он старался привить мне внимательность и порядок, хотел увидеть во мне себя. Известие же о том, что я уезжаю из Архангельска на повышение, вызвало в нём двоякое чувство. Безусловно, он был рад за меня, но неизбежность нашей с ним скорой разлуки сильно его тревожила.

Повисло неловкое молчание.

— С тех пор я о нём больше ничего не слыхивал, — наконец продолжил мой собеседник, — я ему не писал совсем.

— Так почему же?

В ответ он лишь уныло пожал плечами. Тем временем кон окончился моею победой, и мы стали размешивать карты заново.

III

— А сержант, считай, завидный жених. Поди, есть у тебя какая-нибудь архангельская красотка, о которой ты все умалчиваешь? – шутя обратился я к Мезенцеву.

— Как тебе сказать. Есть одна особа, чей образ порой не даёт мне покоя. И ты угадал – она красавица и, как и мой отец, сейчас в Архангельске. Как сейчас помню, как познакомился с ней, а вышло это вовсе случайно. Года три назад это было… или пять — я уже не вспомню. Случилось это в кафе. Я сидел возле окна и увлёкся всей той суетой, что происходила на улице. Но нежный женский голос отвлёк меня. Я повернул голову и увидел чудную картину: передо мной стояла девушка с невероятно приветливым взглядом. Она подсела ко мне за столик; мы разговорились.

— Да ты, небось, ей приглянулся.

— Может и так. Но с того дня мы стали часто видеться, мы гуляли по чудным паркам, вместе любовались закатом, но больше всего я любовался ею, её взглядом и улыбкой…

— Да ты никак любишь её? Пять лет прошло, а ты всё думаешь о ней!

— М-м-м-м… нет… Не знаю…

Его ответ показался мне весьма странным. Сам же он покраснел и опустил глаза вниз; на его лице было заметно смущение. Я не стал расспрашивать его дальше. Мы окончили игру и разошлись по домам.

Ну что, дорогой читатель, как вам портрет нашего героя? Вы скажете, что он показался вам человеком в себе неуверенным, будто он и сам не ведает, чего желает. Вы будете правы. Но знайте: застенчив он далеко не во всём. Он умел веселиться, умел говорить обо всём, что думает, но для этого, по его словам, ему была необходима хорошая компания, в которой он был бы полностью в себе уверен. А потому только при мне он мог вести себя полностью раскрепощёно. Но в его поведении было нечто особенное. Чем дольше с ним я общался, тем больше за ним подмечал. Он мог с удовольствием потравить со мной анекдоты, раскинуть карты, как следует развлечься, но никогда первым он не заговорит ни о каких-либо человеческих отношениях. Сперва мне казалось, что мне вовсе не удастся понять его сущность – он молчит о своих чувствах. Но потом я понял, что именно в этом то она и заключается: он не испытывает чувств к людям, наоборот, только равнодушие, но я неоднократно замечал по нему, что всё-таки что-то в нём есть, но оно слишком далеко.

IV

Будучи раз у него на квартире, мы развлекали себя уже известным читателю способом. Но в тот день атмосфера была совсем иная. Мезенцеву явно нездоровилось, что заметил я не сразу. Голос его был охрипший; он то и дело громко кашлял и тяжело вздыхал; руки его невольно дрожали. Меня беспокоило нездоровое его состояние; я никак не мог сосредоточиться на игре и своих мыслях:

— Я погляжу, ты неслабо приболел.

— Обычная простуда, не более того…

Но по его виду я бы вовсе не сказал, что он «просто простудился».

— Не буду долго у тебя задерживаться. Тебе бы я посоветовал отлежаться и не высовываться лишний раз из дому.

По его лицу казалось, что воспринял он мой совет равнодушно, но со мною он всё же согласился; Мезенцев проводил меня.

С того дня не видел я его неделю. Решился проведать его. На моё удивление состояние его не улучшилось — тоже мне «обычная простуда». «Наведайся к врачу, дружище, — настаивал я, — совсем уж на тебя жалко смотреть». Я видел по нему, что с моим советом он явно был не согласен, но перечить мне он не стал. Мезенцев ушёл в больницу. Я остался дожидаться его на квартире.

Недолго думая над тем, чем занять себя, я заглянул в хозяеву домашнюю библиотеку, выбор в которой был невелик. Я определился с самой, на мой взгляд, интересной книгой и принялся за чтение. Однако насладиться чтением я не смог – меня то и дело посещали тревожные мысли — то ли книга была плоха, то ли я был сам не свой. Я не находил себе места; дурное предчувствие не покидало меня. Время между тем всё шло, а Мезенцева я так и не наблюдал. Чем дольше я ждал, тем более становилось моё нетерпение. В один момент я уже не выдержал, и ринулся было разыскивать его. Тут-то входная дверь отворилась, и показался хозяин квартиры. Таким мне его ещё не доводилось видеть.

— Где же ты пропадал!? — встретил я его.

— Как где? У врача.

— Почему так долго!? Что тебе сказал врач?

Он снял с плеча сумку и с громким звоном поставил её на порог. Мезенцев облокотился на дверь и после секундного молчания ответил мне:

— У меня чахотка. Я не знаю, что делать…

Я обомлел.

— Скажи, что ты шутишь!

— Какие мне теперь шутки?..

Этот момент стал переломным как в его, так и в моей жизни.

V

Страшный недуг моего товарища был выявлен слишком поздно. По словам врачей, лечение бессильно — оно теперь сможет лишь отсрочить неизбежное. Услышав свой диагноз и осознав всю безвыходность своего положения, Мезенцев и сам отказался от дальнейших услуг врачей. Как он говорил, у него нет никакого желания доживать свои последние дни, глотая таблетки и запивая их микстурами. Его кашель усилился и участился. Мне было жалко смотреть на него, смотреть, как такой юный человек, ещё не успев познать абсолютно ничего в своей жизни, вынужден страдать от столь тяжёлой болезни.

Пётр был вынужден подать в отставку. Я навещал его так часто, как только мог. Все дни он проводил в своей квартире лёжа на кровати. Порой он начинал хладно обращаться и со мной. Болезнь способна изменить человека, как в лучшую, так и в худшую сторону. В эти самые минуты мы чувствуем себя не такими, как все, начинаем смотреть на вещи под другим углом. Вот и наш Мезенцев изменится до неузнаваемости.

VI

По дороге домой я решил проведать своего несчастного товарища. Да… эти визиты не доставляли мне никакой радости, ибо я знал, что всё уже предначертано и очень скоро всё закончится.

Я поднялся по лестнице и остановился возле двери с номером тринадцать. Я уже хотел было постучаться, но чёрт меня дернул попробовать повернуть дверную ручку. Дверь отворилась. Очень странно, что Мезенцев оставил её открытой. Я бесшумно переступил порог и закрыл дверь. Пройдя в комнату, я стал свидетелем душераздирающей картины.

Мезенцев сидел на своей кровати лицом к окну, в котором солнце уже пряталось за крышами домов. Сидел — и плакал. Он не заметил моего прихода, а потому мне удалось застать его живого, без притворства. Он плакал искренно, по-настоящему. Моё сердце содрогалось от того, что я видел. Так прошло пару минут, и Мезенцев всё же почувствовал, что он не один. Он обернулся и увидел меня. В заплаканных глазах отразились лучи солнца. Я попытался изобразить невозмутимое лицо — но не смог. Он прочитал на моём лице глубокое сожаление и не стал молниеносно отворачиваться от меня. После встречи наших взглядов прошло около минуты — и слёзы вновь покатились из его глаз. Я подсел к нему, не знал, что и сказать. Но он избавил нас от неловкого молчания.

— Знаешь, а ведь в жизни-то у меня ничего никогда и не было. Детства не было — всё время я оставался в стороне; считал, что мне так будет лучше. Но сейчас вижу, что не лучше. Я познал отцовскую любовь, но не смог ответить взаимностью. Какой же я бесчувственный идиот! А Вера? Как она хотела видеть меня! как жаждала встреч со мной! Но ценил ли я всё это? А ведь только сейчас вижу, как люблю её. Только сейчас понимаю, как виноват перед своим отцом. — Он вытер лицо окровавленным платком. — Лишь к одному тебе смог проявить дружбу — и вот сейчас ты со мной; ещё немного и проводишь меня в последний путь. И поздно уже что-то менять.

Внезапно он поднял голову и взглянул в окно. Его глаза блеснули; я увидел огонь в них.

— Почему же поздно? Завтра!.. Уже завтра выезжаю в Архангельск! — на этих словах он снова раскашлялся, и упал на постель. Всё это время я молчал.

Действительно, уже на следующий день Мезенцев был полностью готов к отъезду из Москвы. Я поехал с ним.

VII

Поездка в поезде вышла достаточно занимательной. Мы ехали пару суток. Мезенцев всё время суетился и не находил себе места. Я видел в его лице сильное переживание. Его глаза, как и он, метались из стороны в сторону. Я, наоборот, сидел спокойно и пристально наблюдал за всем происходящим: будто проводник заглянет к нам купе, и я примусь осматривать его с ног до головы со своей койки или мой товарищ в очередной раз присядет напротив меня и попытается собраться с мыслями, а я постараюсь прочитать их на его лице. Хотя, думаю, и так всем понятно, о чём думал наш герой. Но больше всего мне нравилось смотреть, как пейзаж за окном сменялся каждую минуту. Стволы деревьев один за другим пролетали мимо меня. Думаю, всем это знакомо. Вот приметил ты какую-то берёзку за окном, а через секунду она уже позади. И поезд не свернёт с рельс, не развернётся назад, и ты уже никогда не встретишь эту берёзку. А ведь и в жизни оно точно так же. Что было, то было — и назад уже ничего не воротишь. После деревьев мы проезжали большое унылое поле. На эту картину смотреть было скучнее всего. Но после мы выехали на мост, и за окном, отражая солнечные лучи, заблистала река. Этот же пейзаж радовал меня гораздо сильнее. Так и промчался целый день нашей поездки.

Очутившись в Архангельске и сойдя на станции, мы направились в квартиру к Мезенцеву, которая находилась на другом конце города. К слову, квартира эта была совсем невзрачная, абсолютно пустая. Она лишь была обставлена мебелью, кроме которой в квартире ничего больше не было, ибо почти все вещи Пётр перевёз в Москву. Унылая обстановка дополняла моё поникшее состояние, чего не скажешь о Мезенцеве. Его переполняло какое-то нетерпение и волнение. Однако время уже было позднее, и нам оставалось лишь лечь спать. Завтра нам предстояла встреча с Мезенцевым старшим.

VIII

Утром Пётр выглядел очень болезненным. Он громко и часто кашлял, утираясь платком, но своих намерений он не переменил. Мы выехали.

Через полчаса мы оказались на месте, но нам предстояло ещё около двадцати минут ходьбы до дому, где вырос наш несчастный друг. Чем ближе мы подходили, тем сильнее Мезенцев волновался и краснел — ему было сильно стыдно перед отцом. Но вот мы подошли. Стук в дверь. Нам открыл мужчина среднего роста, с морщинами на лице и проседью в волосах. Это и был отец Мезенцева. Он тут же узнал своего сына — и слёзы покатились из его глаз. Блудный сын также не мог сдержать слёз. Они обнялись.

— Прости меня, отец, — хрипло говорил Мезенцев, — прости, что покинул тебя; прости, что позабыл; прости, что не писал. За всё меня прости.

Старик молча кивнул головой — он был не в обиде на своё дитя.

Мы прошли в дом, который был обустроен именно так, как я себе и представлял. Иван Андреевич жил один, но соблюдал чистоту и порядок. Он совершенно не ждал сегодня гостей, но по убранству в доме этого и не скажешь. Сын и отец, так давно не видевшие друг друга, вдоволь наслаждались часами своей встречи. Мезенцев всеми силами пытался не подать виду, что болен. И он мне не лгал — Иван Андреевич действительно человек, каких редко встретишь в нашем мире — он, наоборот, даже многого не сказал. Мне казалось удивительным, как отец и сын, находившиеся всю жизнь под одной крышей, могут быть так различны между собой. И как Мезенцев мог не ценить всей душевной красоты своего отца?..

А как твои родственники, читатель? Давно ль ты последний раз с ними виделся? Давно ль их навещал? Ты уверен, что с ними всё хорошо?

— Как Вера? Ты о ней что-нибудь слышал? — дрожащим голосом спросил отца Мезенцев.

— А как же не слышать? Вы с ней были так близки какое-то время.

— Да… было такое… — На его лице изобразилась некое сожаление. — Скажи, как она сейчас?

— Понимаю твой интерес, сынок. Вы как-никак уже полтора года как порознь… Уж не знаю только от чего вы. Но с того момента как ты уехал, она раз приходила ко мне. Не забыла старика! Но боюсь тебя огорчить, сынок, появился у неё кавалер. Высокий, статный, художник. Внешне он выглядит её достойным. И она, однако, спрашивала о тебе. Узнав, что ты покинул нас, она сильно расстроилась. Как мне показалось, она расстроилась ещё даже тогда, когда, переступив через порог, не обнаружила тебя.

Я разглядел на лице Мезенцева горькое разочарование. Он громко раскашлялся, но без крови. — Не нравится мне твой кашель, — сказал Иван Андреевич. Но Мезенцев ответил тем же, чем и мне отвечал недавно.

У Ивана Андреевича мы провели весь день, и лишь вечером стали собираться домой. Старик не мог не предложить нам остаться у него на то время, пока мы прибываем в Архангельске. Но Мезенцев сказал, что даст ответ чуть позже, а через пару дней снова его навестит.

По дороге домой я спросил Мезенцева, почему он так старался скрыть свою болезнь, почему не сказал всего сразу. — Он узнает обо всём чуть позже, — раздался уверенный ответ. Мы ехали в тишине ещё несколько минут, пока Мезенцев не прервал наше молчание.

— Знаешь, а я всегда хотел завести себе собаку. Причём самую простую, не породистую. Уж очень мне они нравятся.

— Ты не говорил.

— Знаю, что не говорил. Зато говорю сейчас.

— А от чего же ты не завёл её раньше?

— А я раньше словно и не жил.

Добравшись до квартиры, я чувствовал себя без задних ног. У меня было лишь одно желание: поскорее упасть на кровать и заснуть крепким сном. Собственно так я и сделал.

IX

Мне снился странный сон. Я расхаживал по городу, как заметил непонятный силуэт, фигуру на другом конце улицы. Она показалась мне таинственной, и — сам не знаю зачем — я стал её преследовать, но мрачный незнакомец с каждой минутой шёл быстрее и быстрее, и вот я уже бежал за ним со всех ног. Вокруг мелькали люди, машины, дома, магазины — всё пролетало мимо меня. Я уже был близко, всего в десяти шагах от него, как вдруг он завернул за угол. Свернув за ним, я оказался в узком переулке, в котором не было ничего, кроме двери в самом его конце. Подойдя к ней, мне хватило смелости отворить её и перешагнуть через порог. Передо мной предстала небольшая, тёмная и пустая комната. «Куда же он подевался?» — изумился я. Убедившись, что таинственного незнакомца здесь нет, я развернулся к двери, но тут она неожиданно захлопнулась передо мной. Я стучался, пытался открыть её, выбить, но всё было напрасно. Я остался один в окружении унылых мрачных стен.

На этом моменте я проснулся — кто-то шершавым языком облизывал моё лицо. Я открыл глаза и увидел перед собой собачью морду. В углу комнаты стоял Мезенцев и улыбался при виде этой картины.

— Это что? — обратился я к нему с негодованием, указывая на пса.

— Это Вальтер. Правда, забавный?

Пёс, сидя на кровати, с высунутым языком смотрел на меня блестящими глазами. Он и впрямь был забавен в ту минуту, но я был не в духе из-за странного сна, поэтому принял пса очень равнодушно.

X

Мезенцеву были известны и улица, и дом, где проживала Вера. Всю дорогу он молился, лишь бы застать её по-прежнему адресу. Вальтер поехал с нами.

Вот мы уже возле её дома. Какой расчудесный уголок! Дом в два этажа из белого кирпича более остальных выделялся на всей улице. По бокам от аркообразной двери на декоративных горшках подвешены аккуратные, приковывающие взгляд цветы. Дрожащей рукой Мезенцев постучал в дверь, во второй он сжимал свой платок, на котором не осталось ни следа его прежнего белого цвета — он весь уже был запятнан в крови. Медленно дверь отворилась. Я встретился взглядом с прекрасной голубоглазой девушкой. Она и впрямь была красавица. Стройные и резкие черты лица, нежные тонкие руки, волнистая талия — своим видом она предстала передо мной как совершенство. И вот она взглянула на Мезенцева. Они оба недолго молчали, а после на её глазах проявились слёзы. С каким жаром он обнял её! Платок был уже спрятан в карман.

Вера была одна — её родители на тот момент находились в деревне. Я с непреодолимым любопытством разглядывал её обитель. Нас угостили чаем, и мы разговорились, о чём только было можно. Как было непривычно смотреть на Мезенцева, ловить его взгляд, наполненный страстью и восторгом. Она на него смотрела точно так же. И в один момент я почувствовал себя лишним в этой комнате, мне стало неловко. Я вызвался выгулять Вальтера. Ни Вера, ни Мезенцев не стали отговаривать меня — им и самим хотелось остаться наедине.

Гуляя по улице, я набрёл на пакр. Чудное место: стройные деревья, подстриженные кусты и газон, аккуратные лавочки, тротуар, выложенный ровной квадратной плиткой.

Мои мысли были далеко от меня. Я дивился этому взгляду Мезенцева — глубокому, мечтательному, страстному. Он точно счастлив видеть её. Вероятно, рядом с ней он уже и не помнил о своей болезни. Но ведь чем любовь не болезнь? Так же внезапна и порой беспощадна. Болезнь зачастую неизлечимая. И согласятся со мной все те, кто испытывал некогда из-за неё душевную боль. Но ведь любовь делает нас и счастливыми. Разве можно в таком случае назвать её болезнью? Но, подобно страшному недугу, она так же меняет Мезенцева к лучшему.

А мне уже давно за тридцать. Не пора ли и мне полюбить кого-нибудь?

Вот мы с Вальтером вернулись с прогулки, и остались незамеченными. Я услышал небольшую часть их душевного разговора:

— Я слышал, ты не одинока, у тебя появился кавалер.

— Иван Андреевич тебе это сказал?

— Да, он. Я был у него вчера.

— Он тебе в этом не солгал.

— И в том, что он художник?

— И в этом тоже. У меня есть даже одна из его картин.

— Ты с ним счастлива?

— Иван Андреевич должен был сказать тебе, какое разочарование я испытала, узнав о твоём отъезде. Я знаю, он не мог не заметить этого.

— И что ты хочешь сказать этим?

— Что и я тебя люблю.

На этом моменте Вальтер ворвался к ним в комнату, ясно дав понять, что мы уже в доме. Я сделал вид, что ничего не слышал.

Настал вечер, пришло время прощаться.

— Мой отец предложил мне остановиться некоторое время у него, — говорил Мезенцев. — Он будет рад и тебе.

— И я с ним давно не виделась и тоже была бы только рада навестить его.

— Завтра мы (указывая на меня) будем там.

Он поцеловал ей руку и вышел с крыльца.

— Ты и ей ничего не сказал? — спросил я Мезенцева.

— Ей тоже пока что рано знать.

XI

На следующий день мы уже были у Ивана Андреевича. Старик тепло принял Вальтера, хоть и не знал, что сын его давно уже мечтал о собаке. Ближе к вечеру того же дня и Вера посетила нас. Иван Андреевич с восторгом впустил девушку в дом и был рад, что она, наконец, сошлась с Мезенцевым. Так мы остались у него на неопределённый срок.

Как-то проснувшись с восходом солнца, я вышел из комнаты, в которой спал, в общий зал, и сел напротив окна со стороны дворового сада. За окном в саду я увидел Вальтера. «Что же он там делает, ведь на ночь его запирали в доме?» Но чрез секунду я увидел, как за ним гоняется наш Мезенцев. Он игрался со своим псом, как малое дитя. И вот Мезенцев поймал своего пса, уселся на газон и усадил Вальтера рядом с собой. Через минуту к ним подсела и Вера и обняла счастливого Мезенцева — и сама была счастлива. Они втроём любовались восходом солнца.

Не мог я без сожаления смотреть на эту картину. Не мог без сожаления смотреть на Вальтера. Как этот добродушный пёс резво веселится со своим хозяином, виляя коротеньким хвостом и впиваясь в него своим глубоким любящим взглядом. О! бедное создание. Он и понятия не имеет, что ещё совсем немного, и он больше никогда не сможет подать лапу своему хозяину. Не мог я без сожаления смотреть на Веру. Как она была счастлива, увидев Мезенцева на пороге своего дома! как она счастлива слышать от него слова любви! как она счастлива обнимать его и не думать больше ни о чём — только о них двоих. Больно представить, какие страдания ждут её молодое страстное сердце. А что говорить про Ивана Андреевича? Каково ему осознавать, что его же сын прежде ляжет в землю? Что будет чувствовать родительское сердце!?

Так прошло около трёх недель. Состояние Мезенцева заметно ухудшалось. Когда он понял, что не может больше скрывать от всех свою болезнь, он вместе со мной съехал на свою квартиру, а всех уверил, что отправляется в Москву и скоро они получат известие о нём. Но каким будет это известие!..

XII

Прошло ещё две недели. Мезенцев уже еле держался на ногах. Сильные боли в груди не давали ему покоя. Кашель его был пугающим: громким, раздирающим, каждый раз оставляющий орнамент красных брызг будь то на салфетке или ладони. Он уже почти не поднимался с кровати.

Роковой день настал. Мезенцев лежал на постели.В нём боле не оставалось сил, чтобы что-то говорить. Последние его слова были: «Шкатулка… на полке…» Я обратил внимание на эту шкатулку. Открыв её, я обнаружил в ней конверт. Убедившись, что я нашёл письмо, Мезенцев закрыл глаза. Спустя четверть часа я уже держал его за холодную руку. Солнце зашло.

Я открыл письмо. В нём Мезенцев кривыми буквами на последнем издыхании оставил своё заключительное послание. Сперва он выразил в нём всю свою благодарность ко мне. После благодарил отца. Затем оставил последние признания Вере. И лишь в конце писал, что сожалеет о том, как всё закончилось, и как корит себя за свою беспечность и глупость. Он пишет, что не стал говорить им о своём несчастии, ибо не мог позволить себе внушить страх и боль разлуки в любящие его сердца. Он считает, что им будет проще принять тот факт, что они больше никогда его не увидят, нежели каждый день просыпаться с ужасными мыслями, как просыпался он сам.

Это письмо попало в руки Ивана Андреевича и Веры. Стоит ли здесь что-то говорить? На следующий день состоялись похороны. Я и Иван Андреевич забрасывали яму холодной землёй. Вера рыдала. Вальтер громко выл. Больше не было никого.

XIII

Я уехал обратно в Москву. С тех пор я стал чаще видаться с родными. Чуть позже женился. Сейчас у меня два сына. Вера осталась жить с Иваном Андреевичем, Вальтер вместе с ними. Вера так и осталась одинокой женщиной. Я часто их навещаю.

Одумайся, дорогой читатель, всё ли ты делаешь правильно? Ничего ли ты не упускаешь? Не зазря ли живёшь? Если можешь убедительно ответить: «Я ни о чём не жалею», — то я безгранично рад за тебя.

Грачев Захар Сергеевич
Возраст: 17 лет
Дата рождения: 03.09.2006
Место учебы: ГБОУ СОШ № 6 г.о. Сызрань, Самарская область, г. Сызрань, ул. Интернациональная, д.141А
Страна: Россия
Регион: Самарская обл.
Город: Сызрань