Принято заявок
2687

XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Проза на русском языке
Категория от 14 до 17 лет
Первый раз сказать «люблю»

Раз, два, три

Нашу встречу ничего не предвещало. Только билетик в автобусе попался “встречный”. В полуродном городе не так много знакомых, чтобы вдруг с кем-то увидеться, поэтому я не придала этому никакого значения. Обычно я верю знакам Судьбы.
Этот день запомнился бы мне прогулкой по лесу, чудесным видом с крыши многоэтажки и десятками фотографий. Кто бы мог подумать, что в альбоме под названием “Память” через пару дней не останется места на столь повседневные воспоминания. Ты станешь эпицентром событий.

Судьба, говорят, не ошибается.

Честно признаться, я не относилась к этому всерьез, даже когда ты предложил мне встретиться. Вот так просто — с незнакомым парнем в малознакомом городе. Я бы могла провести так день, но у меня уже были планы. Ты их подвинул легко, одним звонком. Я записала в телефонную книжку имя, которое не выделялось на фоне прочих особыми обозначениями, но которое я была рада видеть на экране в любое время суток.

И я волновалась перед встречей. Поправляла волосы, смотрелась снова и снова в зеркало, ругалась на синяки под глазами, которые стали неприлично темными. Моя подруга надо мной лишь смеялась, не со зла, конечно.

Ты пожал мне руку. Так все начинается, да? С простого рукопожатия. Мы идем рядом, и я ловлю каждое твое слово, а ты все говоришь эмоционально и громко, не стесняясь никого. Мне стоило быть такой же открытой, как обычно, но ты увлек разговором. Хотелось лишь слушать тебя.

Мы дошли до маленькой площади, на которой проводился небольшой праздник. Мы смеялись над выступающими и ничего не понимающими прохожими, избегали объективы телевизионных камер, танцевали под забавные песни и коверкали их слова, напевали любимых исполнителей и узнавали музыкальный вкус друг друга.

Ветер был сильный. Он растрепал твои вьющиеся волосы, и ты решил забрать их в хвостик. Ты решил, что я должна забрать их в хвостик. По моим рукам словно рассыпались колосья пшеницы: твои светлые волосы на ощупь были мягкие, если я правильно помню. У меня так дрожали руки, что я боялась, не смогу мысли собрать, не то что твои волосы.

Когда праздник закончился, заиграла приятная, спокойная музыка, и ты сказал: “Давай потанцуем”. Я никогда не танцевала на улице среди толпы проходящих мимо людей, но это был не вопрос. Ты обнял меня уверенно, скрывая всю свою силу за нежностью.

Ты спросил, как я учусь, и я с гордостью ответила, что учусь на “отлично”. Кажется, тогда я была особенно рада, что добилась таких успехов, — теперь я могла сказать об этом тебе. “Посмотри же, какая я умница”, — твердило все мое существо. Ты был заядлым троечником, но эта формальность никак не помешала мне влюбиться в тебя.

Ты хотел провести со мной как можно больше времени, но мне нужно было идти. На прощание, держа в своих крепких объятиях, ты сказал: “Я напишу тебе”. Томительное ожидание началось уже со следующей секунды после твоих слов. Какое же несчастье, сказал бы А.С.Пушкин, что это прекрасное чувство длилось совсем недолго: я не успела дойти до подъезда своего дома, а мой телефон уже ярко подсвечивал каждую букву твоего имени — …

Мы разговаривали весь вечер и полночи, и мне было так не важно, во сколько завтра начнется утро. Мы еле знакомы, и это не больше, чем глупость и возраст, но по голосам было слышно, что мы были такими счастливыми. Я набирала тебя, словно не хватало воздуха в легких, и единственное, чего боялась, что будет “занято”.

Лишь ты, лишь я

Ты носил меня на руках. Мне даже не нужно было что-то говорить: ты закидывал меня на плечо, и никакая пыль не могла испачкать мои туфли, никакие насекомые не могли напугать меня.

Ты держал меня за руку, когда мы гуляли, и я чувствовала, что не упаду, даже если бы земля начала уходить из-под ног.

Ты защищал от всех, кто посмел прикоснуться ко мне, потому что если ты мой — я твоя в квадрате. “Сочувствую, выбор у тебя не очень”, — говорили тебе знакомые, и после таких слов ты готов был научить любого держать язык за зубами.

Ты обнимал меня каждый свободный миг, который только появлялся, и твои объятия были вместо всего мира.

Ты целовал меня. Вначале аккуратно, в щечку. Потом позволил себе коснуться моих губ, а я позволила себе ответить на твой самый нежный, наш первый поцелуй.

Мы целовались каждую минуту: сидя на лавочке в обнимку, отдыхая на горячем песке пляжа, ожидая твоих друзей у парка, на перекрестках, пока горел красный свет, или просто останавливались посередине улицы и целовались. “Опять… Может, потом продолжите?” — и смех слышали мы.

Твое признание было волшебным: среди старых домов, среди твоих друзей, когда музыка заглушала слова, ты прижал к себе и спросил шёпотом: “Будем вместе?” Только я не сразу ответила “да”, у меня был подготовлен другой ответ, но, кажется, слова весили тонну, где могла я найти столько сил. Мысли травили меня, как яд, а в сердце пели соловьи… Ты улыбнулся, когда услышал мое согласие.

Мы живем в разных городах, и когда-нибудь я должна была бы уехать домой. Я даже знала, когда, но старалась не думать, как мало нам осталось. Ты лишь говорил: “В любой из дней недели прилечу к тебе, приеду, самолетом или почтой,” —  улыбался, а я верила.

Потому что каждый час в ожидании нашей встречи мою голову заполняли мысли: как я люблю твои запутанные волосы, которые немного кучерявятся, и твои голубые, словно океан, глаза; как катастрофически тебя не хватает; как я хочу к тебе, как можно ближе; и как же невероятно, что мы встретились.

Если ты долго не звонил и не брал трубку, я повторяла как мантру: “Позвони мне, позвони…” Во время наших разговоров я улыбалась. Мне так мало нужно было для счастья — лишь услышать твой голос.

Мы сделали первую нашу фотографию, но я не выложила её в социальные сети, на что ты спросил: “Почему?” Я ответила, что мне не нравится, как я там выгляжу, а ты сказал: “Ты всегда красивая”. Действительно, каждое следующее утро, смотря в зеркало, я видела красивую девушку, и у нее светились глаза.

Мы разговаривали с тобой до пяти утра по телефону, хотя вставать нужно было так рано. Строили планы, обсуждали мир, какой он был на данный момент, рассказывали о мечтах, о сожалениях, о том, что пропустили друг у друга в жизни.

Сидели в кафе и пересчитывали твои травмы после боя, где ты стал победителем. Ты целовал меня, забинтованной рукой прижимая так сильно, до боли в пальцах, я ее чувствовала.

Включали твои любимые песни, ты подпевал, а я слушала, боясь дышать.

Ты хотел доказать всем, что не просто “мальчик с улицы”. Твоя гордость иногда затуманивала твое сознание, ты задевал меня своими словами, и в итоге мы не разговаривали. Часа не проходило, как ты снова обнимал меня за плечи, целовал сильно, и это было лучше наигранных слов: “Sorry.[1]” Ты любил меня больше, чем свое эго.

Тебе, как ребенку, иногда не хватало внимания, и ты вытворял разное. Я просто не знала, что мне делать. Один раз ты довел меня до слез своими играми. Нужна ли я была тебе так, как ты нужен мне? “Хочешь, я обниму тебя так сильно, как ты мне нужна?” Моя грудная клетка настолько сжалась, что там не было место для крохотной бабочки, мои кости хрустели, я вскрикнула от боли, но слезы высохли. Мое лицо озарила улыбка, которую ты любил.

Мы встретились совершенно не запланировано и случайно на скейт-площадке, и ты в очередной раз продемонстрировал свое мастерство лично мне. Ты поговорил с моими младшими братьями: с одним — о футболе, с другим — о роликовых коньках, и обоих назвал хорошими ребятами, а я была рада наблюдать ваш разговор.

Я боялась побеспокоить тебя, поэтому иногда не звонила и не писала лишний раз. Ты тогда при встречи обиженно бубнил: “Не звонишь, не пишешь…” В следующий раз я звонила, даже если было раннее воскресное утро.

Тону, как в омуте

Ты никогда не говорил мне, что “мы” навсегда. Нет, конечно же, нет. “Навсегда” не существует, потому что все заканчивается когда-нибудь: одним сообщением, долгим разговором или звонком. Сколько же длилось наше “навсегда”? Давай не считать в часах и минутах. Мы согласились на это, чтобы на какое-то время почувствовать себя любимыми, а значит счастливыми.

— Мы решили, что нам стоит остаться хорошими друзьями.

— Со мной? — непонимающе переспрашиваю, потому что информация настойчиво не поступает в мозг.

— Да.

Ты что-то там решил со своим другом насчет “нас”? Решил что-то, не со мной, а с ним? Все уже решил?! Как несерьезно! Как глупо! Как обидно. Как горько осознавать, что тот, кому я уже успела отдать все свои мысли, все свои чувства, произносит: “Давай будем друзьями”. Нужно что-то ответить, но я не знаю, что говорят в таких случаях. Я просто смотрю в одну точку на обоях в комнате, в которой я встречала рассвет вместе с тобой на том конце провода. Сейчас темно, душно. Почему-то мне кажется, что я второй раз переживаю этот момент, что я уже видела это, возможно, во сне.

— Не молчи.

— Почему?

И ты с уверенностью озвучиваешь три причины, которые, Господи, казались мелкими препятствиями пару дней назад. Ты говоришь, а я удивляюсь, как легко перевернуть все слова так, чтобы они были за тебя и против меня. Ты пытаешься убедить меня, что я не могла так быстро в тебя влюбиться; какая большая проблема, что мы живем в разных городах; как ты ревнив, и что не можешь верить людям. Только я верю тебе, каждому твоему слову, которое оставляет на моем теле еще одну глубокую рану. Кажется, что останутся навсегда только шрамы и воспоминания, ведь пути наши разошлись.

— Мы не будем друзьями, — говорю я уверенно.

— Почему?

Этот вопрос вызывает во мне бурю возмущения. Какой глупый вопрос! Как я могу дружить с человеком, который так целовал меня, так обнимал меня, стал так близок. Еще осталась светлая вера в нашу взаимную привязанность.

— Когда ты все решил? — вопрос еще более ненужный.

— Час назад.

— Час?

— Ну, хотя, наверное, день.

Я пытаюсь вспомнить в голове хотя бы один момент, который бы подсказал мне, что ты сейчас говоришь правду. Почему-то каждый момент становится таким.

Ты пытаешься свалить все на свои плохие качества, вынудить меня сказать: “Ненавижу” или “Терпеть тебя не могу”, но единственное, что я могу произнести это — “Бесчувственный…”. Фраза обрывается, в горле что-то мешает говорить. Нет, не слезы, не обида, а то чувство, которое не может просто испариться, словно его не было. Я все еще в тебя влюблена.

Я молчу, потому что не знаю, что еще сказать, а ты разговариваешь со своей собакой, читаешь смешные истории в интернете, только не смеешься.

Моим последним словом тебе было: “Прощай.”

Ты писал мне потом. Через пару минут ты писал, чтобы я тебе ответила, когда успокоюсь. Но я уже была спокойна, только не видела никакого смысла тебе отвечать. Мы — не пара, мы — не друзья, ты — половина меня, я — половина тебя, но мы не целое. Я твой недостаток. Зачем цепляться? “Нас” больше нет. Небо погасло, а звезды погибли.

Я проснулась утром с ощущением, что потеряла дорогую мне вещь и уже никогда ее не найду, что я не смогу без нее жить. Но жизнь продолжалась, Земля не слетела со своей орбиты за эту ночь. Мне было всего семнадцать лет. “Жизнь на тебе не закончилась,” — говорил мой разум, а сердце ему отвечало: “Нет, закончилась”.

Первый день без тебя мне было несложно: я все осознала, все поняла, все обдумала. Ты будешь лишь воспоминанием, этапом или стадией. А. Чехов писал: “Нет ничего лучше воспоминаний. Да и ничего хуже тоже нет.” Фраза, которая была написана о тебе, которая будет написана с пометкой “ты” в дневнике.

Ты был как простуда, которая с каждым днем больше напоминала о себе. Я искала таблетки, честно, во всех аптеках. Я ходила в кино, театр, куда-нибудь, но везде думала о тебе.

Я видела в день своего приезда домой под окнами парня, и мое подсознание было уверено, что это был ты. Я не следила за тобой в “Инстаграме”, но ты мерещился мне везде, на каждой улице моего города, в который тебе незачем было ехать.

Расскажи и докажи, попробуй, сердцу, что все хорошо, позови его мыслить здраво. Сердце не мыслит. Кажется, что это несложно, просто оставить все в прошлом, но оно не отпускает. Значит еще не прошло?

Так привыкла к нашим телефонным разговорам перед сном, что ждала звонка каждый раз, когда голова касалась подушки. Ждала звонка. От кого-нибудь. Не звонишь — летишь к новой подружке, не звоню — падаю с крыши дома на улице “Воспоминания”.

Как Земфира, я полюбила Вас, Марина Цветаева. Вы правы — “Боль называется ты”.

К чему все разговоры, которые мы вели до утра, ведь теперь тебе не нужны лишние напоминания обо мне. Ты просто нажмешь “delete” и удалишь меня из своей памяти.

Алкоголь, горький дым — ни от чего не становилось легче. Мне заменить тебя было нечем. Я плакала в середине фильма, потому что вспоминала, как ты меня так же целовал. Это была даже не драма.

Все время мечтала о неожиданной встрече, сообщении в час ночи, звонке в разгар дня.

Я дождалась. Ты написал: “Привет, как твои дела?” Только у меня также все было. Все те же облака над головой, а ответа конкретного нет, потому что не “хорошо”, не “нормально”, но и не “плохо”. У тебя — отлично. Разговор не клеился, потому что я пыталась его скрепить степлером. Я искала причины для этого сообщения. Все надеялась, что написал не как другу. Ошиблась.

Не знаю, чего я больше боялась — увидеть тебя снова или не увидеть вообще.

Я обошла весь твой город, все места, где было такое короткое, но незабываемое (потому что не могла забыть) “мы”. Я нашла тебя. С противоположной стороны улицы ты стоял с друзьями. Ты не видел меня. Я запомнила тебя как размытый силуэт прошлого. Дома уже осознала, что чудес не бывает.

Знать бы хотя бы где ты, с кем ты, как началось твое утро, проверяла твои социальные сети в поисках ответов. Сама вставала не раньше десяти, поливала цветы и переливала, потому что забывалась за просмотром кино в голове. Кадрами были наши поцелуи.

И когда я уезжала из твоего города второй раз, то действительно расстраивалась. Я прощалась с той комнатой, где отвечала на твои звонки, где думала о тебе, где ты затмил все детские воспоминания.

Я уезжала и оставляла часть себя в этом городе, чтобы потом кто-нибудь прислал почтой.

Я бы открыла конверт, а там – часть меня и ты.

Одно из семидесяти семи [2]

Время — удивительно и жестоко. У нас было так мало времени вместе, но я запомнила каждый миг, проведенный с тобой. Наш последний разговор был таким длинным, мне казалось, а на самом деле, двадцать шесть минут и сорок четыре секунды. Я скучала по тебе, и дни шли медленно, каждый час растягивался, как твоя жвачка с ментолом от запаха табака. Прошло всего несколько недель, а я уже не прошу, как Р. Рождественский, воздуха.

Мне говорили, что пройдет, но не проходило. Или мне казалось, что не проходило? Или мне хотелось, чтобы не проходило.

Я раскрасила лето красками и написала твое имя на обложке заглавными буквами. Это лишь одно лето, которое, как и все, закончилось и больше не повторится.

Уже осень, а моя осень теперь тебя не касается.

Узелки все распутаны. Мне не нужны ответы, которые я не получила, я больше их не ищу.

Я не ищу тебя в каждом прохожем. Не смотрю на номера проезжающих машин. “283” стоит стереть из памяти, оставив лишь упоминание, что это число.

Пока ты у меня в мыслях, ты не погибнешь. Могу сказать, что это не случится никогда, но причиной тому не станут мои слезы. Причиной тому станет моя улыбка, ведь ты стал самым ярким воспоминаниям этого лета.

Ты — моя первая любовь.

Наивная, детская, светлая, которая захватывает с головой и не отпускает, и кажется, что никогда-никогда не отпустит.

Ты показал мне, что значит быть любимой, быть влюбленной.

Это больше, чем космос, выше, чем звезды, прекраснее, чем морская гладь, более захватывающе, чем горы.

Это вычеркнуть из списка дел мысли о себе и поставить на первое место мысли о тебе, которые и сами заполняют голову.

Это ждать встречи с тобой, даже когда она не должна произойти, ждать звонка, когда уже слипаются глаза.

Это поехать без карты на другой конец незнакомого города на одном лишь желании увидеться, но каком сильном желании.

Это добавлять в “любимые” твои песни, и учить их текст наизусть, и мысленно подпевать тебе, но только мысленно.

Это чувствовать себя в безопасности с тобой, как в защищенном скафандре с особым кислородом только для нас двоих.

Это запомнить каждую твою мечту, делиться своими и строить совместные планы: уехать из пасмурной России в солнечную Испанию.

Это ценить каждый день, который ты провел со мной, хотя твои друзья звали тебя.

Это не скрывать грусть, даже если кажется, что повод глупый, ведь в твоих объятиях все беды исчезают.

Это быть твоей девушкой — значит нести еще большую ответственность, не только за себя, но и за тебя, чтобы ты ни говорил.

Это не больше, чем дружба, и, наверное, не прекраснее, но совсем другое чувство.

Чувство, которому ты стал причиной.

Я случайно встретилась с тобой, как по волшебству: раз —  мы еле знакомы, два — мы идем за руку, три — ты на прощание обещаешь позвонить.

Когда виделись после недолгой, но мучительной разлуки, в мире оставались лишь мы одни: ты и я.

Куда-то так резко пропала иллюзия любви, и я тонула в тебе, как в омуте, без шансов спастись.

Лето закончилось, началась осень, такая неуютная, холодная, дождливая, к воспоминаниям о тебе тянет, и они греют изнутри.

Говорят, мы сгораем после предательства в любви. Но знает, как дотла гореть, только пепел. Люди возрождаются подобно фениксу, чтобы загореться вновь.

Ты — моя первая л ю б о в ь .

 

[1] — Прости.

[2] — Средняя продолжительность жизни женщин в России 77 лет.

Ференец Анна Андреевна
Страна: Россия