Край —
Неведомой дали Грааль до краёв наивен,
Ртутью промозглой росы низвергаются капли.
Чёрт,
Свесив копыта, в бессилии сидел на иве,
Ангелу бледному тихо рыдая в плечо.
Диво —
Косматые россыпи дыма с холмов алеют,
Шлюпки тумана швартуются в бухтах полей.
Ветры
Сбредаются стаями холить аллею,
Кутая тропы забытые в пух тополей.
В ризах
Надорванных листья, полёт освоив,
Земь постигают, стегая меж крон эскиз
Времени
Сломанной кистью под лёгкость сбоев
Хода часов, лишь бы мёд этих троп не скис.
Мельком
Окинув сие полновластие действа
Зрением Плиния, стёртым с окраин Везувия,
Двое
В тиши рассуждали, куда им деться;
Славный процесс — покой на грани безумия.
Где-то
Поодаль хрипел соловей, вестимо,
Песнью давиться не впервь, да и зримо — нет
Должных
Ушей, в коих может быть песнь вместима;
Стечь в чью-то память, как вечность в один момент.
Так
Бытие, растекаясь из амфор теорий,
День выстилает, чьи образы вновь наведут
Грим
Роковой безызвестности, a fortiori
Быть — не значит маячить у всех на виду.
Листья
И крона — предсмертная роба древа,
Ради пропавших накинет свой облик кровати.
Если
Для ангела чувства — оплот обогрева,
Здесь безразличие — единственный обогреватель.
Чайничный
Свист пелену наваждения снимет,
Хрип соловьиный заменит обеденный грай,
Лишь
Моя тень под эгидой забвения с ними —
Там, где погиб незаметно неведомый край.