XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Я к вам зашел мокнуть перо в чернила,
Я так застенчив и неловок в этот час.

Федор встал сегодня пораньше. Он хотел еще полежать, но вспомнил про письмо, которое лежало у него на письменном столе, и решил, что ему все-таки следует встать. Хотя,  это письмо, полученное  уж как неделю назад, его не радовало, так как это письмо было от брата. Нет, он любил брата, напротив он всегда был рад встречи с ним, тем более что они виделись редко. Но в этот день он знал, что брат приедет за своими «документами», так он выражался о стихах, которые писал Федор. Люди читали и поражались этим стихам, особенно видя в конце стихотворений  «Кирилл Аркадьевич». Но об этом позже.

Федор  и  Кирилл родные братья. У них есть еще сестра Мария, точнее, их должно было быть четверо, но самая маленькая Екатерина умерла, при рождении и унесла с собой жизнь матери. Отец их Аркадий Иванович статный, всегда держал свое слово, выполнял обещанное  и детей воспитывал,  не балуя, чуть с жестокостью. Он имел должность в высшем обществе.

И так, на протяжении долгого  времени, Аркадий Иванович растил детей один. Точнее няня, так как ему, всегда приходилось куда-то ездить: деловые встречи, семинары, а также балы, в которых его раз за раз видели с разными дамами. Но не стоит говорить, что Аркадий Иванович не уделял время детям, он искренне любил детей и сейчас после смерти жены он думал, что должен исполнить долг перед покойной женой и Богом, вырастить детей. Он знал, что эта работа отнимает все его время, и когда ему приходилось задерживаться надолго в кабинете, делая оставшиеся дела, он ругался про себя, что он сейчас здесь в сырой комнате размышляет над какими- то делами, вместо того чтобы быть рядом с детьми, играть с ними. Он старался не покидать комнату, когда работал, потому что в любой момент может зазвонить телефон, в случае того, что, что-то может произойти с детьми, что-то плохое, за которое он всю оставшуюся жизнь будет терзать себя и просить помощи у покойной жены и Бога.

Такие мысли часто тревожат его, когда он старается проникнуть в суть дела, над которым он работает, эти мысли не дают ему покоя и от того у него еще больше отнимается драгоценное время.

После долгой работы он приходит домой уставший и заходит в дом, чуть вбегая, надеясь, что дети еще не уснули, и он успеет их прижать к себе. Это было не часто, но все-таки было. Как только Аркадий Иванович появляется на пороге дома, тут же детишки бросаются к нему в объятия и целуют его покрасневшее  лицо и гладят седые волосы. После недолгого приветствия, он снова приобретает  образ «строгого офицера» и говорит:

-Ах! Вы еще не спите?! Ну-ка марш, в кровать!- придерживая добрую улыбку.

Дети росли на глазах всей окрестности. Люди говорили: «Ах, какие детишки! Какие молодцы!» Действительно, несмотря  на их малый возраст, от них было много пользы по дому.  Мальчишки: Федор и Кирилл помогали в конюшне, частенько рубили дрова; маленькая Маша кормила кур, подметала, и каждый раз, собираясь помогать няне, готовить ужин или обед, понимала, как же это все-таки тяжеловато катать тесто, и она говорила: «ух, устала», вытирая лоб, и смотря то на часы, то на няню своими грустными глазами. Опять испачкала фартук, и каждый раз это повторялась.

Федор и Кирилл, как уже говорилось ранее, много времени проводили в конюшне, наверное, оттого и у  них такое пристрастие к лошадям. У каждого была своя любимица. В выходные, когда у отца находилось свободное время, они втроем катались на лошади.  Аркадий Иванович каждый раз восхищался мальчишками и от этого у него на глазах наворачивались слезы. Как же быстро растут,  думал он, а я и не замечаю. Мальчики каждый день катались на лошадях. Еле-еле уговаривая Петровича, чтобы он разрешил им давать лошадей. Аркадий Иванович радовал мальчишек  словами: «Вот завтра поедим на скачки, посмотрим на профессионалов…» и мальчики загорались желанием поскорее туда поехать. Они всю ночь представляли, как всё это будет, и мысленно ставили себя на место великих скакунов. Они слышали звуки аплодисментов в своих ушах… Но, к сожалению, этому не суждено было сбыться. То у Аркадия Ивановича  появлялись какие-то дела, то он просто забывал о своем обещании.  

Вот уж который день льет дождь. Как будто кто-то нарочно проткнул облако булавкой.  Сегодня стояла такая же погода. Федор проснулся на звуки капель дождя, которые стучали в окошко: тук-тук, словно манили на улицу. Захотев еще чуть-чуть поспать, он обратно засунул голову под одеяло, но оказалось, сон уже убежал.

В доме стоял запах оладушек. Няня в такие дни всегда готовила сочные, вкусные оладьи, которые дети очень любили. Как только этот пронзительный запах окутывал ноздри, дети сразу вставали и подбегали к столу, и хоп-хоп все съедали, даже  не успев моргнуть. Но сегодня было все по другому, обычная, тихая обстановка. Никто не бежал, никто не кричал на  весь дом «Ура! Нянины оладушки! ». Все скромно сели, поели и оставили долю няне — Софье Петровне и Петровичу.

Наконец в облаках закончилась вода, и мальчики пошли в конюшню. Они даже не попытались попросить разрешения у Петровича, а просто быстро взяли коней и несмотря на то, что везде было грязно, пошли кататься. Какие только трюки не делали мальчики, профессионалам оставалось только позавидовать. Софья Петровна смотрела в окно, и её сердце колотилось от столь  «бешеных скачек». Федор, нахмурившись и собрав губы в бантик, резким голосом закричал на лошадь: «Но! Но!» Он сегодня был не в настроении, как говорят, сам не свой. На этой ноте случилось весьма неприятное: лошадь поскользнулась  и упала на землю и вместе с ней и Федор. Кирилл тут же соскочил с лошади и подбежал к Федору.

-Кто-нибудь! — закричал он и Петрович, крепко зажав зубы (он знал, что хозяин его «убьет») пошел помогать..

То хмурое состояние теперь не исчезало с лица Федора.

 Доктора сказали, что он больше не сможет встать на ноги.  Это потрясло всех и не только родных.  Аркадий Иванович редко выходил из своего кабинета. Он просто сидел, смотрел на свечи, на то, как они догорали, и слушал звуки часов, которые каждый раз отдалялись все дальше и дальше, иной раз их становилось и не слышно. Петрович с того дня не мог смотреть в глаза Федора. Он так сильно винил себя в произошедшем, что были мысли о том, чтобы уйти с жизни, тихонько, так чтобы никто не заметил. Федор лежал и не чувствовал своих ног. Он уже начинал забывать какое это чувство. Эх, если бы у меня ноги ходили, я тут же соскочил бы с этой кровати, с кровати,  которая уже стоит с прошлых лет, которая так ему надоела, если он раньше этого и не замечал, то теперь это пожизненная прикованность к постели не могла  не дать ему обратить на это внимания. Так вот, если бы у него были силы,  он бы выбежал  на улицу, вдохнул бы глоток свежего воздуха и побежал через огороды, поля, леса и возвратился домой только поздней ночью или даже  бежал бы целые сутки напролет, питаясь этим глотком воздуха и честно, ноги не устали бы, думал он. Он представлял все это, и от того становилось еще хуже,  на глаза наворачивались слезы. Которые, казались, вот-вот упадут и будут так же сильно бежать, как он бежал в своих фантазиях. Но эти проклятые слезы стояли на месте, он сильно закрыл глаза и снова открыл, слезы подступили к горлу и налегли там, как горький перец, наверное, уже надолго…

Кирилл с того дня больше перестал кататься на лошади. Это событие, произошедшее с его братом, оставил несгладимый след  в его сердце. Теперь, когда ему семнадцать он больше стал интересоваться балами, все чаще стал выходить в свет вместе с отцом. Многие люди уважали и находили его  интересным, потому что он рассказывал разные шутки. Это, конечно, больше притягивало девушек.

Из-за учебы и неожиданно свалившихся дел, Кирилл купил себе небольшую отдельную квартиру, то есть отец помог ему в этом. Также Аркадий Иванович решил вопрос Марии. На самом деле и не было никаких вопросов, просто Аркадий Иванович, при разговоре со своим давним приятелем, с которым он всегда соревнуется во всем, услышал, что тот собирается отправить свою дочь заграницу  учиться, и Аркадий Иванович не на минуту не подумав, решил отправить Машу в Германию учиться.

Маше сначала не хотелось этого. После того, как отец ей сообщил об этом, она  подумала о своем брате – Федоре. Ей казалось, что только она понимает состояние брата. Ведь действительно, она много времени проводила с ним: читала книги по ночам, да и днем; помогала передвигаться, делала ему массаж. Иногда бывало, читая какой-нибудь зарубежный бестселлер, она засыпала рядом с братом, а потом ночью Софья Петровна тихо шептала ей на ухо, что ей следует пойти в комнату.

Время проходило незаметно. Вот смотришь, пришла осень со своими бесконечными дождями; везде облили золотую краску, где чуть встречались и красные, оранжевые, да и зеленые пятна. В другой раз смотришь, оказывается уже на дворе весна. После долгой зимней спячки вся природа оживает, и солнце глубже пронзает свои лучи; утихшие воробьи неожиданно начинают чирикать.

Софья тихонько зашла в дом, стараясь не разбудить Федора, но настроение было прекрасное, и ей хотелось этим поделиться. Она с улыбкой до ушей смотрела то на Федора, то на свои валенки, на которые  прилипли ледовые  комки снега, которые так достают в эту пору. А на  руках были  только что полученные письма и свежие газеты.

-Ну что? Что? Что так улыбаешься, кто-то женился или замуж вышла?- пробормотал Федор сквозь закрытые глаза.

-Да нет. Никто не женился, и замуж не вышла. А что мне не радоваться то? Да в такой день грех не радоваться! А я смотрю,  у вас что-то не ладное.

— Что там?- сказал Федор, не обращая внимания на выше сказанное, и протянул руку, захотев взять газеты. — Не  люблю весну.

-Удивительно. Как можно не любить весну?- сказала Софья Петровна, широко открыв глаза, а сама готовила завтрак в этот момент.

— Просто. Мне больше по душе — зима, — пробормотал Федор. Глаза его, были устремлены на статью в газете, автором которого был, в то время  известный философ. Долго он  думал об этих словах – «Люди в нашу пору» и с Софьей Петровной у него была довольно таки интересная беседа. Он замучил её и она, путаясь в своих мыслях и поняв, что не в силах больше поддерживать этот философский разговор, махнула рукой  на все это.

Все-таки как-то  Федору захотелось подышать новым, весенним воздухом. И с Софьей Петровной они пошли гулять в парк (в коляске). Оделись легко, и дышать потому было легче. На валенки надели колоши.

— Хорошо, что мы с вами надели колоши, Федор. А то бы потонули с вами,- посмеялась Софья Петровна. Действительно, было мокро, местами были и лужайки, где дети запускали самодельные кораблики и загадывали желание.

В парке было многолюдно. В основном молодые семьи с детьми. Детский хохот раздавался по всей окрестности. Где-то играла живая музыка. Солнце уже блистательно блистало. Лучи просочились сквозь макушки березы, и все время мелькали перед глазами.

— Много уже ходили. Может, передохнем?- сказал Федор. Софья Петровна остановила коляску и присела на скамью. Долго они сидели молча. И эту тишину разрушил громкий смех, пробежавших так близко детей. – От отца нет никаких новостей? – спросил Федор, затрудняясь, чтобы  как-то начать разговор. Он даже не хотел этого узнавать, слышать ответа, потому что он уже сам знал его. И когда Софья Петровна  ответила отрицательно он и не моргнул.

Услышав нежный женский голос, Федор повернул голову в ту сторону, откуда эти голоса шли. Продолжая смотреть, он спросил Софью Петровну:

— А кто эта барышня, которая играет с Коленькой?

— А, эта? Это няня у Петровых. Говорят, столичная. Приехала сюда, на  родину прабабушки.

— Не похожа она на столичную… Коля, здравствуй. Что ж ты, даже не здороваешься?

— Здравствуйте, — подал руку рыжеватый, кучерявый мальчик и его большой рот раскрылся  до ушей, и появлялись милые ямочки на щеке. Девушка, стоявшая рядом с ним, также поздоровалась и мило улыбнулась. Вера. Так она представилась. Невозможно было не заметить ее серо-зеленые глаза, которые при улыбке прятались за  густыми ресничками. Тонкие черты лица, густые черные волосы, которые слегка покрывал легкий платок по  цвету глаз, а так же одежда, которая очень шла ей…

Федор и Софья Петровна тут же влюбились в эту милую особу. Несмотря на то, что беседа долго не продлилась, потому что Коле настало время обедать, они успели много узнать друг о друге. Когда прощались, она сказала, что была бы не прочь еще раз увидаться с новыми соседями, и что этому непременно суждено быть.

С тех пор, Федор ждал эти дни, и они очень подружились. Вера часто заходила к ним. Обязательно что-нибудь приносила с собой: то пряники к чайку, книги, свои рукоделия, иногда просто семейные фотографии. Вера была очень открытой, общительной и на лице Федора чаще стала появляться  улыбка, которому так радовалась Софья Петровна.

Но как говорят, то, что нравится – то не надолго, так и встречам с Верой суждено было прекратиться. Однажды она зашла и сообщила, что уходит завтра утром, оказывается, ее мама заболела, и она естественно не может здесь оставаться, если даже ей будет трудно покинуть эти места. Она поблагодарила Федора и Софью Петровну, что те приняли ее от всей души, как родную. Но напоследок она обещала обязательно вернуться.

После того, как уже дверь больше не открывала Вера, и в доме не пахло ее запахом, и после ее ухода, разговоры и смехи становились все реже. Только остались дежурные разговоры, на которых ответом были лишь «да» или «нет».

На дворе стояла темная ночь, которую отсвечивал только свет луны и звезд. Все уже окунулись в спячку, лишь было слышно лай и аул собак, но к этому все давно привыкли. Ночью, Федор резко  очнулся и испугался. Он вытер капельки пота изо  лба  и зажег свечу.  Вдруг его осенило, что ему хочется что-то черкать на листе  бумаги, мысли переполняли его голову, не давали ему покоя. Он  хотел взять лист и потянулся к столу, но не доставал и все, что лежало на столе рухнуло  на пол вместе со скатертью. И тут подбежала Софья Петровна, с испуганными глазами, и  помогла Федору.  Федор взял лист и  быстро-быстро начал  писать. Руки его дрожали, а Софья Петровна продолжала стоять и смотреть на небывалую ранее вещь, широко открыв глаза. Только тогда, когда Федор сказал, что все в порядке и, что Софья Петровна только мешает его мыслям, она ушла, оглядываясь назад.

Федор сам не понимал что писал, и только тогда, когда закончил писать, обратил внимание на лист и увидел слова связанные между собой рифмой.  Поднял голову и пристально посмотрел на тень свечи, и долго еще продолжал смотреть. Да-да, это было стихи, первые стихи в его жизни…

С этого момента Федор и начал пером творить, пока есть силы,  но никто об этом не знал, кроме… брата. А вот как это было. Однажды, когда  к ним приехал Кирилл, что бывало  очень редко, тот  случайно наткнулся на  листок с незаконченными стихами (он любил рассматривать и проверять все уголки дома). Федор сопротивлялся и не хотел, чтобы  брат  это видел.  Кирилл все-таки начал читать, и брови его стали подниматься  наверх.  Он не удивился, а просто похвалил брата.

Наверное, творчество пришлось Кириллу по вкусу и это заставило писать письмо брату. Оно было такого содержания: «Дорогой брат, Федор! Пишу тебе с просьбой. Не буду ходить вокруг да около, просто скажу как есть. У меня родилась идея, которая для нас обоих будет выигрышным. Признаюсь, твои стихи поразили меня. У тебя талант! Но меня не устраивает, что такое сокровище лежит на полке и пылится. Почему их не должны читать другие, они должны служить людям. И я, если ты не против, советую  тебе напечатать их под моим именем. Знаю, это звучит глупо, но это пригодилось бы мне, и сам знаешь, у меня дела не так хорошо идут. Даю тебе время подумать и обещаю приехать через три дня. Такое не должно пропадать».

Федор долго думал, не зная как поступить. Но когда приехал Кирилл, это было точно через три дня. Он ответил, что согласен. Сначала он подумывал, почему бы не напечатать эти стихи под своим именем, но потом залил себя горестью: «кому же будет интересно читать стихи, человека прикованного  коляске, которого прежде они нигде не видали и возможно не увидят».

И вот таким образом в России появился новый поэт-лирик, чьи стихи сразу же пришлись всем по душе. А для Кирилла открылись новые двери. Отец  же, Аркадий Иванович, был весьма поражен неожиданно открывшимся способностям сына. Все новые и новые стихи печатались.

А теперь вернемся к началу. Как я уже сказала, к Федору должен приехать брат «за документами» (теперь вы уже понимаете, о чем я). К приезду гостя Софья Петровна хотела приготовить что-нибудь вкусненькое, но Федор сказал, что брат заскочит на минутку, долго не задержится.

Брат приехал в точно назначенное время. «Когда ему надо, никогда не задерживается», — подумал, Федор. На улице послышался еще чей-то голос, но Федор никак не мог разобрать его. В ожидании он приподнял голову и поправил одеяло, подумав, что сейчас может зайти какой-то чиновник или человек такого же рода. Вот и зашли гости. Оказалось, человек с незнакомым голосом был его отец. «Вот так неожиданность!» — подумал Федор.

Гости даже раздеваться не стали, будто бы пришли в больницу навестить больного. Они уселись, поговорили, похохотали, а между тем Софья Петровна бегала по дому в панике, что ей нечем угостить почетных гостей.

— Отец, у меня есть к тебе просьба?! Прости, если я потревожу тебя… — вымолвил Федор.

-Слушаю, сын. Все, что хочешь, проси, все выполню!- с улыбкой до ушей, ответил Аркадий Иванович.

-В газете я прочитал, как все люди с ажиатажом читают книгу «…». Если тебе не трудно, то не  можешь ли мне ее достать?

Аркадий Иванович несколько был в недоумении. Он все шире открывал рот, а потом делал какие-то «фигурки».

-Книга? Эмм…Может тебе надо что-нибудь другое? Более…- и не нашел подходящего слова, в чем его сын мог бы нуждаться. – Книга так книга. Нет проблем, я достану тебе ее.

А между тем Кирилл незаметно взял те самые документы и засунул их в сумку. Тут подбежала Софья Петровна и позвала всех за стол, пить чай.

— Мы были бы рады, но нам надо ехать. Да ведь отец? – сказал поспешно Кирилл. Очевидно,  Аркадий Петрович не был бы прочь попить чайку, но он ничего против сына не мог сказать, так как приехал с ним, и тихо опустил голову.  

Вот и незаметно подкралась осень. Листья все чаще стали опадать с макушек деревьев. Облака на небе потемнели, стали более угрюмыми  и запускали  холодный ливень. Федор любил слушать стук капель после долгого  дождя. Он лежал, уставившись в потолок, и слушал и слушал… А Софья Петровна готовила обед и что-то бормотала себе под нос.

— Вот девка, она, оказывается, там замуж вышла. Во, дает!

— Софья Петровна, подойдите ко мне,- сказал Федор. Софья Петровна тихонько подошла и села рядом с ним. Федор взял ее за руку и что-то начал говорить, не переставая смотреть на потолок. Лицо его покрылось белым инеем, в глазах стояли слезы и пустота.

— Что с вами, Федор Аркадьич? – спросила Софья Петровна по имени и отчеству, что довольно бывало редко.

— Вот вам ключ от моей шкатулки.

— Зачем мне это? – недоумевая, спросила Софья Петровна. Но Федор не отвечал и продолжал говорить.

— Открой шкатулку и там будет тетрадь. Отдашь ее Кириллу.

Софья Петровна начала бояться. Ее глаза открывались все шире и шире. Видя, как Федор уходит куда-то прочь, не смогла вымолвить ни словечка. Она начала чувствовать, что ее руки стали дрожать, от холода рук Федора. А Федор улыбался, вспоминал детство: Марию, отца, брата, а так же Веру. Софья Петровна слушала его, опустив голову. Слезинки ее падали на пятнистый фартук, не переставая. Слова закончилась… Софья Петровна боялась поднять голову, а что если… Но она все-таки нашла в себе силы и потихоньку подняла голову. Она хотела закричать, но не смогла. Только бестия, которая у нее внутри, закричала, не всплескивая все это наружу. Софья Петровна широко открыла рот и не могла ее долго закрыть. В животе все колотилось, казалось, его туго натягивают ремнем. А потом она просто-напросто отвернулась  и закрыла глаза. Вдруг на нее что-то нашло и быстро, с дрожащими руками,  она взяла ключ и открыла шкатулку. А там строки, чернильные строки, наведенные пером…

На похоронах было не много, но и ни мало людей. Среди гостей была и Вера. Так сказать, сдержала свое обещание. Миниатюрные руки, длинные  костлявые пальцы ее были сжаты толстыми, черными перчатками. Розовое личико скрыто  под темной  вуалью, как ее мысли и чувства. Время от времени тихонько убирала  капли слез на своем лице. Она долго стояла перед могилой.  Увидев, Аркадия Ивановича подумала, что ей стоит оставить их одних…

Аркадий Иванович бережно достал книгу, боясь уронить или сделать больно, поставил на  могилу. И едва вымолвил: «Не успел». Пала темная ночь. Луна  освещала всю окрестность. Легкий ветер срывал листья и преподносил их к книге. Он играл и ласкал их, то открывая, то закрывая…