XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
ОТРАЖЕНИЕ
I
В десятом часу утра, в субботу, на —кой улице в доме №22 проснулся председатель городской палаты Харитон Никифорович Словечкин. Громко зевнув, высоко потянувшись и почесав спину, он встал с кровати и велел, чтобы ему принесли умыться. Умывшись, он взял со стола письмо, полученное им несколькими днями ранее, и пробежал глазами по последним строкам: «Ждём вас, любезный Харитон Никифорович, у себя в субботу в десять часов утра на именины». Тут он взглянул на часы и хватился — уже четверть десятого. Словечкин тотчас приказал закладывать бричку и подать одежду, а уже наряжаясь, не забыл и выбранить слугу за то, что тот не разбудил его вовремя. Одевшись, он выбежал со двора, запрыгнул в коляску и велел кучеру гнать, не жалея лошадей, так быстро, как только можно.
«Господи, от кого только приглашение получил! Такое важное лицо! А опаздываю. И кто опаздывает! Председатель палаты! Да что же обо мне подумают-то теперь?» — думал Словечкин.
Проехав Песочную улицу и свернув на Маскарадную, бричка вдруг остановилась, да так резко, что Харитон Никифорович подпрыгнул и ударился головою.
— Что там ещё? — громко крикнул он, почёсывая ушибленное место.
— На дорогу выбежали, прямо под лошадей, — отозвался кучер.
Харитон Никифорович, лихо выпрыгнув на тротуар, подошёл к человеку, преградившему ему путь, чтобы выбранить, но, как увидел его, тотчас обомлел. На дороге лежал некто в генеральской шинели, весь растрёпанный и с бледным от страха лицом. Тут же Харитон Никифорович принялся поднимать его со словами: «Как вы, сударь, не ушиблись?», а сам про себя думал: «Вот чёрт, кого только сбил! Что же теперь со мной будет-то!»
Человек в шинели поднялся на ноги, начал отряхиваться и сказал, с каждым словом повышая голос:
— Куда же вы так торопитесь?
Харитон Никифорович побледнел. «Боже, да как бы не подумал он, что я нарочно. А как испачкался-то, испачкался!»
— Не ругайтесь только, батюшка, — начал упрашивать Словечкин.
— И что с того, что чиновник? — вскрикнул пострадавший. — Теперь и людей давить позволено?
Глаза Словечкина сделались большие-большие, рот невольно открылся, а сам он задрожал всем телом. «Как покраснел-то, как покраснел! Как сердится-то!» — подумал он.
— Помилуйте, сударь! Я это не нарочно! Это извозчик дурак, не видит, куда едет.
Тут показалось Словечкину, что генерал смягчился и краска отошла от его лица.
— Что вы, не переживайте…— заговорил он. — Зачем же я под лошадей-то бросаюсь… Езжайте себе дальше, езжайте…
И спешным шагом, не оборачиваясь, генерал ушёл.
Продолжая трястись, Харитон Никифорович сел обратно в бричку и продолжил свой путь. «Какой же хороший человек этот генерал! И какой же пень извозчик!» — думал Словечкин.
II
В пятиэтажном доме, в квартире под самой крышей жил пятидесятипятилетний почтальон Никифор Харитонович Тряпочкин. В субботу, в восемь часов утра он проснулся и, вовсе не принимаясь за туалет, начал собираться на совещание. Одевшись в своё лучшее, но от этого не менее грязное, чем все остальные, платье, он собрался было уходить, но тут хватился и вспомнил, что шинель свою отдал портному. Выбежав из квартиры и спустившись по лестнице, он побежал в соседний дом. Затем он поднялся на третий этаж, постучался в дверь, и ему отворил мужчина примерно его же возраста. Это был генерал Трошкин, давнишний друг Никифора Харитоновича. Почтальон изложил ему, что очень торопится, но без шинели идти никак нельзя, и попросил, чтобы тот одолжил ему свою. Ворча под нос, что Тряпочкину, дескать, и на совещании этом делать нечего, генерал всё же одолжил другу свою шинель, и тот сломя голову понёсся на почту, ибо много времени потерял, упрашивая Трошкина.
Когда он выбежал на Маскарадную улицу, прямо перед ним выскочила бричка и едва не задавила его (к счастью, кучер успел вовремя одёрнуть поводья). От сильного испуга у Никифора Харитоновича потемнело в глазах и он упал на землю и закрылся руками. Из брички вышел человек с разъярённым лицом и принялся поднимать неудачливого почтальона. Уже стоя на ногах, будучи
сильно рассерженным, Никифор Харитонович крикнул:
— Куда же вы так торопитесь?
Человек, сбивший Тряпочкина, начал что-то говорить, но тот, уже успев разглядеть его наряд, перебил:
— И что с того, что чиновник? Теперь и людей давить позволено?
И тут Никифор Харитонович опомнился. «Господи, неужели я сказал это вслух! Как я только мог ему такое сказать! Ох, а гневается-то как! аж дрожит весь!» — подумал Тряпочкин и весь покраснел от стыда. Но, к счастью, чиновник ни коем образом не рассердился.
— Помилуйте, сударь! — сказал он. — Я ведь не нарочно! Это извозчик дурак, не видит, куда едет.
Тряпочкин, радостно улыбнувшись, с запинками ответил:
— Что вы, не переживайте… Зачем же я под лошадей-то бросаюсь… Езжайте себе дальше, езжайте… — и снова поспешил на почту.
«Какой приятный человек этот чиновник! И разговаривает-то как: «Извозчик дурак!» Вот так сразу видно: чиновник! Важный чиновник!» — думал Тряпочкин.
