XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Сгущались тучи, шумел ветер, не прекращал лить дождь, его капли пробивали серые лужи, словно пули пробивают плоть, – всё это сопровождалось арией головной боли. Я чувствовал, как боль в висках накрывает волной, как от каждой вспышки молнии сужались зрачки опьянённых глаз, в которых отражалось моё заточение: стены увековечены счётом дней, с которого я сбился – я потерял время, а время и не находило меня; большие громадины давили всё сильнее – я чувствовал себя углом. Хотел свободы, но углы не знают её: их держат грязные стены, как держали меня. Потолок насмехается над углами, ставя себя выше всех, а углы его всё держат. Они остры и наточены временем, но безвольны: хотят свободы, вонзаются во врага, но этим лишь придают ему сил. И стены, грязные стены прижимают углы, не дают им двинуться с места. Как бы ни старались, как бы ни хотели сбежать – всё бессмысленно. Страшно осознавать, что без порочных стен, без самовлюблённого потолка не будет углов. А без углов будут все.

Позабыв вновь о времени и углах, я погрузился в беспросветную, немую тоску. Опять гром, опять раскаты молний, опять пустота, опять мрак. Нет, не опять. Мрак был всегда, сколько себя помню, а помнить особо не приходилось – всё всегда одинаково. Одно заточение. Один пленник собственного пространства, собственных мыслей. Пленник самого себя. Здесь всё пронизано холодом – и это сводит с ума. До боли и сожаления пытаешься существовать в иллюзиях самообмана. Или только до боли.

Стараясь отвлечься от мыслей, я устремлял свой взгляд куда-то за стекло. Я смотрел вдаль, но плохо получалось разглядеть что-то в серой стихии небытия. Всё расплывчато, непонятно. Но что-то там было, что-то смогло привлечь моё внимание. За толщей ливня виднелся причудливый образ: большие мягкие плавники, развевающийся на ветру хвост, плавные движения, спокойствие – это привлекало меня. И такой пустой взгляд. Я признал этот взгляд: трудно разобраться в чём-то, когда не понимаешь, существует ли что-либо в этом хаосе.

Я продолжал наблюдать за бурей. Она усиливалась, наступал ураган. Я бы никогда не сделал ни шагу, не отреагировал на внезапный страх, но ведь там было существо, которое не понимает, что происходит вокруг, и скоро очутится в этом урагане, пропадёт навсегда:

– Глупая, тебе ведь конец! – хотел вскрикнуть я, но разве за стеклом, окружавшим меня, услышала бы мой крик рыба?

Всё же я кричал, не жалея связок. Я метался, бился о стекло, позабыв обо всём. Я проникся к рыбе состраданием, узнал в ней что-то родное. Она казалась мне лучом света в этой мгле. Моим лучом света. Мучительные попытки освободиться не были столь безнадёжны: появилась трещина на стекле, которая разрасталась от бесконечного крика. Раз. Удар. Стекло. Пока не чувствую боли. Я кинулся навстречу рыбе, мчался, не замечая ничего.

Мчусь с закрытыми глазами в ожидании, когда доберусь до рыбы, когда спасу её, спасу себя. Чувство страха сдавливало грудь, но сердце впервые было свободным. На теле кровоточили раны, оставленные после битвы со стеклом, дождь размывал кровь по всему телу, следы окрашивались в красный цвет. Но это не важно. Мне важен мой луч. Вокруг становилось холодней, предвкушение встречи согревало, но почему-то в этом чёрном мраке не было никого, кроме меня. Оглянувшись, я увидел своё разбитое стекло, в нём – покалеченное отражение рыбы. Своё отражение.

Я здесь, на воле, наедине с самим собой. Нет стен, нет потолка. Я был благодарен ливню – он скрывал мои слёзы, грому – он заглушал мои стоны. Смотрю и не верю, я не хочу верить, что это моё отражение. Как я жалок. В каждом осколке часть меня: в одном было прежнее не разбитое стекло, а за ним был я, наблюдал за происходящим; в другом – пустой, непонимающий взгляд. Каждый я смотрел на меня, а я смотрел на каждого себя. Я почувствовал боль, но не от ран, а от бездействия и сожаления. Никогда не догадывался, кто я такой, стремился к себе, хотел узнать себя. И наконец, увидел всё. Как было больно смотреть на это.

Я рванулся вновь со всей силы прочь, хотел спрятаться от этой муки, но разве можно спрятаться от самого себя? Ветер стих, не стало бури. Серое бесконечное небо начинало белеть. Я помню, оно никогда не меняло свой оттенок. С неба начал падать снег, постепенно поглощал всё вокруг, но не меня. Наконец всё было так, как должно было быть. Пустота обрела свой белый цвет, а я – себя.