На дворе стояло холодное и снежное 31 декабря. Крыши домов, деревья и кусты – всё было покрыто белым искристым снегом, точно пуховым одеялом. Лёгкие хлопья кружились в своем последнем вальсе, а затем падали на землю, словно это был не снег, а июньский тополиный пух. Люди по улицам ходили задумчивые, суетливые, но каждый из них был счастлив в преддверии большого праздника.
В детском доме номер 8 уже с утра шла активная подготовка к празднованию Нового года. Дети вырезали из разноцветной бумаги флажки и фонарики, клеили на окна снежинки, вешали в коридорах под потолком яркие красочные гирлянды. Воспитатели украшали стеклянными шарами и детскими поделками большую зеленую ёлку в центре зала. Всё в этот день выглядело как-то по-особенному…новогоднему. Играла веселая музыка, а в коридорах сильно пахло клеем и завезенными недавно мандаринами в деревянных ящиках.
Тихо было лишь в комнате для занятий. В этой мрачной, полутемной комнате за самой последней партой сидел маленький худенький мальчик с небесно-голубыми грустными глазами и пшенично-русыми, слегка кудрявыми волосами. Он, держа в своих детских тоненьких пальчиках ручку, и старательно писал письмо Деду Морозу.
Мальчика этого звали Ваней. В детском доме он жил ровно столько, сколько он себя помнил. Ваня был очень смышлёным и добрым мальчиком. Но вот только из-за его странностей Ваню частенько дразнили и обзывали картавым чудаком. Картавым его называли из-за того, что букву «Р» не выговаривал, а чудаком он был, потому что, когда все другие ребята играли и веселились, Ваня частенько в комнате для занятий засиживался, всё книжки разные читал, а читать мальчик очень рано научился, и к тому же как-то сам.
Так вот, вернёмся к письму. Писать Ване было трудно, так как он только недавно пошёл в первый класс. В маленькой худенькой Ваниной руке ручка извивалась, точно кобра. Она не слушалась его тонких детских пальцев и всё время норовила улизнуть. К тому же ручка частенько засыхала. Мальчик пытался встряхивать её, затем расписывать, но старая шариковая ручка вредничала и не думала расписываться. Она лишь озлобленно рвала черновую бумагу, тем самым гордо защищая своё прозвище «Рвучка», которое дали ей дети в процессе использования.
Свет из окна слабо освещал белый лист бумаги. Буквы были корявые и неровные, но Ваня всё равно с большим усердием выписывал каждую завитушку и палочку. Наклон букв менялся то в одну, то в другую сторону, и это всё сильно сбивало мальчика с мысли. Он постоянно останавливался, перечитывал написанное от начала до конца, внимательно вдумывался в слова, а затем с ещё большим усердием и азартом снова принимался писать.
Наконец Ваня закончил. Он с гордостью отложил ручку в сторону, взял письмо в руки и начал читать его в последний раз.
«Здравствуй, дорогой Дедушка Мороз!
Пишет тебе Ваня Кузнецов. Живу я в детском доме. На Новый год все дети просят у тебя конфеты, игрушки, но мне этого не надо. Воспитательница Вера Евстигнеевна сказала, что нас всех в детстве потеряли наши мамы. Миленький дедушка, если ты правда волшебник, то пожалуйста, найди мою маму! Пускай она придёт и заберёт меня, и тогда я обещаю, что буду самым послушным мальчиком в мире. Я каждый день буду ходить в школу и заправлять кровать, а мама за это будет меня любить.
Заранее спасибо, Дедушка Мороз!
Ваня»
Ваня сложил письмо пополам и положил в небольшой самодельный конвертик. Затем придвинул к подоконнику стул, встал на него и, открыв форточку, аккуратно укрепил его, чтобы конверт не проскользнул между рамами или не завалился в щель. Ваня отодвинул стул на место и снова сел за парту. Мальчик сидел и всё время думал о маме, Дедушке Морозе, о том, как его мама обрадуется, когда узнает, что её сын наконец-то нашёлся. Время шло. Ваня всё представлял свою маму. Какие у неё глаза, волосы? Может быть рыжие и кудрявые, как у продавщицы мороженного из ларька, который стоит прямо за окнами, а может чёрные, жёсткие и короткие, как у Веры Евстигнеевны.
— А, впрочем, — сказал мальчик в слух, — какая разница, какие у неё будут волосы, глаза, уши, руки… Ведь это моя мама, и я буду любить её такой, какая она есть.
Ваня так сильно размечтался, что даже не заметил, как уснул. Снился ему сон про маму, новый дом и Новый год. И всё было бы хорошо, если бы в это время за дверью не стоял Ванин злейший враг. Как я уже говорила, дети в детском доме не сильно жаловали Ваню, по пуще всех над Ваней издевался Женька Крапивин. Женя был на два года старше Вани. Был он худощавым высоким мальчиком с коротко подстриженными волосами, синяком и шишкой на лбу и не проходящими ссадинами на коленях. Женька был неопрятным, драчливым и непослушным. Так вот именно этот мальчик стоял за дверью. Женя был терпеливым, и поэтому дождался, когда Ваня провалится в глубокий сон, после чего зашёл в комнату. Женя подошёл к столу, на котором спал Ваня. Мальчик не проснулся. Хулиган подошёл ближе и скорчил рожицу. Ваня крепко спал.
— Хы-ы! – ухмыльнулся Женька – Спит как сурок.
Женя отошел от стола шагов на пять и, к несчастью, оглянулся.
— А это что ещё за штучка? – сказал Женька и стремительно подошел к окну. Он бегло прочитал письмо и, еле-еле сдержав смех, сказал:
— Во дурак!
Сорванец смял письмо и сунул его в карман, подошёл к ящику с бумагой, достал чистый лист, взял ручку и принялся что-то писать.
— Ну я тебе устрою переписочку, — буркнул себе под нос Женя.
Минут через десять он откинул ручку и важно в полголоса принялся читать:
«Дорогой, Ванечка!
Пишет тебе Дедушка Мороз. Я знаю твою маму, она живёт в соседнем районе и уже 7 лет ищет тебя. Я мог бы привести её завтра утром, но зачем ждать до завтра, когда можно встретиться сегодня у главной ёлки города ровно в 12 часов ночи. Не опаздывай!»
Затем Женя с радостной улыбкой свернул письмо и закинул его на форточку.
— Если этот лопух и вправду купится, то я умру со смеха, — сказал Женька и выбежал из комнаты, хлопнув дверью.
Дверной хлопок разбудил спящего мальчика. Сладкий сон прервался, и Ванечка открыл глаза. Потирая глаза руками, он сразу посмотрел на окно.
— Письмо!? – прошептал Ваня. Мальчик присмотрелся и понял, что в форточке лежит не его письмо, а незнакомый листок. Ваня придвинул к окну стул, достал листок и стал читать. Каково же было его удивление, когда он прочитал письмо от начала до конца. Не поверив, что это все происходит с ним наяву, а не во сне, Ваня ущипнул себя за щёку. Затем он аккуратно свернул листок в четыре раза и убрал его в кармашек кофты.
Ваня, как мышка, вышел из класса, прошёл по длинному коридору прямиком к себе в комнату, сел на кровать лицом к окну и просидел так до вечера.
Вечером всех ребят повели на праздник. Дети танцевали, веселились, а Ваня всё думал, как бы ему добраться до центральной ёлки, ведь путь был не близкий. Потом воспитатели развели детей по комнатам, а сами пошли в зал встречать Новый год.
Все ребята в Ваниной комнате вскоре уснули. Мальчик подошёл к часам, они показывали без четверти одиннадцать. Ваня оделся потеплее, взял письмо и вновь подошел к часам.
— Пора, — сказал мальчик чуть слышно.
Он тихонько вышел из комнаты и пошёл по коридору прямо к входной двери. Когда Ваня проходил мимо зала, его вдруг охватили сомнения. «Может зря я так… На улице темно, а я один. Может вернуться… Нет, меня там мама ждёт».
Ваня уверенно зашагал вперед. Вокруг стояла тишина, мальчик дошел до двери. В окне назойливо жужжала муха, проснувшаяся от тепла и старавшаяся вырваться и плена. Она то затихала, то снова начинала отчаянно жужжать. Малыш подошёл к окну и прошептал: «Тише», — достал муху из заточения. Ваня направился к входной двери, дернул за ручку. Дверь, на его счастье, оказалась не заперта, и мальчик вышел на улицу.
Небо было прекрасно! Звёзды на небе сверкали, как бриллианты на тёмно-синем, почти черном бархате. Мальчик сделал шаг, и нога его провалилась в искристый снег. Он сделал ещё шаг и почти по колено оказался в сугробе. В морозном воздухе пахло свежестью. Ваня глубоко вздохнул. Тут малыш заметил, что из его носа полетела струйка белого пара, как из паровозной трубы.
«Здорово!» — сказал маленький «паровозик», а затем зашагал по сугробам прямиком к остановке. Снег под его ногами приятно хрустел.
На остановке мальчик стоял один. Транспорт не шёл. Наконец вдали он увидел трамвайчик под номером 3. Ваня знал, что он идёт до центра, и побежал на трамвайную остановку, она была недалеко. Ваня зашёл и остановился у самой двери, у поручня, рядом с какой-то тётенькой. Людей в трамвае было немного: праздник всё-таки, да и время позднее. Ваня спокойно ехал, смотрел в окно, разглядывая сверкающие вывески. Всё было бы хорошо, но только вот кондуктор вдруг, как назло, встала со своего места и направилась прямо к Ване. Грузная женщина лет сорока восьми строго взглянула на мальчика, а затем на сидевшую рядом девушку.
— Проезд оплачиваем! – сказала кондуктор так громко, как обычно торговки зазывают народ на базаре. Девушка подняла глаза на кондуктора и сказала, что уже оплатила. Тогда она потребовала показать билет. Девушка показала.
— Ваш-то билет я вижу, а за ребенка не заплатили.
— Какого ребенка? У меня нет детей! – возмутилась девушка.
— Так вот же ваш сын, — сказала кондуктор и показала на Ваню.
— Но это не мой сын!
— Ха-ха-ха! – рассмеялся мужчина, — Мать своего родного сына не узнаёт.
— Так, либо платите, либо выходите, — не унималась кондукторша.
Тогда девушка достала паспорт и стала размахивать им перед лицом кондуктора.
— Вот, вот видите. Я и замужем-то не была. Какие дети?
— Чей же тогда этот ребенок? – изумилась кондуктор.
— Мальчик, ты чей? – обратилась к Ване сидевшая рядом девушка. Ваня молчал. Тут со всех концов вагона послышались вопросы: «Ты чей?», «Где твоя мама?», «Ты один тут?», «Язык что ли проглотил?»
Какая-то бабушка стала тыкать в него тростью и бранить. Люди в трамвае шумели, но трамвай подошёл к остановке, двери открылись, Ваня юркнул в проход и исчез в темноте. Двери закрылись, и трамвай уехал. До смерти перепугавшийся мальчик ещё долго сидел в кустах и смотрел вслед трамваю.
Наконец Ваня пришёл в себя, вылез из кустов и неожиданно понял, что находится на незнакомой для себя улице. Мальчик прошёл вправо, влево, но места вокруг него были чужими. Ваня покружился вокруг себя в надежде увидеть хоть что-то знакомое, но это не помогло. В какой стороне находится центр, Ваня не знал.
Подумав, что хуже уже не будет, наш малыш решил идти туда, куда глаза глядят.
Мальчик шёл вперед по темной чужой улице. Вокруг вместо привычных многоэтажек стояли только жалкие, трухлявые домишки, потрёпанные жизнью заборы и редко стоящие, слабо горящие фонарные столбы.
Всё это было непривычным для Вани, и поэтому каждый шорох за кустами заставлял его оглядываться.
Скоро наш путешественник набрел на скамейку с сидящим на ней полноватым дедушкой, одетым в чёрное пальто, воротник которого стоял колом.
Дедушка сидел неподвижно, уставив свой усталый взгляд на бродячую кошку, сидящую напротив. Он сидел и курил трубку.
— Дедушка? – обратился к нему Ваня.
— Чего тебе? – рявкнул дед хриплым прокуренным голосом.
— Я хотел узнать…, — продолжил малыш, но хриплый голос его оборвал:
— Все вы вечно хотите что-то узнать? Как говорил мой дед: «Меньше знаешь – крепче спишь». Шёл бы ты малый отсюда, тебя уже, наверное, родители заждались, — сказал дедушка, встал со скамейки и ещё долго что-то бурчал себе под нос.
А Ваня, который всего-то хотел спросить дорогу до цента, стоял в недоумении и смотрел на кошку, которая умывала лапкой мордочку.
Недоумение мальчика прервал резкий лай собаки. Ваня сделал десять шагов вперед и увидел в заборе дыру, из которой доносился лай. Он приблизился к забору, и тут в дыре показалась страшная серая морда с острыми, как колья, зубами. Мальчик резко отстранился назад. Собака не унималась, она озлобленно рычала и рыла огромными лапами мёрзлую землю под забором.
«Вот это клыки, вот это лапищи. Такая ведь загрызёт и фамилию не спросит,» — подумал Ваня. Собака сделала подкоп и стала пролезать под забором. Вот показалась голова, затем лапы. Страх перед зловещим псом сковал тело мальчика так, что от не мог пошевелиться. Казалось, беда уже близко, но тут раздался громкий и раздражённый крик:
— Эй, Мухтар, чего разгавкался?! Глупая псина! От тебя никакой пользы, одни убытки! Вот выкину тебя на улицу, будешь как дворняжка за кошками бегать. А ну, иди сюда! Кому сказал? Быстро на место, пустолайка.
Пёс сейчас же умолк и залез обратно.
Мальчика как током ударило. Он очнулся и побежал по дороге, но резко остановился.
— Музыка, — прошептал Ваня и быстрым шагом пошёл вперед, завернул за угол, и всё ему стало ясно.
— Центр! – воскликнул малыш.
Теперь Ваня знал, куда нужно идти. Места вокруг были знакомые мальчику, потому что детдомовцев один раз в три месяца вывозили в центр в парк, на каток или в магазин.
Ваня шёл быстро и уверенно. Ёлка была уже недалеко, но тут к мальчику подошёл милиционер.
— Мальчик, ты что один гуляешь? Где твои родители?
— Родители…, -замялся Ваня и стал судорожно смотреть по сторонам. Его взгляд упал на мужчину, стоявшего около ларька. Мальчик знал, что обманывать это плохо, но другого выхода у него не было.
— Вон мой папа, — сказал Ваня и показал пальцем на покупавшего мандарины мужчину. Милиционер кивнул и направился к ларьку, а мальчик воспользовался ситуацией и помчался к ёлке.
У ёлки было много людей, громко играла музыка. Дети от мала до велика облепили высоченное дерево в хороводный круг. Наконец, Ваня пробрался в середину и тут из-за ёлки вышел краснощёкий Дед Мороз, а за ним Снегурочка. Они стали петь песни, танцевать, читать стихи. Потом музыка стихла, а Дедушка Мороз взорвал хлопушку и исчез вместе со своей внучкой.
Скоро все разошлись. Ваня выждал минутку и заглянул за ёлку, там стоял пряничный домик. Мальчик постучал в дверцу, затем приоткрыл её и увидел сидящих там Деда Мороза и Снегурочку, которая снимала с головы сильно надавивший ей лоб кокошник. Увидев Ваню, она выронила его из рук, Дед Мороз резко повернулся и чуть не подавился докторской колбасой.
— Чего тебе мальчик? – сказал Дедушка Мороз, прокашлявшись.
Ваня начал было рассказывать, что-то про письмо, маму, ёлку… Мужчина в костюме Деда Мороза недослушав, прервал его:
— Знаешь, мальчик, я живу на свете пятьдесят пять лет, но в жизни не слышал подобных небылиц. Так что шёл бы ты домой и не морочил нам голову.
Подавленный взрослым равнодушием и правдой жизни мальчик подошёл к ёлке, погладил колючие зелёные ветки, сел рядом с ёлкой и заплакал. Холодный зимний ветер дул прямо в лицо. Началась вьюга. Мальчик подвинулся ближе к стволу и оказался под ёлкой. Здесь под зелёными могучими ветками было не так страшно и холодно. Вьюга, как стая бродячих собак, летала над городом и истошно выла. На душе у Вани «скребли кошки», в животе было пусто, и очень хотелось спать.
Мальчик никак не мог поверить в то, что всё это было неправда и никакого Деда Мороза нет, и он никогда не увидит свою маму. Вдруг на больших городских часах стало бить полночь. Ваня вылез из-под ёлки и посмотрел на небо. Вьюга утихла. Небо было чистым, звёздным. Тут мальчик вспомнил что во время боя курантов нужно обязательно загадывать желание. Ваня встал на ноги и начал говорить: «Миленькие часики, пожалуйста, прошу вас, пусть моя мама найдёт меня!»
Бой курантов закончился, и со всех сторон стали взлетать фейерверки. Из окон слышались весёлая музыка и радостные крики. Потом всё затихло. Мальчик зашёл за ёлку и увидел маленькое существо, дрожащее от страха и холода.
— Щеночек, — прошептал Ваня и погладил пушистика.
— Ты тоже здесь один? Замёрз, бедняга, — сказал мальчик, поднимая щенка на руки.
Ваня расстегнул свой коричневый полушубок, сунул туда щенка и сел на снег.
— Ты, наверное, бездомный, -продолжал мальчик, — и мамы у тебя, наверное, тоже нет.
Минут через пять, пушистик согрелся и перестал дрожать.
— Уснул, дурашка, — прошептал Ваня, поглаживая всклоченную шёрстку щенка. Мальчик обнял щеночка и стал слушать, как тот сопит. Вскоре Ваня и сам задремал. Проснулся мальчик из-за того, что пушистик беспокойно скулил и скрябал лапками. Из-за соседнего дома послышался женский голос:
— Дружок, Дружок, где ты, малыш?
Щенок вылез из полушубка и побежал на голос. В этот момент из-за дома выбежала девушка в белой шубке, пушистой белой шапке, с длинными светлыми волосами, заплетёнными в косу. Девушка металась и звала щенка. Пушистик не растерялся, кинулся ей в ноги, стал прыгать вокруг хозяйки и весело тявкать. Девушка хотела взять его на руки, но пушистик увернулся и побежал к ёлке.
— Дружок! Куда ты бежишь? Ко мне! – не унималась девушка.
Щенок не слушал её. Он прибежал к ёлке, запрыгнул к Ване на руки и стал вылизывать ему замёрзшие щёки.
— Так значит, ты – Дружок, а я думал у тебя имени нет. Ну, ну, хватит, хватит. Я уже весь мокрый, — смеясь, сказал Ваня и погладил щенка по голове.
К ёлке подбежала девушка и онемела, увидев эту картину: под ёлкой, прямо на холодном снегу сидел мальчик в мокрых валенках, стареньком полушубке без двух пуговиц, в ушанке на три размера больше головы, с замёрзшими белыми от холода и мороза щеками.
Девушка подошла к Ване присела перед ним на корточки и спросила чуть слышно:
— Тебя как зовут?
— Ваня, — робко ответил он.
— Ты тут один?
— Один.
— А мама, папа где?
Ваня хотел было сказать, что нет у него ни мамы, ни папы, но в горле стало горько, а в глазах защипало, и он промолчал.
— Ты, наверное, очень замёрз? – робко сказала девушка и взяла его за руку.
Холод Ваниной руки дошёл до самого сердца девушки и она, неожиданно, ощутила весь страх и боль мальчика.
— Знаешь, Ваня, — вдруг начала девушка, — а я сама росла в детском доме, и мне приходилось несладко, но я верила, что придёт день и всё изменится, зло будет наказано, а я обрету семью и счастье. Я и сейчас в это верю.
Девушка замолчала. Щенок жалобно заскулил. Ваня посмотрел в её глаза – они были серые, но почему-то очень тёплые.
Он крепче сжал её руку и, неожиданно для себя, стал рассказывать девушке обо всём, что с ним случилось. Под конец рассказа у девушки по щеке потекла слезинка, в маленьком Ване она узнала себя.
— Почему Вы плачете? – спросил Ваня.
— Я плачу от счастья, — тихо произнесла девушка, и в сердце её что-то приятно ёкнуло.
— Я плачу, потому что я, наконец-то, нашла тебя.
— Меня? – изумился мальчик.
Тогда девушка сказала то, что навсегда изменило жизнь Вани:
— Знаешь, Ваня, а я ведь твоя мама.
— Мама!!! – восторженно вскрикнул мальчик, и точно котёнок прижался к девушке.
Как будто белые маленькие мошки, в воздухе кружились снежинки. Холодные щёки и руки мальчика стали тёплыми, потому что их согрело настоящее материнское тепло.
