XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Ясный зимний день. Мороз кусает за щёки прохожих, скачет по сугробам чистого серебристого снега и покрывает сверкающим на солнышке льдом всю округу. Пар тяжёлыми клубами вырывается из ничего не чувствующего носа, ударяется и проходит сквозь толстую вязку шарфа, оставляя на его внутренней стороне маленькие капельки воды. Завораживает.
Я гляжу на это всё и улыбаюсь. Смотрю на сестру. Её волосы покрылись белым налётом инея, как у старушки. Смеюсь, чуть ли не задыхаясь, и произношу:
— Седая, седая!
Она обижается и вертит головой в поисках мамы. Наверняка опять будет жаловаться, глупая ябеда…
Но мамы поблизости нет. Она, к счастью, ушла за хлебом, оставив нас на попечение отца, с интересом уставившегося куда-то вдаль.
— Па, что там? — спрашиваю я и стараюсь разглядеть что-то особенное во дворе старого дома. Тут всё обветшало: и ржавая карусель со слетевшей краской, и перекошенные турники, и лавочки с толстым слоем снега на сидениях. Я смотрю долго, выискивая зорким глазом зацепку, и вдруг вижу небольшую картонную коробку.
— Не делай резких движений, сынок, — шепчет отец и чуть ли не на цыпочках крадётся к субъекту. Мы с сестрой моментально затаиваем дыхание, предвкушая какое-то маленькое приключение.
Папа медленно переворачивает картонку и из неё с неистовым лаем вываливается небольшой пушистый комочек счастья!
— Ой, какой хорошенький! – визжит сестра, перекрикивая щенка.
Я ошеломлённо улыбаюсь и гляжу на отца. Тот осматривает животное, проводит красной от холода ладонью по гладкой шерсти и щупает мокрый нос.
— Дело плохо, Тузик может заболеть!
— Значит, его Тузиком зовут?
— Тузиком, Тузиком…
Вдруг отец подхватывает щенка на руки и засовывает прямо за воротник массивной кожаной куртки. Тузик даже не тявкает, только пытается вытащить наружу свой маленький чёрный нос. Сестра осторожно приближает к нему свои миниатюрные пухлые пальчики, на что отец, смеясь, произносит:
— Да не боись ты так, не укусит!
— А если тяпнет? Мама говорила, что собаки кусаются!
— Этот не умеет ещё кусаться! Он же такой ма-а-ахонький! – папа сближает прямо перед носом сестрички большой и указательный палец, а после дёргает её за щёку. Та раззадорено сверкает большими голубыми глазами-блюдцами и улыбается практически беззубой улыбкой.
— Чем это вы тут занимаетесь? – внезапно раздаётся за нашими спинами голос мамы.
— А папочка щеночка нашёл! Мамочка, давай его оставим! Ну, посмотри какой он хороший!
Отец посмотрел на меня и мигнул правым глазом, мол, давай, тоже подключайся! Я не стал терять времени попусту и также начал канючить.
— Мамулечка, ну пожалуйста, я буду сам с ним гулять и кормить!
— А я буду играть и купать!
— А я отдам ему все свои игрушки, и он не будет грызть папины тапочки!
— А я… а я…
— Ладно, хорошо, берите его! – мама по-доброму щурится и тоже дотрагивается до головы Тузика. Удивительно, она так быстро согласилась!
Мы с сестрой радостно улыбаемся и идём за отцом, который прижимает к себе щенка. Я то и дело забегаю вперёд, дабы насладиться видом чёрной канапушечки, выглядывающей из-за руки папы.
Но вот и дом. Сестра в нетерпении переминается с ноги на ногу и бросает на меня быстрые взгляды. Наверняка боится, что только мне разрешат играть со щенком, потому что я уже большой.
— Та-а-ак, заходите аккуратно! Смотрите, не наступите на Тузика! – радостно произносит отец и освобождает нам проход в квартиру. Впереди себя я вижу улыбающуюся маму, которая уже расстилает где-то в углу коридора мягкую одеялочку. Сестра отталкивает меня назад и подлетает к щенку, нежно теребит его за ушком и, не разуваясь, бежит на кухню за едой.
— Люся, подожди! Ты ж ещё руки не вымыла! Собака грязная! – кричит ей вдогонку мама. Я смеюсь и тоже ласкаю Тузика, пока отец рассказывает о дрессировке и ещё чём-то важном.
***
Вечером все устроились в зале. Тузику положили ещё одну подстилку около батареи, поставив рядом в дополнение большую миску с тёплым парным молоком, которую он осушил за считанные секунды. Мама сидела на диване с ногами и читала нам рождественские истории из большого сборника, толщина которого превышала мой собственный палец. Папа задремал в кресле, время от времени сменяя сопение на протяжный храп с насвистыванием. Я и сестра разложили игрушки на ковре. Иногда мы одновременно поднимались со своих мест и шли гладить Тузика.
Я был счастлив.
