XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Всему ища вину вовне,

Я злился так, что лез из кожи,

А что вина всегда во мне,

Я догадался много позже.

(Игорь Губерман)

— Я о смерти не думаю.

— Потому и не думаешь, что перестал жить.

«Жизнь Клима Самгина», М. Горький

Владимир Репейников (школьное прозвище Репей) – коренной петербуржец. Из школы Репей вынес пару чемоданов знаний и выпускной фотоальбом без пожеланий, адресов или домашних номеров телефонов. Пролетели университетские дни, едва задевая юношу крыльями студенческих забав и активностей. И вот, к двадцати пяти годам, он уже ветеринар и увлеченный энтомолог, но готовый во что бы то ни стало покинуть ненавистные улицы с громоздкими домами, стремящимися морально раздавить незадачливого пешехода. Владимиру всегда казалось: стоит сменить до оскомины надоевший коллектив или город, и дышать станет легче, и жизнь начнется. Нужно лишь потерпеть и дождаться переломного момента.

Прошло ещё несколько лет. Он в зеленом, всегда теплом и дружелюбном Эквадоре, статьи о котором вырезал из подаренных родителями энциклопедий и бережно хранил. Теперь Владимир, словно почтовые марки, обменял прямые каменные проспекты на извилистые улочки, резкую русскую речь на ласкающий испанский говор, брюки и отцовское черное пальто на яркую одежду из легкой ткани, жареную корюшку и шаверму на вареных крабов и эмпанаду.

Поначалу молодой человек был оглушен безумным южноамериканским калейдоскопом красок, удивительной внешностью местного населения, новизной всего происходящего, но в скором времени он охладел, перестал замечать их. Владимир не понимал, что, уезжая из Питера, захватил с собой неотъемлемый багаж – себя, насквозь пропахшего сдержанностью, погрязшего в учебе и самоизоляции, не умеющего открывать душу.

Однажды утром Владимир сидел спиной к узкому окну и читал «100 лет одиночества» Габриэля Маркеса. На столе перед ним лежал бордовый испанско-русский словарь, в который Владимир периодически заглядывал, пара газет, справочник Южноамериканских бабочек, пинцет, увеличительные стекла. Собиратель чешуекрылых искал на потрёпанной странице перевод слова «nacimiento», и вдруг что-то голубое промелькнуло на периферии зрения.

Бабочка!

Она разгоралась синей сталью, отливала металлом, но была невыносимо легковесной и беспечной. Хрупкие крылья имели черную окантовку, словно обожжённая по краям бумага. Нижняя сторона крыла походила на пролитый кофе со сливками. Привыкший к серовато-голубым, лимонным, белым, оранжевым в черную сетку крылаткам, Владимир был поражен, увидев столь яркого представителя бабочек, бесцеремонно выводящего бесшумные петли в пространстве его комнаты. Охотничий азарт заблистал в серых глазах Репея.

Молодой человек встал, не сводя глаз с бабочки и закрыл створки окна. Затем он хотел было взять сачок, но не смог оторвать взгляд от порхающих крыльев цвета сапфира и сепии.

«Эти маленькие красавицы живут пару недель, человек – почти 100 лет. Неужели мне действительно хотелось бы провести свой век в одиночестве?» — промелькнуло в голове у Владимира. Когда он очнулся от секундных размышлений, фрагментами пронёсшихся по всей его жизни, мотылек бился в оконное стекло, прося выпустить его на волю.

«Эх, мне тоже хочется выбраться. Но моя тюрьма – не гигантская коробка с выходом-обманкой, не обстоятельства и люди, а я сам, мои принципы и страхи».

Репейников распахнул настежь оконные створки, освобождая бабочку, а вместе с ней, свой разум и душу. И жизнь началась…

Морфо менелай (лат. Morpho menelaus) — вид бабочек рода Морфо из семейства Nymphalidae.

Nacimiento (исп.) — рождение