XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Теплое и ясное утро 27 июня было наполнено свежестью летнего дня; земля была щедро усыпана цветами, а трава блестела на солнце глубокой зеленью. Жители деревни начали собираться на площади, между почтой и банком, около 10 часов. В некоторых городках, где проживало много людей, лотерея занимала целых два дня и начиналась 20 июня, но в этой деревне с населением всего в триста человек на лотерею уходило меньше двух чaсов, так что, начав лотерею в 10 часов утра, люди успевали вернуться домой к обеду.
Дети, конечно, опередили своих родителей. У школьников как раз недавно начались каникулы, и от чувства свободы многие из них до сих пор были смущены и растерянны. Перед тем как уйти с головой в шумные игры, они собирались в кучки и все еще обсуждали классы, книги, учителя и его строгие выговоры. Бобби Чанг уже успел набить свои карманы гладкими и круглыми камнями, и другие мальчики, долго не мешкая, последовали его примеру. Бобби, Гарри Хивс и Дикки Делакруа́ (в деревне все говорили просто «Делукра») совместными усилиями собрали в углу площади гору камней и теперь защищали ее от атак других мальчишек. Девочки же стояли в сторонке и о чем-то шептались между собой, бросая на мальчиков косые взгляды, а самые маленькие дети барахтались в пыли или цеплялись за старших братьев и сестер.
Вскоре начали собираться и мужчины. Они придирчиво оглядывали своих детей, говорили о посадках, дождях, тракторах и о налогах. Все они стояли в стороне от кучи камней в углу, тихо перешучиваясь и больше улыбаясь, чем смеясь. Вскоре после мужчин подошли женщины, одетые в потускневшие домашние платья и кофты. Направляясь к своим мужьям, они здоровались и делились друг с другом сплетнями. Вскоре матери стали звать своих детей. Те подходили неохотно: их приходилось звать несколько раз. Бобби Чанг пригнулся, когда его мать попыталась его поймать и, хихикая, помчался к горе камней. Тут его отец строго прикрикнул на него, и Бобби пришлось вернуться и занять свое место между отцом и старшим братом.
Как и в случае с танцевальными вечерами, детскими конкурсами и празднованием Хэллоуина, ведущим лотереи был мистер Эдвин, у которого было достаточно и времени, и энергии на организацию мероприятий. Этому веселому круглолицему человеку, который занимался продажей угля, многие сочувствовали, так как детей у него не было, а жена его часто ворчала и ругалась. Когда он показался на площади, держа в руках черный ящик, в собравшейся на площади толпе слышались неразборчивые разговоры. Помахав рукой, он приветствовал людей словами «извините, что-то я сегодня припозднился». Почтмейстер мистер Крейвс догонял его с хромой табуреткой в руках. Она заняла свое место в центре площади, и мистер Эдвин водрузил на нее черный ящик. Собравшиеся же оставались на своих местах, держась поодаль от табуретки, и когда мистер Эдвин попросил кого-нибудь помочь, люди заколебались. Мистер Чанг и его старший сын, Бакстер, вызвались придержать коробку, пока мистер Эдвин перемешивал бумажки внутри нее.
Настоящий набор для лотереи был утерян еще много лет назад, а черный ящик, который сейчас стоял на табурете, был в ходу еще до рождения старика Янси, самого пожилого человека в деревне. Мистер Эдвин часто заговаривал о том, чтобы смастерить новый ящик, но остальным не нравилась идея менять хоть что-либо в этой традиции, даже черный ящик. Жители рассказывали, что его сделали из частей предыдущего, который смастерили еще основатели этой деревни. Из года в год после проведения каждой лотереи мистер Эдвин снова заводил разговор о новом ящике, но каждый раз жители увиливали, а нового ящика все не было. Черный ящик выглядел все более убого с каждым годом, так что теперь он уже не был полностью черным. Ящик сильно ободрался с одной стороны, обнажив дерево, и краска в некоторых местах потускнела и запачкалась.
Мистер Чанг и Бакстер крепко держали ящик на табурете, пока мистер Эдвин тщательно перемешивал свернутые полоски бумаги рукою. Поскольку большинство элементов ритуала были забыты или отброшены, мистер Эдвин сумел убедить остальных заменить деревянные щепки, которыми до этого пользовались поколениями, на обыкновенные кусочки бумаги. «Щепки, – оправдывался он, – было удобнее использовать, когда деревня была еще маленькая, а теперь, когда здесь живет уже больше трехсот человек, и судя по всему будет жить еще больше, нужно использовать что-то, что легко поместится в этот ящик». Вечером перед лотереей мистер Эдвин с мистером Крейвсом нарезали эти полоски, сворачивали и складывали их все в ящик, который затем для надежности запирали в сейфе конторы мистера Эдвина до утра, когда он забирал ящик и направлялся на площадь. Остаток года ящик проводил то в одном месте, то в другом; так, один год он простоял в сарае мистера Крейвса, а другой он путался под ногами в почтовом отделении. Иногда его просто ставили на полку в бакалейной лавке Чанга, где он и пылился.
Перед началом лотереи нужно было решить множество вопросов. Нужно было составить списки, перечисляющие глав всех родов и семей в каждом роду, а также членов этих семей. Затем почтмейстеру нужно было принять присягу от мистера Эдвина, который выступал официальным распорядителем лотереи. Однажды кто-то вспомнил, что раньше в обязанности распорядителя входило отбарабанить некий монотонный речитатив, каждый год одинаковый. Некоторые считали, что при этом он должен просто стоять, другие полагали, что ему следует прохаживаться среди жителей, однако много лет назад эту часть ритуала опустили. А еще, раньше каждого вытягивающего жребий встречали ритуальным приветствием, но со временем и эта традиция ушла, так что теперь необходимым считали только чтобы распорядитель заговаривал с каждым подошедшим. У мистера Эдвина все это очень хорошо получалось; в своей белоснежной рубашке и голубых джинсах, небрежно положив руку на коробку и непринужденно разговаривая с мистером Крэйвсом и Чангами, он казался очень достойным и важным.
Когда же мистер Эдвин наконец кончил разговаривать и повернулся к собравшимся жителям, на площадь торопливо вошла миссис Хатчинсон с кофтой, накинутой на плечи. Она проскользнула в толпу. «Совсем позабыла, какой сегодня день, – сказала она миссис Делакруа́, стоявшей рядом, и они тихо рассмеялись, – подумала, мой старик вышел на улицу складывать дрова, – продолжила она, – а потом выглянула на улицу и поняла, что детей тоже нет. Тогда я вспомнила, что теперь двадцать седьмое число, и поспешила сюда». Она отерла руки о фартук, а миссис Делакруа́ успокоила ее, сказав, что та все же успела вовремя, потому что «они все еще там разговаривают».
Миссис Хатчинсон вытянула шею и окинула взглядом собравшихся. Увидев своих мужа и детей в первых рядах, женщина на прощание похлопала миссис Делакруа́ по плечу и начала пробираться к своей семье. Добродушно расступаясь, чтобы пропустить ее, несколько человек сказали достаточно громко, чтобы услышал ее муж: «погляди, Хатчинсон, идет твоя миссис» и «Билл, она все же успела». Когда миссис Хатчинсон добралась до мужа, мистер Эдвин, который дожидался ее прихода, радостно воскликнул: «я уже подумывал, что придется начинать без вас, Тесси». Миссис Хатчинсон, ухмыляясь, ответила: «Уж не хотел ли ты чтобы я оставила посуду в раковине немытой, Джо?» Люди, снова смыкавшие свои ряды за ее спиной, негромко рассмеялись.
«Ну что ж, – трезво рассудил мистер Эдвин, – думаю, нам лучше начать и поскорее покончить с этим, чтобы все мы могли вернуться к своим делам. Все ли здесь?»
«Донбар! – крикнуло несколько людей. – Донбара нет.»
«Клайд Донбар… – мистер Эдвин сверился со своим списком, – да, точно, он же сломал ногу. Кто будет тянуть за него?»
«Видимо, я» – сказала женщина, и мистер Эдвин взглянул на нее.
«Чтобы жена тянула вместо мужа… – сказал он, – разве нет у вас взрослого сына, чтобы избавить вас от этой обязанности, Дженни?»
Разумеется, и мистер Эдвин, и вся деревня знали ответ. Однако распорядитель лотереи обязан был задавать вопросы как положено. На лице мистера Эдвина застыло выражение вежливого интереса пока он ждал ответа женщины.
«Хорасу еще нет и шестнадцати, – сообщила миссис Донбар с сожалением в голосе, – Думаю, мне придется самой заменить старика в этом году».
«Понятно, – сказал мистер Эдвин. Он сделал пометку в своем списке. Затем он спросил: «В этом году юный Ярберри тянет жребий?»
Высокий парень в толпе поднял руку. «Я тут, – сказал он, – буду тянуть за себя и за мать». Он нервно заморгал и втянул голову в плечи, когда из толпы раздались слова одобрения вроде «Славный малый, удачи тебе!» и «Отрадно видеть, что у твоей матери теперь есть мужчина, который может делать это за нее».
«Ну, – сказал мистер Эдвин, – кажется, все. Старик Янси тут?»
Голос, раздавшийся из толпы, утвердительно ответил на его вопрос, и мистер Эдвин кивнул.
Люди внезапно смолкли, когда мистер Эдвин прочистил горло и еще раз взглянул на список. «Все готовы? – спросил он. – Сейчас я буду зачитывать имена – сначала главы родов – мужчины – выходят и берут по бумажке из ящика. Держите их в руке, не разворачивая, и не смотрите на них, пока все остальные не вытянут свои жребии. Все ясно?»
Жители деревни уже столько раз проделывали эти действия, что слушали его инструкции только в полуха – большинство из них молча стояли, не глядя по сторонам и лишь изредка нервно облизывая губы. Тогда мистер Эдвин высоко поднял руку и произнес первое имя: «Адамс». Мужчина отделился от толпы и подошел ближе.
«Стив. Здравствуй.» — произнес мистер Эдвин.
«Здравствуй, Джо.» — ответил мистер Адамс.
Они нервно улыбнулись друг другу. Мистер Адамс засунул руку в черный ящик, и сложенная бумажка оказалась у него в руке. Крепко держа ее за уголок, он повернулся и поспешно занял свое место в толпе, немного поодаль от своей семьи, не бросив ни единого взгляда на зажатый в руке листок.
«Аллен, – тем временем продолжал мистер Эдвин. – Андерсон… Бентам»
«Такое впечатление, что лотереи проходят намного чаще, чем раз в год, – поделилась миссис Делакруа́ с миссис Крейвс в дальнем ряду – Кажется, будто последняя была неделю назад.»
«Время бежит очень быстро», – проговорила миссис Крейвс.
«Голдмэн… Делакруа́»
«Вот и мой старик пошел», – заметила миссис Делакруа́. Затаив дыхание, она наблюдала за своим мужем.
«Донбар», – сказал мистер Эдвин, и миссис Донбар решительно двинулась к ящику, а из толпы послышались голоса женщин – «Давай, Дженни», «Вот она, идет».
«Мы следующие», – взволнованно прошептала миссис Крейвс. Она смотрела, как мистер Крейвс подошел к коробке, серьезно поприветствовал мистера Эдвина, и выбрал полоску сложенной бумаги из ящика. Теперь повсюду стояли мужчины со сложенными листочками, которые они тормошили и вертели в своих больших руках; зажав в руке кусочек бумаги, стояла там и миссис Донбар с двумя сыновьями.
«Хартбит… Хатчинсон.»
«Давай, Билл, иди», – подтолкнула мужа миссис Хатчинсон, и стоявшие рядом люди рассмеялись.
«Хивс.»
«Поговаривают, – сообщил мистер Адамс старику Янси, который стоял тут же, – что в северной деревне хотят отказаться от лотереи».
Старик Янси фыркнул. «Просто сборище идиотов, – проворчал он. – Слушают этих молодых дураков, которым всегда все не так. Не успеешь оглянуться – они захотят жить обратно в пещерах и лоботрясничать. Раньше была пословица: июньская лотерея – кукуруза все желтее. Глазом не моргнешь, как будем давиться тушеным клевером да желудями. Лотерея была всегда, – добавил он раздраженно, – с меня достаточно и того, как этот молодой Джо Эдвин шутки там шутит со всеми.»
«В некоторых местах лотерею уже не проводят», – сказал мистер Адамс.
«Ничего в этом хорошего, – упирался Старик Янси. – Кучка молодых дураков».
«Чанг». Бобби смотрел, как его отец выходит вперед.
«Чейн… Шеллман.»
«Что же они медлят, – говорила миссис Донбар своему старшему сыну. – Что же они медлят.»
«Они почти закончили», – успокаивал ее сын.
«Приготовься бежать к отцу, передать ему новости», – наказывала миссис Донбар своему сыну.
Мистер Эдвин назвал собственное имя, сделал шаг вперед и вытащил бумажку из ящика. Затем он сказал, «Янси».
«Уже семьдесят седьмой год я участвую в лотерее, — сказал старик Янси, проходя через толпу, – уже семьдесят седьмой раз».
«Ярберри». Высокий парень неуклюже шагнул вперед. Кто-то сказал: «Не волнуйся, Джек!», а мистер Эдвин произнес: «Настал твой черед, сынок».
«Ятли».
Затем последовалa долгая пауза. Все, задержав дыхание, смотрели как мистер Эдвин поднял свой жребий над головой и сказал: «Итак, друзья». Еще с минуту никто не двигался, а потом все поспешили развернуть свои полоски бумаги. Тут же все женщины разом заговорили: «Кто?», «У кого она?», «Она у Донбаров?», «Это Ярберри?». Затем раздались голоса: «Это Хатчинсон. Это Билл!» и «Она у Билла Хатчинсона!»
«Беги, скажи отцу», – сказала миссис Донбар старшему сыну.
Люди озирались в поисках Хатчинсонов. Билл же стоял тихо, уставившись на бумажку в своей руке. И вдруг Тесси Хатчинсон завопила мистеру Эдвину: «Ему не дали достаточно времени, чтобы выбрать листок. Я видела! Это несправедливо!»
«Держи себя в руках, Тесси», – воззвала к ней миссис Делакруа́, а миссис Крейвс поддакнула, – «шансы у всех были равны.»
«Умолкни, Тесси», – прикрикнул на нее Билл Хатчинсон.
«Ну что же, – произнес мистер Эдвин, – мы довольно быстро справились, но нам все еще надо спешить, чтобы закончить вовремя». Он взял другой список: «Билл, вы тянули за весь род Хатчинсонов. В вашем роду есть еще семьи кроме вашей?»
«Еще Дон и Ева, – взвизгнула миссис Хатчинсон, – «Вы должны заставить и их участвовать!»
«Дочери тянут жребий вместе с семьями своих мужей, Тесси, – мягко напомнил ей мистер Эдвин, – и вы это знаете, как и все присутствующие».
«Но это было несправедливо!» – повторила Тесси.
«Боюсь больше никого, Джо, – с сожалением произнес Билл Хатчинсон, – моя дочь действительно участвует с семьей своего мужа, и это вполне справедливо. Кроме детей у меня больше нет родни».
«Значит, вам полагалось тянуть жребий за род. – объяснял мистер Эдвин, — и жребий за семью тянуть тоже вам. Так?»
«Так» – удрученно согласился Билл.
«Сколько у вас детей, Билл?» – спросил мистер Эдвин, чтобы соблюсти формальности.
«Трое – отвечал Билл Хатчинсон, – Билл-младший, Нэнси и малыш Дэйв. Ну я с Тесси».
«Хорошо, – сказал мистер Эдвин, – Гарри, их жребии у вас?»
Кивнув, мистер Крейвс продемонстрировал полоски бумаги. «Тогда верните их в ящик, – проинструктировал его мистер Эдвин, – и добавьте туда листок Билла».
«Давайте начнем заново? – тихо-тихо шептала миссис Хатчинсон, – я же говорю, это было несправедливо! Вы не дали ему достаточно времени! Кто угодно подтвердит!»
Мистер Крейвс кинул в коробку пять свернутых полосок бумаги, а остальные просто свалил на землю, где легкий ветер подхватил и унес их.
«Пожалуйста, послушайте!» – обращалась миссис Хатчинсон к окружавшим ее людям.
«Вы готовы, Билл?» – мистер Эдвин повернулся к нему, и Билл Хатчинсон, бросив взгляд на членов своей семьи, кивнул ему в ответ.
«И помните, – предупредил мистер Эдвин, – держите листочки сложенными, пока каждый не возьмет свой. Гарри, помогите малышу Дэйву». Мистер Крейвс взял за руку маленького мальчика, который охотно подошел к коробке вместе с ним. «Дэйви, возьми бумажку из коробки», — предложил ему мистер Эдвин. Дэйв, смеясь, сунул руку в ящик. «Ты должен взять только одну бумажку! – предупредил его мистер Эдвин, – Гарри, подержи его жребий». Мистер Крейвс взял руку ребенка и, разжав его плотный кулачок, вынул сложенную полоску, пока малыш Дэйв смотрел на него вопросительно.
«Теперь очередь Нэнси», – объявил мистер Эдвин. Нэнси было двенадцать, и ее школьные друзья, с трудом дыша, следили за тем, как она, поправив юбку, подошла к ящику и изящно вытянула оттуда свой листок. «Билл-младший», – сообщил мистер Эдвин, и мальчик с красным лицом и на негнущихся ногах подошел и чуть не сшиб коробку, пока вытягивал свой жребий. «Тесси», — произнес мистер Эдвин. Миссис Хатчинсон на минуту замешкалась, вызывающе оглянувшись вокруг. Сжав губы, она подошла к ящику и выхватила бумажку.
«Билл», – сказал мистер Эдвин, и Билл Хатчинсон сунул руку в ящик и ощупал его дно. Наконец он вытащил руку с зажатым в ней листком бумаги.
Люди притихли. Одна девочка прошептала: «Хоть бы не Нэнси», и ее шепот услышали все.
«Теперь все иначе, – со знанием дела произнес старик Янси, – теперь даже люди не те».
«Хорошо, – произнес мистер Эдвин, – а теперь открываем свои листочки. Гарри, ты развернешь полоску малыша Дэйва.
Мистер Крейвс развернул клочок бумаги и поднял его над головой, показывая всем. Увидев, что он чист, люди облегченно выдохнули. Одновременно раскрыв свои листочки, Нэнси и Билл-младший, засияв, рассмеялись. Держа их высоко над головами, они продемонстрировали собравшимся свои пустые полоски бумаги.
«Тесси», – сказал мистер Эдвин. Не дождавшись ответа, он посмотрел на Билла Хатчинсона, и тот, развернув свою бумажку, показал ее. Она была пуста.
«Это Тесси! – объявил мистер Эдвин приглушенным голосом, – покажите нам ее листок, Билл». Приблизившись к своей жене, мистер Хатчинсон с силой вырвал жребий из ее руки. На нем виднелась черная точка, та самая точка, которую прошлым вечером мистер Эдвин поставил карандашом в своем офисе. Билл Хатчинсон показал листок собравшимся, и толпа заволновалась.
«Ладно, друзья, – произнес мистер Эдвин, – Давайте поскорее покончим с этим».
Несмотря на то, что ритуал был уже основательно подзабыт, а самая первая черная коробка безвозвратно утрачена, про камни помнили все. Жители деревни поспешили к куче камней, так предусмотрительно подготовленной мальчиками еще утром. На земле лежали камни и унесенные ветром бумажки из ящика. Миссис Делакруа́ подыскала себе такой внушительный булыжник, что ей пришлось поднимать его обеими руками. «Ну-ка, – бросила она на ходу миссис Донбар, – поторапливайся!»
Миссис Донбар держала в обеих руках пригоршни небольших камней. «Не могу за тобой угнаться, – тяжело дыша, пролепетала она, – иди вперед, я тебя потом догоню».
Дети позаботились о своих камнях заранее. Кто-то всучил даже маленькому Дэйви немного гальки.
Вокруг Тесси Хатчинсон образовалось пустое пространство. Она в отчаянии вытянула руки, но жители неотступно надвигались. «Это несправедливо», – сказала она. Тут ей в висок прилетел камешек. Старик Янси приговаривал: «Ну же, давайте, все вместе!» Стив Адамс был в первых рядах, и миссис Крейвс была рядом с ним.
«Это не справедливо, это неправильно!» – закричала миссис Хатчинсон, и в этот момент они пошли на нее.
The morning of June 27th was clear and sunny, with the fresh warmth of a full-summer day; the flowers were blossoming profusely and the grass was richly green. The people of the village began to gather in the square, between the post office and the bank, around ten o’clock; in some towns there were so many people that the lottery took two days and had to be started on June 20th, but in this village, where there were only about three hundred people, the whole lottery took less than two hours, so it could begin at ten o’clock in the morning and still be through in time to allow the villagers to get home for noon dinner.
The children assembled first, of course. School was recently over for the summer, and the feeling of liberty sat uneasily on most of them; they tended to gather together quietly for a while before they broke into boisterous play, and their talk was still of the classroom and the teacher, of books and reprimands. Bobby Martin had already stuffed his pockets full of stones, and the other boys soon followed his example, selecting the smoothest and roundest stones; Bobby and Harry Jones and Dickie Delacroix—the villagers pronounced this name “Dellacroy”—eventually made a great pile of stones in one corner of the square and guarded it against the raids of the other boys. The girls stood aside, talking among themselves, looking over their shoulders at the boys, and the very small children rolled in the dust or clung to the hands of their older brothers or sisters.
Soon the men began to gather, surveying their own children, speaking of planting and rain, tractors and taxes. They stood together, away from the pile of stones in the corner, and their jokes were quiet and they smiled rather than laughed. The women, wearing faded house dresses and sweaters, came shortly after their menfolk. They greeted one another and exchanged bits of gossip as they went to join their husbands. Soon the women, standing by their husbands, began to call to their children, and the children came reluctantly, having to be called four or five times. Bobby Martin ducked under his mother’s grasping hand and ran, laughing, back to the pile of stones. His father spoke up sharply, and Bobby came quickly and took his place between his father and his oldest brother.
The lottery was conducted—as were the square dances, the teen club, the Halloween program—by Mr. Summers, who had time and energy to devote to civic activities. He was a round-faced, jovial man and he ran the coal business, and people were sorry for him because he had no children and his wife was a scold. When he arrived in the square, carrying the black wooden box, there was a murmur of conversation among the villagers, and he waved and called. “Little late today, folks. ” The postmaster, Mr. Graves, followed him, carrying a three-legged stool, and the stool was put in the center of the square and Mr. Summers set the black box down on it. The villagers kept their distance, leaving a space between themselves and the stool, and when Mr. Summers said, “Some of you fellows want to give me a hand?” there was a hesitation before two men. Mr. Martin and his oldest son, Baxter, came forward to hold the box steady on the stool while Mr. Summers stirred up the papers inside it.
The original paraphernalia for the lottery had been lost long ago, and the black box now resting on the stool had been put into use even before Old Man Warner, the oldest man in town, was born. Mr. Summers spoke frequently to the villagers about making a new box, but no one liked to upset even as much tradition as was represented by the black box. There was a story that the present box had been made with some pieces of the box that had preceded it, the one that had been constructed when the first people settled down to make a village here. Every year, after the lottery, Mr. Summers began talking again about a new box, but every year the subject was allowed to fade off without anything’s being done. The black box grew shabbier each year: by now it was no longer completely black but splintered badly along one side to show the original wood color, and in some places faded or stained.
Mr. Martin and his oldest son, Baxter, held the black box securely on the stool until Mr. Summers had stirred the papers thoroughly with his hand. Because so much of the ritual had been forgotten or discarded, Mr. Summers had been successful in having slips of paper substituted for the chips of wood that had been used for generations. Chips of wood, Mr. Summers had argued, had been all very well when the village was tiny, but now that the population was more than three hundred and likely to keep on growing, it was necessary to use something that would fit more easily into he black box. The night before the lottery, Mr. Summers and Mr. Graves made up the slips of paper and put them in the box, and it was then taken to the safe of Mr. Summers’ coal company and locked up until Mr. Summers was ready to take it to the square next morning. The rest of the year, the box was put way, sometimes one place, sometimes another; it had spent one year in Mr. Graves’s barn and another year underfoot in the post office. and sometimes it was set on a shelf in the Martin grocery and left there.
There was a great deal of fussing to be done before Mr. Summers declared the lottery open. There were the lists to make up–of heads of families, heads of households in each family, members of each household in each family. There was the proper swearing-in of Mr. Summers by the postmaster, as the official of the lottery; at one time, some people remembered, there had been a recital of some sort, performed by the official of the lottery, a perfunctory, tuneless chant that had been rattled off duly each year; some people believed that the official of the lottery used to stand just so when he said or sang it, others believed that he was supposed to walk among the people, but years and years ago this p3rt of the ritual had been allowed to lapse. There had been, also, a ritual salute, which the official of the lottery had had to use in addressing each person who came up to draw from the box, but this also had changed with time, until now it was felt necessary only for the official to speak to each person approaching. Mr. Summers was very good at all this; in his clean white shirt and blue jeans, with one hand resting carelessly on the black box, he seemed very proper and important as he talked interminably to Mr. Graves and the Martins.
Just as Mr. Summers finally left off talking and turned to the assembled villagers, Mrs. Hutchinson came hurriedly along the path to the square, her sweater thrown over her shoulders, and slid into place in the back of the crowd. “Clean forgot what day it was,” she said to Mrs. Delacroix, who stood next to her, and they both laughed softly. “Thought my old man was out back stacking wood,” Mrs. Hutchinson went on, “and then I looked out the window and the kids was gone, and then I remembered it was the twenty-seventh and came a-running. ” She dried her hands on her apron, and Mrs. Delacroix said, “You’re in time, though. They’re still talking away up there. “
Mrs. Hutchinson craned her neck to see through the crowd and found her husband and children standing near the front. She tapped Mrs. Delacroix on the arm as a farewell and began to make her way through the crowd. The people separated good-humoredly to let her through: two or three people said, in voices just loud enough to be heard across the crowd, “Here comes your, Missus, Hutchinson,” and “Bill, she made it after all. ” Mrs. Hutchinson reached her husband, and Mr. Summers, who had been waiting, said cheerfully. “Thought we were going to have to get on without you, Tessie. ” Mrs. Hutchinson said, grinning, “Wouldn’t have me leave m’dishes in the sink, now, would you, Joe?” and soft laughter ran through the crowd as the people stirred back into position after Mrs. Hutchinson’s arrival.
“Well, now. ” Mr. Summers said soberly, “guess we better get started, get this over with, so’s we can go back to work. Anybody ain’t here?”
“Dunbar. ” several people said. “Dunbar. Dunbar. “
Mr. Summers consulted his list. “Clyde Dunbar. ” he said. “That’s right. He’s broke his leg, hasn’t he? Who’s drawing for him?”
“Me. I guess,” a woman said, and Mr. Summers turned to look at her. “Wife draws for her husband. ” Mr. Summers said. “Don’t you have a grown boy to do it for you, Janey?” Although Mr. Summers and everyone else in the village knew the answer perfectly well, it was the business of the official of the lottery to ask such questions formally. Mr. Summers waited with an expression of polite interest while Mrs. Dunbar answered.
“Horace’s not but sixteen yet. ” Mrs. Dunbar said regretfully. “Guess I gotta fill in for the old man this year. “
“Right. ” Sr. Summers said. He made a note on the list he was holding. Then he asked, “Watson boy drawing this year?”
A tall boy in the crowd raised his hand. “Here,” he said. “I m drawing for my mother and me. ” He blinked his eyes nervously and ducked his head as several voices in the crowd said things like “Good fellow, lack. ” and “Glad to see your mother’s got a man to do it. “
“Well,” Mr. Summers said, “guess that’s everyone. Old Man Warner make it?”
“Here,” a voice said, and Mr. Summers nodded.
A sudden hush fell on the crowd as Mr. Summers cleared his throat and looked at the list. “All ready?” he called. “Now, I’ll read the names–heads of families first–and the men come up and take a paper out of the box. Keep the paper folded in your hand without looking at it until everyone has had a turn. Everything clear?”
The people had done it so many times that they only half listened to the directions: most of them were quiet, wetting their lips, not looking around. Then Mr. Summers raised one hand high and said, “Adams. ” A man disengaged himself from the crowd and came forward. “Hi. Steve. ” Mr. Summers said, and Mr. Adams said. “Hi. Joe. ” They grinned at one another humorlessly and nervously. Then Mr. Adams reached into the black box and took out a folded paper. He held it firmly by one corner as he turned and went hastily back to his place in the crowd, where he stood a little apart from his family, not looking down at his hand.
“Allen. ” Mr. Summers said. “Anderson… Bentham. “
“Seems like there’s no time at all between lotteries any more. ” Mrs. Delacroix said to Mrs. Graves in the back row.
“Seems like we got through with the last one only last week. “
“Time sure goes fast” Mrs. Graves said.
“Clark… Delacroix. “
“There goes my old man. ” Mrs. Delacroix said. She held her breath while her husband went forward.
“Dunbar,” Mr. Summers said, and Mrs. Dunbar went steadily to the box while one of the women said. “Go on, Janey,” and another said, “There she goes. “
“We’re next. ” Mrs. Graves said. She watched while Mr. Graves came around from the side of the box, greeted Mr. Summers gravely and selected a slip of paper from the box. By now, all through the crowd there were men holding the small folded papers in their large hand, turning them over and over nervously Mrs. Dunbar and her two sons stood together, Mrs. Dunbar holding the slip of paper.
“Harburt… Hutchinson. “
“Get up there, Bill,” Mrs. Hutchinson said, and the people near her laughed.
“Jones. “
“They do say,” Mr. Adams said to Old Man Warner, who stood next to him, “that over in the north village they’re talking of giving up the lottery. “
Old Man Warner snorted. “Pack of crazy fools,” he said. “Listening to the young folks, nothing’s good enough for them. Next thing you know, they’ll be wanting to go back to living in caves, nobody work any more, live hat way for a while. Used to be a saying about Lottery in June, corn be heavy soon. ‘ First thing you know, we’d all be eating stewed chickweed and acorns. There’s always been a lottery,” he added petulantly. “Bad enough to see young Joe Summers up there joking with everybody. “
“Some places have already quit lotteries,” Mrs. Adams said.
“Nothing but trouble in that,” Old Man Warner said stoutly. “Pack of young fools. “
“Martin. ” And Bobby Martin watched his father go forward. “Overdyke… Percy. “
“I wish they’d hurry,” Mrs. Dunbar said to her older son. “I wish they’d hurry.”
“They’re almost through,” her son said.
“You get ready to run tell Dad,” Mrs. Dunbar said.
Mr. Summers called his own name and then stepped forward precisely and selected a slip from the box. Then he called, “Warner. “
“Seventy-seventh year I been in the lottery,” Old Man Warner said as he went through the crowd. “Seventy-seventh time. “
“Watson. ” The tall boy came awkwardly through the crowd. Someone said, “Don’t be nervous, Jack,” and Mr. Summers said, “Take your time, son. “
“Zanini. “
After that, there was a long pause, a breathless pause, until Mr. Summers, holding his slip of paper in the air, said, “All right, fellows. ” For a minute, no one moved, and then all the slips of paper were opened. Suddenly, all the women began to speak at once, saving. “Who is it?,” “Who’s got it?,” “Is it the Dunbars?,” “Is it the Watsons?” Then the voices began to say, “It’s Hutchinson. It’s Bill,” “Bill Hutchinson’s got it. “
“Go tell your father,” Mrs. Dunbar said to her older son.
People began to look around to see the Hutchinsons. Bill Hutchinson was standing quiet, staring down at the paper in his hand. Suddenly, Tessie Hutchinson shouted to Mr. Summers. “You didn’t give him time enough to take any paper he wanted. I saw you. It wasn’t fair!”
“Be a good sport, Tessie,” Mrs. Delacroix called, and Mrs. Graves said, “All of us took the same chance. “
“Shut up, Tessie,” Bill Hutchinson said.
“Well, everyone,” Mr. Summers said, “that was done pretty fast, and now we’ve got to be hurrying a little more to get done in time. ” He consulted his next list. “Bill,” he said, “you draw for the Hutchinson family. You got any other households in the Hutchinsons?”
“There’s Don and Eva,” Mrs. Hutchinson yelled. “Make them take their chance!”
“Daughters draw with their husbands’ families, Tessie,” Mr. Summers said gently. “You know that as well as anyone else. “
“It wasn’t fair,” Tessie said.
“I guess not, Joe,” Bill Hutchinson said regretfully. “My daughter draws with her husband’s family; that’s only fair. And I’ve got no other family except the kids. “
“Then, as far as drawing for families is concerned, it’s you,” Mr. Summers said in explanation, “and as far as drawing for households is concerned, that’s you, too. Right?”
“Right,” Bill Hutchinson said.
“How many kids, Bill?” Mr. Summers asked formally.
“Three,” Bill Hutchinson said.
“There’s Bill, Jr. , and Nancy, and little Dave. And Tessie and me. “
“All right, then,” Mr. Summers said. “Harry, you got their tickets back?”
Mr. Graves nodded and held up the slips of paper. “Put them in the box, then,” Mr. Summers directed. “Take Bill’s and put it in. “
“I think we ought to start over,” Mrs. Hutchinson said, as quietly as she could. “I tell you it wasn’t fair. You didn’t give him time enough to choose. Everybody saw that. “
Mr. Graves had selected the five slips and put them in the box, and he dropped all the papers but those onto the ground, where the breeze caught them and lifted them off.
“Listen, everybody,” Mrs. Hutchinson was saying to the people around her.
“Ready, Bill?” Mr. Summers asked, and Bill Hutchinson, with one quick glance around at his wife and children, nodded.
“Remember,” Mr. Summers said, “take the slips and keep them folded until each person has taken one. Harry, you help little Dave. ” Mr. Graves took the hand of the little boy, who came willingly with him up to the box. “Take a paper out of the box, Davy,” Mr. Summers said. Davy put his hand into the box and laughed. “Take just one paper. ” Mr. Summers said. “Harry, you hold it for him. ” Mr. Graves took the child’s hand and removed the folded paper from the tight fist and held it while little Dave stood next to him and looked up at him wonderingly.
“Nancy next,” Mr. Summers said. Nancy was twelve, and her school friends breathed heavily as she went forward switching her skirt, and took a slip daintily from the box “Bill, Jr. ,” Mr. Summers said, and Billy, his face red and his feet overlarge, near knocked the box over as he got a paper out. “Tessie,” Mr. Summers said. She hesitated for a minute, looking around defiantly, and then set her lips and went up to the box. She snatched a paper out and held it behind her.
“Bill,” Mr. Summers said, and Bill Hutchinson reached into the box and felt around, bringing his hand out at last with the slip of paper in it.
The crowd was quiet. A girl whispered, “I hope it’s not Nancy,” and the sound of the whisper reached the edges of the crowd.
“It’s not the way it used to be,” Old Man Warner said clearly. “People ain’t the way they used to be. “
“All right,” Mr. Summers said. “Open the papers. Harry, you open little Dave’s. “
Mr. Graves opened the slip of paper and there was a general sigh through the crowd as he held it up and everyone could see that it was blank. Nancy and Bill, Jr. , opened theirs at the same time, and both beamed and laughed, turning around to the crowd and holding their slips of paper above their heads.
“Tessie,” Mr. Summers said. There was a pause, and then Mr. Summers looked at Bill Hutchinson, and Bill unfolded his paper and showed it. It was blank.
“It’s Tessie,” Mr. Summers said, and his voice was hushed. “Show us her paper, Bill. “
Bill Hutchinson went over to his wife and forced the slip of paper out of her hand. It had a black spot on it, the black spot Mr. Summers had made the night before with the heavy pencil in the coal company office. Bill Hutchinson held it up, and there was a stir in the crowd.
“All right, folks. ” Mr. Summers said. “Let’s finish quickly. “
Although the villagers had forgotten the ritual and lost the original black box, they still remembered to use stones. The pile of stones the boys had made earlier was ready; there were stones on the ground with the blowing scraps of paper that had come out of the box Delacroix selected a stone so large she had to pick it up with both hands and turned to Mrs. Dunbar. “Come on,” she said. “Hurry up. “
Mrs. Dunbar had small stones in both hands, and she said, gasping for breath. “I can’t run at all. You’ll have to go ahead and I’ll catch up with you. “
The children had stones already. And someone gave little Davy Hutchinson a few pebbles.
Tessie Hutchinson was in the center of a cleared space by now, and she held her hands out desperately as the villagers moved in on her. “It isn’t fair,” she said. A stone hit her on the side of the head. Old Man Warner was saying, “Come on, come on, everyone. ” Steve Adams was in the front of the crowd of villagers, with Mrs. Graves beside him.
“It isn’t fair, it isn’t right,” Mrs. Hutchinson screamed, and then they were upon her.
