Али стоял на крыше своего дома. Здесь, за старой ненужной мебелью, за растрескавшимися кадками с засохшими растениями у него была устроена маленькая голубятня. Али не ловил голубей и не держал их в клетках. Целый год он копил деньги и один единственный раз в году покупал у торговцев голубями их питомцев. Мальчик всегда покупал ровно десять голубей. Птицы сидели в голубятне только одну ночь, и затем утром, с первыми лучами проснувшегося Солнца Али отпускал их на волю.
— Летите, голуби, летите… Белый – лети за папу, сизый с крапушками и нежно-лиловой пелеринкой вокруг шеи – за маму… Мама…, она любила теплые, мягкие и нежные цвета в одежде. Вот этот, с хитрющими глазками – за сестренку Фатиму. Она была такой непоседой с непослушными ни одной на свете расческе кудряшками. И вы двое, с белыми подпалинами летите, за близняшек-малышей Самира и Салиму… Они только родились, когда в дом пришла беда. И ты лети, старичок, подбодрил он нахохлившегося пожилого голубя с белой грудкой, за дедущку Амира. И вы трое давайте быстрее – за соседских Разию, Султана и Дамира – в тот день они играли вместе дома у Али…
Мальчик не хотел плакать, но вдруг солнечный до того день словно покрылся туманной пеленой и по его щекам горькие слезы проложили мокрые дорожки. Уже пять лет, как он чувствовал, что время остановилось, каждый раз возвращаясь все в тот же день. Самый черный день за всю его тринадцатилетнюю жизнь.
Напряженность в воздухе летала уже давно. Семилетний Али замечал это по косым взглядам родителей, по тому, что они несколько раз в год меняли не только дом, но и город проживания. Иногда «уходить», как называл эти внезапные переезды отец, приходилось даже ночью с минимумом вещей. Да у них почти ничего и не было своего, он заметил это недавно, оценив, что в каждом новом доме другая мебель и предметы утвари.
И в это черное утро было все как обычно, только они не успели «уйти». Все произошло слишком внезапно, а им обязательно нужно было дождаться бабушку с базара. У сестренки Фатимы скоро должен был быть день рождения, и она хотела купить ей новое платье.
Дальше Али помнил отрывочно. Взрыв во дворе и разлетевшиеся на мелкие кусочки стекла окон. Отброшенный автоматной очередью в грудь отец и человек в маске, переступивший через него. Мать, закрывавшая собой близнецов, и потому не увидевшая, как их, раскачав за ноги, выбросили из окон на улицу. Дедушка, пытающийся вывести сестренку, но не успевший это сделать. Его друзья, спрятавшиеся как и он, за мебелью гостиной и высокие люди разрядившие в них свои автоматы. Али почувствовал острую боль в ноге, что-то чиркнуло его по виску и левая сторона лица онемела, стала покрываться какой-то липкой жидкостью.
— Последний остался, недостреленыш. Ну как, контрольную ему или поиграем в «убегающих зайцев»?
Тяжелый, окованный металлом мысок ботинка больно впился в незащищенные ребра мальчика. Но тут к «злой» обуви подошли еще одни ботинки, чуть меньше размером.
— Шеф звонил, велел уходить, полиция уже на подходе, улицы перекрывают…
— Уходим, пристрели щенка!
Али сжался, он всем своим существом понимал, что в живых его не оставят, просто не имеют права оставить. Раздался звук выстрела и с потолка посыпалась штукатурка, а на Али упала тяжелая штора.
— Живи, пацан. Не могу стрелять в детей!
Ботинки повернулись и вышли из комнаты. Али долго лежал под шторой, боясь пошевелиться. Кажется иногда он терял сознание, поскольку боль, терзавшая его тело временами отступала. Какие-то руки извлекли его из-под ткани, уложили на носилки и он долгое время провел в больнице. К нему приходила бабушка, которая вернувшись с базара не застала в живых никого, кроме него. Уже потом он узнал, что кучерявую смешинку Фатиму похоронили в том самом платье «на день рождения».
Мальчик поднял глаза, прошлое постепенно отступало, давая место настоящему. В клетке остался последний голубь. Хмурый и нахохлившийся он сидел в самом дальнем углу.
— Лети, ты, тоже лети! За того, кого я не помню и не видел. За того, кто выстрелив в потолок, несколькими незначительными словами сохранил мне жизнь!
