XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Счастливые, но чаще, всё-таки, просто умные дети в жилетках – призёры самых разных олимпиад. Они гнались за всем этим, достигли этого и бонусом получили возможность. Возможность отдохнуть, по крайней мере, им так казалось…

Макс влетел в комнату, кинул сумку в сторону, задел вазу. Сам рухнул на кровать быстрее, чем ваза успела упасть на пол. «Эффектное начало смены» – заявил он. Следом за Максом в комнату пафосной походкой, которую он подсмотрел у новой молодой мачехи, вошел Дима. Его сумка с рельефным логотипом “LV” уже стояла на кровати, её занёс водитель, пока Дима оформлял заезд. Макс пошутил про личного лакея, но никто иронии не оценил. Дима, напротив, закатил глаза. За ним плёлся парень. Он был похож на путешественника во времени, который перепутал века или из-за временного парадокса застрял где-то между революцией и развалом СССР. Потертый вельвет сочетался с кедами и рубашкой. Это был Тёма. Его перевешивал кожаный коричневый портфель, который будто был выкуплен на аукционе вещей с чердака покойного дедули. Он поставил этот раритет на столик в углу, достал из него ноутбук, панели, винтики, болтики, зачем-то колонки и соорудил из всего этого рабочее место начинающего хакера. Ребята раскидали свои вещи (причем в прямом смысле этого слова) и занялись своими делами. До обеда оставалось около часа.

Тишину прервала вожатая Татьяшка. Она ворвались в комнату со списком, и высоким, будто дёшево синтезированным голосом сказала:

– О! Вас тут трое.

Макс встрепенулся, вскочил с кровати, встал в стойку смирно и сказал:

– Так точно, мэм!

Дима осмотрел с ног до головы своего соседа и подумал о том, как тяжело живется бедным. Тёма даже не повернулся от компьютера в сторону Татьяшки и продолжил бить по клавишам со скоростью робота.

– Позже к вам заедет еще один мальчик. Он скромный художник. Не доставайте его!

Она осмотрела комнату ребят, будто хотела найти что-то противозаконное. Осколки вазы были сметены под кровать, поэтому зацепиться взглядом было не за что.

– Про обед не забудьте. В 13:30! – и она выбежала из комнаты так же быстро, как вбежала.

Полвторого все поголовно спали. Татьяшка их, конечно, простила, оправдав всё ретроградным Меркурием, но теперь ходила по пятам, напоминая обо всем.

Ребята давно забыли о приезде некого Савика, поэтому когда открылась дверь и в проходе появился парнишка лет 14, с сумками, ребята немного удивились. Ни худой, ни крупный, ни высокий, ни низкий. Сумка, часики, очки, потрёпанная кепка. Никакого эффекта он не произвёл. Настолько он был серым, что даже Макс не отпустил никакой шутейки в его сторону. Новенький поздоровался, разложил вещи, повесил “Черный квадрат” Малевича над своей кроватью и уткнулся в скетчбук, где стал чиркать что-то карандашом.

Когда дверь снова открылась, ребята даже не обернулись посмотреть, кто это. Все и так знали, что это Татьяшка опять забыла что-то сказать.

– Сегодня вечерний огонёк! На нем соберется комиссия, которой нужно рассказать о себе хотя бы пару слов. Напоминаю ещё раз о целях этой смены. Ведь вы заранее придумали идею для своего проекта? Через десять дней вам нужно будет защитить его перед комиссией. Ваша исследовательская работа должна быть идеальна: отлично отрепетированная презентация и готовность ответить на все вопросы, заданные комиссией. Сегодня же следите за каждым сказанным словом, первое впечатление чрезвычайно важно. От себя добавлю: комиссия в этом году не на шутку строгая и придирчивая. Не подарить членам жюри открытие – проиграть. 

После такой речи оставшееся время до вечернего собрания ребята сидели, уткнувшись каждый в свои записи. Лишь изредка слышались резкие черкания ручкой и чертыхания. Когда настало время идти на так называемый вечерний огонек, ребята вышли из комнаты. Если не знать, куда они направлялись, можно было подумать, что их ведут на смертную казнь. 

Через пару часов все четверо ввалились в свою комнату.

– Макс, какого чёрта ты перебил мой рассказ о проекте своей дебильной шуткой? – блокнот, полностью исписанный заметками о проекте, полетел в стену и упал на пол. – Скажи, ну почему ты такой клоун и вдобавок еще и индюк. В тебе же вообще нет ни капельки серьёзности. Твоя жизнь настолько прекрасна и беззаботна, что ты ни о чем, кроме генерации новых шуток, и не задумываешься. Настоящий шут, ни больше ни меньше!

– Да комиссия засыпала от твоего рассказа о… какой-то цифровой ерунде уже на пятой минуте. Сказали же, кратко! А за весельчака спасибо! Мне нравится это клеймо!

– Шут и весельчак – разные вещи.

Макс притворился, что не услышал язвительного комментария Тёмы, но было видно, что его эта фраза задела. Никто не успел заметить смущения Макса, потому что в комнату в очередной раз ворвалась Татьяшка:

– Савик, где Савик?

– Какой Савик?

– Сосед ваш!

Ребята переглянулись и поняли, что так и не выяснили, как зовут четвертого.

Парень сидел на краю кровати и листал рисунки.

– Савик, почему ты отказался презентовать себя на вечернем собрании? Думал, тебя будут уговаривать? Дорогой мой, это слёт талантов для осознанных детей! – Татьяшка всё тараторила и тараторила – Ты понимаешь, что подорвал свою репутацию перед лицом комиссии? Ещё и мне влетело… – вздохнула Татьяшка и продолжила, спокойнее, но с долей огорчения в голосе – Комиссии нужно было понравиться, а ты максимально оттолкнул её от себя. Этим жестом ты показал, что не уважаешь весь состав жюри. 

У Савика начали бегать глаза из стороны в сторону, будто он нарочно не останавливал взгляд по центру, где стояла Татьяшка.

– Ну ладно, не придумал ты свой проект, но про победу на международном конкурсе искусства можно было сказать? – вожатая оглядела еще раз всех четырех парней, покачала головой, махнула на них рукой и вышла из комнаты. 

Ребята остались стоять в узком пространстве между кроватями, продолжая язвить:

– Простите, но, судя по всему, я тут единственный, кто сражается за главный приз. Вам он не особенно сдался, так что не мешайте мне, – заявил Тёма.

Диму сильно задело такое отношение, и он сказал:

– Артём, мы все здесь, потому что так решила судьба, и каждый из нас заслуживает этого. Все мы сражаемся за миллион, в том числе и я.

Артём нарочито театрально посмеялся, как бы давая Диме понять, что это единственная возможная реакция на его высказывание.

Максим решил напомнить о себе очередной колкостью:

– Тебе-то миллион зачем? Не ты ли у нас живешь как в шоколаде? Нет, правда, зачем ты приехал? Ты живёшь на шикарной вилле на берегу моря, ходишь со своим охранником и учишься в лучшей школе страны. У тебя отлично получается вставлять через каждое предложение мысль о том, что ты богат. Ты не рос в трущобах, как многие из тех, кто рвался приехать сюда. Уверен, у тебя было самое счастливое детство, со всеми игрушками и мороженым, когда пожелаешь! Дал бы шанс другим детям страны, реально нуждающимся, попытать удачу. Да и вообще, таких, как ты, обычно пропихивают!

Повисла пауза, взгляд Димы стал рассеянным. Он потупил глаза, потом собрался и выдавил из себя:

– Во-первых, ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о моем детстве, ни о моей семье. Во-вторых, на этот слёт талантов нельзя попасть по блату. Мои бездарные одноклашки пытались. Не вышло. Сорян, если удивлю, но в лучшей школе страны, и правда, дают неплохие знания. А в-третьих… Ты цепляешься за этот миллион, ставя его высшей целью. Либо у тебя совсем всё плохо, и ты живешь в однушке со всей семьёй, либо ты просто-напросто кретин!

У Темы в горле стоял ком. Он притих. Единственным выходом для ребят стала идея переключить внимание на тихого Савву:

–Савик, а ты что молчишь? – все трое резко повернулись в сторону кровати, на которой под одеялом лежал Савик. Они увидели, что его глаза не перестали бегать с момента ухода вожатой. При этом они ни разу не моргнули, от чего побагровели и залились слезами. Было видно, как у мальчика проступает пот.

– Эй, парень, у тебя всё нормально?..

Савик вжался всем телом в кровать и полностью закрылся одеялом. Ребята переглянулись.

– Савик, что с тобой?!

– Только не трогайте меня!

– Хорошо. Мы. Не будем. Тебя. Трогать. Ты только не переживай так…

– У него жар и, похоже, начинается паническая атака, – голос Димы сильно изменился, он стал осторожно подходить к кровати Савика. С расстояния пары шагов он увидел, что Савву трясёт, как от разряда тока.

– Зовите Татьяну Валерьевну! Живо!

– Она на ночь домой уехала, нам это раз пять сказали, Дим!

– Так. При жаре ни в коем случае нельзя нагревать тело еще сильнее. Убирайте покрывало и снимайте с него кофту! Есть спирт?

– Конечно, водка, самогон, виски. Где-то абсент, наверно, еще остался! Тебе чего?

– Налейте хотя бы воды холодной из крана! – крикнул Дима и тихо добавил. – С этим-то хоть справитесь?

Ребята быстро нашли таз с половыми тряпками, который стоял у них в туалете, и стремительно рванули кран на максимум в сторону синей черточки.

Когда ребята подошли к Диме с тазом холодной воды, он наклонился к Савику.

– Слушай, я знаю, что сейчас будет немного холодно, но так нужно. Ты знаешь! – Дима резко стянул одеяло.

Все увидели насквозь мокрую футболку, прилипшую к колотящемуся телу.

– Скорую! Вызывайте скорую! – скомандовал Дима. Тёма достал телефон, набрал 112. Прерывисто, но грамотно и чётко объяснил ситуацию диспетчеру. Тот зафиксировал данные и попросил ничего не предпринимать до приезда врача.

– Да скорая до этого леса будет ехать часа два! За это время и ноги протянуть можно.

– Дима! – с ужасом в глазах одёрнул его Макс.

У Савика дрожало всё: ноги, руки, челюсть, уши. Зрачки по-прежнему бегали из стороны в сторону, не давая взгляду сфокусироваться.

Ребята действительно сильно запаниковали. Дима серьёзно посмотрел на остальных.

– Нужно остудить тело. Так, Тема, ты протираешь лицо, Макс, ты – туловище, я – ноги. На раз, два, три, быстро!

– Держись, Савик, сейчас тебе будет не очень приятно.

Ребята одновременно дотронулись до его кипяточного тела. 

Было холодно. Но не Савику. 

За окном была зима. 

Комната была пуста. Не было ни вещей, ни шкафов, ни штор. Все светильники были разбиты. На полу лежали осколки, какие-то старые газеты. 

Ребята подняли головы, осмотрелись. Была ночь, тускло мерцали фонари, из окна виднелся хлопьями падающий снег. Ни компьютера в углу, ни Малевича на стене не было. Ребята переглянулись. 

– Я, возможно, что-то упустил в этой жизни, но не подскажите, в какой момент началась зима? – Макс по привычке попытался пошутить, но его будто не услышали, ведь в головах трёх парней одновременно созрел один и тот же вопрос.

– А где, собственно, Савик? – шепча от изумления, проговорил Тёма.

Молчание было долгим. Дима прошелся по комнате, открыл окно и выглянул. Закрыл и сказал:

– Ни одной живой души.

– А не живой? – Макс всё ещё пытался разрядить обстановку 

– Да ты хоть когда-нибудь бываешь серьезным? Зачем эти глупые шутки? 

За дверью раздался грохот, показавшийся ребятам раскатом грома. Дима повернулся и робко произнёс:

– Нужно идти. Посмотреть, может, есть кто в администрации, – Дима показал на дверь, которая кроме окна была единственным выходом из комнаты.

– Куда? Туда? Ты с ума сошел? Мы вообще где? Что происходит? Где Савик? В какой момент наш вечер превратились в хоррор? – состояние шока Тёму не покидало.

Дверь приоткрылась, как бывает от сквозняка. Дима перелетел с одной стороны комнаты, где стоял, в другую, к ребятам, за миллисекунду. Они втроём вжались в угол. 

– Мы все сейчас умрём – Тёма уже был не просто в шоке, а бился в истерике.

– Кто какие молитвы знает? Самое время начать их читать!

Дима смотрел молча на дверь и ждал. Они чувствовали дрожь друг друга. Прошло пять минут. Никто из этой двери не вышел, поэтому Дима решился подойти к ней. Перед ними была пустая квадратная темная комната. В ней – ничего. 

– Так-с… Нужно найти Савика. Где бы он ни был, он вряд ли в безопасности. Разделяться глупо, поодиночке в фильмах все умирают. – Дима посмотрел на ошарашенное лицо Темы и понял, что зря это сказал.

– Да и вместе тоже умирают, – добавил Макс

– Дима! Что за чушь ты городишь? В смысле умирают? Мы не в фильме, и это не квест. А этого странного парня мы вообще знаем от силы несколько часов. От кого нам его спасать? От монстров? Злодеев?

– Тём, хватит… Хочешь – оставайся здесь!

В квадрат Малевича они зашли втроём, за ними захлопнулась дверь.

Резко включился холодный свет. Перед мальчиками стоял Савик.

– О, Господи, ты жив! – Дима громко выдохнул.

– Вы ждали обратного? – он улыбнулся всем ребятам. 

– Идёмте, мне есть, что вам показать.

– Погоди, ты знаешь, где мы? И почему ты в белом? Ты что, призрак? – Макс намеренно посмотрел на Тёму, будто провоцировал его на грубость.

– Скажи, хоть одна минута с тобой может обойтись без дебильных шуток?

Савик показал на возникшую перед ними дверь, открыл её и поспешил войти. Ребята последовали за ним. Мальчишки встали втроём, а Савик – на шаг впереди.

– В моей жизни, как и в ваших, не всё так гладко, как можно подумать – начал Савик. Ребята не понимали о чем, а главное – зачем он это говорит. – Каждый день все мы преодолеваем препятствия, расставленные жизнью в самых коварных местах. У нас намного больше глубоких травм, чем у обычных детей. А как их вылечить, вы, наверно, не знаете. Но не беда, – его голос стал тише. Казалось, что ему тяжело об этом говорить. Однако он посмотрел на ребят и улыбнулся. – Что ж, я начну первым, но не один.

Он указал на место рядом с собой.

– Макс, не поможешь мне? 

Тёма и Дима остались позади.

– Я хочу, чтобы ты посмотрел на это.

Свет резко погас, и тут же зажегся в центре комнаты. Это была кухня хрущевки. Столик возле стены с парой стульев и плита напротив – всё, что в ней помещалось из мебели. На стуле сидел маленький Савик, Макс его сразу узнал по прическе, сейчас у него такая же, с завиточком. Он, свесив ноги, болтал ими и напевал что-то себе под нос. Женщина, по-видимому его мама, готовила что-то и будто на автомате говорила Савику не класть пальцы в рот.

– А ты милым ребенком был! – он повернулся к Савику, но тот смотрел вперед на себя самого.

Было слышно, как открылась входная дверь. С появлением нового персонажа в дверях стало холоднее и тоскливее. В кухню зашел высокий мужчина, гремя бутылками в пакете. Он выложил всё содержимое на стол. Три бутылки водки, хлеб и сало. Таково было меню на сегодня.

–Лёша, давай не при ребенке!

–А давай я буду сам решать, когда мне пить и что мне делать. А твое дело готовить и молчать.

Макс потихоньку переставал понимать, где реальность, а где проекция.

– Пап, зачем ты кричишь на маму?

– Почему он всё еще не выговаривает слова? – женщина стояла спиной к столу и лишь опустила голову. – Надя, я кого спрашиваю? Ты сидишь целыми днями дома, мало того, что ни черта не делаешь, так еще и с сыном не занимаешься?

– Пошла вон из кухни! Если ты не можешь, тогда я сам буду заниматься с ним, – он дернул женщину за волосы и показал на выход. 

Она поторопилась уйти.

Свет погас и загорелся снова через секунду. Никакой квартиры уже не было. В этом проклятом черном кубе стояли только Савик и Макс, за ними в двух метрах стояли ошарашенные Тёма и Дима.

Макс посмотрел в глаза Савику:

– Что было потом?

– Он меня бил. Часто. А пил еще чаще… Такая уж игра слов.

Макс не знал, что сказать, повисла тишина.

– Мне правда жаль, – наконец выдавил он.

– Кого?

– Тебя.

– Меня?

– Ну да.

– А не себя ли тебе жалко?

– В смысле?

Свет потух, опять появилась кухня. Только другая, чуть побольше и с другой цветовой гаммой обоев. Возле плиты стояла другая женщина, блондинка, а на стуле сидел другой мальчик, без завитка, но со смешными ушами. Это был Макс, и он болтал ногами. Звонок в дверь, отец, водка и сало, проклятое невыговариваемое «кричишь», и, наконец, Макс остался сидеть один с отцом.

Был слышен плач. Чей из двух Максов? Обоих.

Савик повернулся к Тёме и Диме, на них не было лица. Они смотрели, как плакал Макс. Макс, который всегда смеётся, даже когда ему угрожает смерть, Макс, который всегда был весел и счастлив, или, по крайней мере, так казалось…

 – Дим, я хочу, чтобы ты меня поддержал. Мне будет тяжело вспоминать этот фрагмент жизни, но я хочу, чтобы ты его увидел.

Свет потух. Стало холодно, почему-то запахло школьной столовой. Прозвенел звонок. Настоящий школьный звонок. У Димы побежали мурашки.

– Савик, что происходит? Я не хочу…

Свет зажегся. Перед ними была школьная столовая. На завтрак каша с бутербродом. В столовой было много учеников, кто-то ел, кто-то стоял в очереди за пиццей, старшеклассники пытались стащить хлеб. Однако больше всего внимание привлекала группа мальчиков, столпившаяся у стола. Савик и Дима подошли ближе.

– Это же ты! – Дима увидел маленького белобрысенького мальчика, который большой ложкой ел кашу.

– Да. Это я.

Вокруг него стояло пять пацанов. Полненький темноволосый большой мальчуган поставил ногу на скамейку возле Савика.

– Тебя что, дома не кормят? Ребята, мне кажется, этот малыш проголодался, давайте ему принесем еще добавки.

Все громко захохотали. Кто-то с соседнего стола взял недоеденную тарелку с кашей.  

– Я больше не хочу… – Савик опустил глаза.

– А тебя разве кто-то спрашивает? Ну ладно, если уж не лезет, то…

Большой парень взял тарелку и опрокинул её на голову Савику.

– Упс, ну как же так, обляпался, какой неаккуратный… Ой, смотри, еще здесь… – он взял еще одну тарелку и опрокинул ее на брюки.

Из коридора прибежал какой-то мелкий паренек, что-то шепнул большому, и через секунду вся компания скрылась из поля зрения. Савик остался сидеть один. Весь в каше и слезах.

Все молчали.  

– Что думаешь? – прервав тишину, спросил Савик.

– Несправедливо это всё. Мне правда жаль тебя.

– Меня? А уверен ли ты, что тебе жаль меня, а не себя?

За столом сидел маленький мальчик. На этот раз это был Дима. И повторились все те же действия, появились такие же люди, но с другими лицами. Дима чувствовал, как по нему стекало это склизкое месиво, называемое в школах кашей. Он слышал, как над ним смеются. Он чувствовал унижение, и ему было больно. Тот мальчик просто хотел, чтобы его любили.

Свет погас. Дима молчал, он почувствовал себя ровно так же, как и тогда, во втором классе. Униженным, одиноким и нелюбимым.

– Ты же ведь именно после этого понял, что если у тебя есть деньги, то тебя не тронут…? Ты понял, что если встать на место обидчика, то уже ты будешь властвовать, а не над тобой, не так ли, Дим?

Дима уперся взглядом в пол. Так же, как тогда в стол. У него потекла слеза.

Повторилось всё в точности, как с Максом, и тогда Савик подошёл к Тёме и предложил ему проследовать за ним:

– Ладно, Тём, я знаю, это тяжело, но это важно.

Свет погас.

Потом загорелся в углу комнаты, но был настолько тусклым, что Тёме пришлось подойти ближе. Но как только он смог что-то увидеть – остановился.

– Но, Савик… – он растерянно повернулся к рядом стоящему. Тёма явно ожидал всего, кроме этого. 

– Мы все порой переживаем тяжелые времена и не всегда видим свет в конце туннеля. Тебе ли этого не знать, Артём.

Они стояли на крыше. Дул сильный, пробирающий до костей, ветер. Тёма чувствовал всем телом этот холод. Перед ним на самом краю крыши стоял Савик. Он был такого же возраста, как и сейчас. Его ноги тряслись, казалось, он в любой момент может рухнуть вниз. Савик что-то говорил, но Тёма не слышал, что именно.

– Давай, подойди ближе, я наверняка говорю что-то важное. На краю крыши иначе не бывает.

Тёма сделал шаг. И второй. Он оказался за спиной, но достаточно близко, чтобы слышать, о чем говорит Савик:

– …я должен помогать бабушке, должен прилежно учиться, должен поступить на бюджет. Я должен не разочаровать учителей, должен выиграть этот миллион. Я не поступлю за границу, конечно, ведь я должен быть здесь, должен заботиться о бабушке.

– Нет! – Тёма повернулся к Савику, который стоял за его спиной. – Ты же остановишься? Ты же не сделаешь этого?

– Я? – он удивленно посмотрел на Тёму. – При чем здесь я? Посмотри, кто стоит на карнизе.

Тёма сделал шаг и встал на край, его пошатнуло, как тоненькое деревце. Повернул голову. Увидел себя.

– Если ты считаешь, что ничего не можешь сделать со своей жизнью, то прыгай, – Савик подошел к краю и не давал сделать Теме шаг назад. – Давай, ты же считаешь, что твоя жизнь уже обречена! Ты должен помогать бабушке! Должен зарабатывать деньги! Ты всем всё должен! Так прыгай, станет легче, давай! – Тёма судорожно пытался отступить, но Савик стоял позади, как стена, и не давал сделать шаг назад.

– Ты ведь давно хотел этого! На крыше, и чтобы камнем вниз! В тебя никто не верит, никто не верит в твое поступление! Бабушка уж точно не будет довольна, если ты не сможешь устроиться на нормальную работу! Зачем тогда жить, если сейчас всё может закончиться?..

– Нет! Это не так! Ты не прав!

– Ты не сможешь найти себя в жизни! Ты потерян! А информатика? Программирование? Серьёзно? Тебе же это даже не нравится! Но ты должен! Не забывай, должен!

Тёма, еле стоя на ногах, посмотрел вниз.

– Давай же! Зачем жить дальше? Ты даже не знаешь, кто ты есть!

Тёма повернулся и посмотрел на Савика.

– Это правда. Я не знаю, кто я есть и кем хочу быть. Но у меня для этого есть вся жизнь. А поступление? Катись они все к чертям, я буду поступать за границу! Никому я ничего не должен!

Савик сделал шаг назад.

– Вся жизнь всё-таки?

Все трое сидели в этом чертовом черном кубе на полу. Они молчали. Их души были выпотрошены и выставлены на всеобщее обозрение. Они не могли смотреть друг другу в глаза. То, что они наговорили после вечернего собрания, было полной противоположностью действительности.

Давление на виски и, наконец, отключение.

Это был рассвет.

Пронизывающий звук сирен окутал лагерь целиком, создав над ним купол. Мигалки, как стробоскопы, сверкали то тут, то там. Полицейские оцепляли красно-белой лентой главный корпус. Какие-то взрослые пытались прорваться в здание. Им что-то объяснял полицейский, но родители его не слушали и со слезами продолжали прорываться внутрь.

– Там мой сын, пустите меня, Вы не понимаете! – чья-то мать оттолкнула полицейского в сторону и побежала к корпусу. Её муж так посмотрел на офицера, что тот не стал спорить и дал ему пройти вслед за женой.

Вдвоём они вошли в комнату. В углу стоял ноутбук с подключенными антеннами, транзисторами и какими-то диодами. На стене висел Малевич…

Мать подлетела к кровати и оттолкнула врачей. Забившись в истерике, она стала обнимать и целовать холодного, как лёд, сына.

– Вы знали, что это может произойти в любой момент. Дети с пороком сердца отличаются от сверстников. Увы, им отведено меньше времени. Такие, как Савик, по-другому чувствуют жизнь. Он был творческим человеком с удивительным внутренним миром. Это отражали его рисунки. Я уверен, он знал об этом мире больше, чем мы. Но это должно было рано или поздно произойти…

Вся толпа медленно направилась ко входу в корпус. Тёма, Макс и Дима сидели под деревом далеко от всех остальных. Они молчали. Макс рвал листья так быстро, что через 20 минут под его руками скопилась уже маленькая кучка. Татьяна Валерьевна увидела ребят и направилась к ним.

Разговаривать с кем-то чужим всем троим сейчас хотелось меньше всего.

– Привет, ребята.

В ответ тишина.

– Я знаю, вам сейчас тяжело. Не могу представить, чтобы на моих глазах… – она закрыла рукой рот. – Ой, горе-то какое… Но вы трое сделали всё, что могли.

Они сидели молча, но очень громко думали. Каждый из них считал, что сошел с ума. Каждый хотел спросить другого, помнит ли он о черной комнате, о том, понимает ли, что вообще произошло. Они были единственными, с кем можно было это обсудить. Ребята долго молчали, но после разошлись, так и не решившись поговорить о случившемся. Савик ушел из этого мира, а они ушли из жизней друг друга. Навсегда.

Но всё это было не зря. Тёма нашел себя в дизайне одежды. Он влюбился в жизнь и в то, что он делает. Наконец понял, что, в каких бы ситуациях он ни оказывался, всегда есть то, ради чего стоит жить. Димка пошел по стопам своего отца, стал известным инвестором. Открыл несколько благотворительных проектов помощи детям, столкнувшихся с трудностями в жизни. После того дня Димка, а точнее Дмитрий Игоревич, никогда не упоминал о своем финансовом положении. А Макс наконец стал самим собой. Он полюбил себя таким, какой он есть: серьёзным и неуклюжим, но в то же время умным и харизматичным. Он полюбил себя счастливого.