– Смотри, Алёшка, как звёздочки на небе зажигаются, точно чьи-то фонарики. Как будто в сказке! А вон смотри, подальше, там луна. Какая большая! Красная! Наверное, раскрасил кто-то. Не ты случайно, акварелью своей, а?
– Папа, ты шутишь? Разве бывают такие чудеса?
– Ты знаешь, Алёша, чудо – это такая штука, которая случается только с теми, кто очень-очень его ждёт. Иногда оно стучится прямо к тебе домой, порой мы творим его сами, а в твоём возрасте сделать это проще всего.
– А ты когда-нибудь видел чудеса?
– Видел, Алёша, видел. Есть одно такое чудо, которое всегда-всегда рядом, правда не каждый может его разглядеть. Однажды я в него по-настоящему поверил, и чудо явилось ко мне само. С тех пор я про него не забываю.
Мне было восемь, а твоей бабушке, самой лучшей женщине на свете, только исполнилось тридцать. В ту зиму стояли лютые морозы. Как сейчас помню: синоптики не прекращая говорили о всех возможных аномалиях, которые вдруг решили накрыть нас в один этот несчастный год. На улицу, понимаешь, не только собак не выгоняли – мышей в подвалах грели! Жёсткий снег падал на голову так, что было больно, погода будто сама запрещала выходить. Но моей маме однажды всё-таки пришлось. Она обернулась в огромную, как мне тогда казалось, рыжую дублёнку, обмоталась шарфом, надела подшитую изнутри, давно заношенную шапку. Январское небо к восьми часам было ещё совсем тёмным, и по кажущимся сумеркам, совсем одиноко, своими длинными, тонкими ногами мама начала перешагивать сугробы. Она шла по неширокой дороге мимо соседних дворов в нашу городскую больницу.
Уже месяц маму терзали невыносимые головные боли. Последнюю неделю ей было совсем тяжело, появились новые муки: начала будто отниматься нога. Мама говорила о своём нездоровье очень редко и старалась улыбаться даже тогда, когда ей было совсем плохо. Мама никогда не любила меня расстраивать, но я всегда был рядом, всё видел, понимал и очень волновался. Представляешь, как мне хотелось, чтобы она начала радоваться по-настоящему? Я очень-очень надеялся, что совсем скоро маме помогут. Хотя она и не думала о лечении, будто точно знала свой страшный диагноз и боялась, что окажется права. Но тем самым утром я наконец уговорил маму сходить к врачу.
Вот уже часа четыре я сидел на подоконнике и смотрел в окно. Мне казалось, что её нет целую вечность. Только повзрослев я понял, сколько белых кабинетов она тогда успела обойти, сколько людей в халатах сказали ей одно и тоже. За стеклом летали снежинки. Обычно я, как и ты, любил разглядывать их причудливые формы, но в тот раз бушующий снегопад совсем меня не интересовал. На улице появлялось всё больше и больше бегущих куда-то прохожих, я следил за каждым из них и надеялся увидеть в нём маму. Но шли всё чужие и чужие люди, совсем не знакомые и не родные, совсем не те, кого я так ждал.
И тут — звонок! Как я пропустил её? Неужели я не заметил?
– «Мама, мама!» – кричу я ещё с подоконника, «Доктор тебя вылечил? Голова больше не болит?».
Я рванулся к двери, поднял голову, посмотрел в мамино лицо и остолбенел… Понимаешь, Алёша, в последний раз я видел мамины слёзы только на похоронах папы, и вот опять…
Мама стоит, словно не на своих ногах: качаясь и чуть-чуть не падая. Она роняет какую-то папку с бумагами, как будто просто устала держать её в руках, небрежно стягивает шарф и едва слышно говорит: «Опухоль…». Мама проглатывает слёзы, падает на колени и начинает рыдать ещё сильнее: «Нужна операция…много-много тысяч! Ну на кого я тебя оставлю, мой мальчик? Мой маленький, дорогой, любимый? Одни мы с тобой, никому не нужные, оставленные, брошенные… Что делать..?».
В восемь лет я, конечно, даже не догадывался, что такое «опухоль». Но по маминым слезам понял: это очень страшно, а денег чтобы избавиться от неё у нас нет. Тогда я решил их достать: сам, как единственный мужчина в семье, а вовсе не маленький мальчик.
Но, как? На работу меня, восьмилетнего, никто не возьмёт: я не умел держать в руках ни молотка, ни метёлки. Воровать я, конечно, не стал бы. Как помочь маме? Моё детское сердце разрывалось от жалости к самому себе и бесконечного сочувствия маме. Каждый день, каждый час был у меня на счету.
Тогда я решил сделать то, что очень любил и умел лучше всего: нарисовать картинку. Почему-то мне показалось, что я могу рассказать о нашей беде всем тем прохожим, которых я видел через окно и попросить у них помощи. Может быть, найдётся кто-то добрый и пожалеет мою маму? На маленьком листочке я изобразил двух человечков, маму и меня, взявшимися за руки. Позади нас, как помню, был большой серый дом с жёлтым окошком. А над рисунком своим кривым и неумелым почерком я вывел: «Помогите моей маме, пожалуйста, у неё очень сильно болит голова. Врач сказал, что там опухоль. Нам нужно много денег, много-много тысяч». В уголке я подписал наш адрес. Позже днём, когда мама уснула, заплакав подушку, я быстро оделся, выбежал из дома и наклеил послание на подъездную дверь.
Засыпая в этот день, я думал о своей бумажке, висящей где-то на морозе. Я вспоминал о её крохотности среди машин во дворе и соседних девятиэтажек. А ещё, лёжа под одеялом, я тихонько мечтал о свершении маленького чуда, которое, может быть, поможет нам.
В эту ночь мне почему-то приснился папа. Я видел, как он возвращается к нам домой, ставит свой большой портфель на кухонный диван и достаёт из него апельсины, пирожные-корзиночки и коробку конфет. Я, папа и мама обнимаемся после долгой разлуки, садимся за старый стол, едим вкусности и говорим о чём-то приятном. На кухне горит жёлтая лампа, и со стороны улицы наше окошко выглядит совсем так, как на моём рисунке.
Проснулся я от странных голосов, звенящих где-то в квартире, сразу мелькнула мысль: «Что-то произошло!» – и совсем сонный, в своей пижаме с мишками, я пошёл проведать маму. Я отпер дверь и заглянул на кухню, которая совсем недавно была героиней моего волшебного сна. И, если честно, мне показалось, что я всё ещё не проснулся: вместо папы в небольшой комнате появились незнакомые люди. Женщины и мужчины, которых я никогда у нас раньше не видел, вдруг решили зайти. Не позабыв ещё своё ночное видение, я начал искать апельсины и сладости на столе, но быстро понял: на нём лежит что-то другое. Оказалось, что это бумажные конверты с подписями: «На лечение», «Пусть всё будет хорошо», «Пусть мама живёт долго!». Пожелания накладывались друг на друга, их было так много, что я не успел прочитать всё.
Мама разговаривала с гостями, благодарила их и плакала, только теперь от счастья. Дверь, на которой я почти повис, заскрипела, и мама обернулась. Тогда я заметил маленькие огонёчки в её глазах, которые пропали ещё давным-давно. Мама подошла, присела на корточки рядом, поцеловала меня в лоб и сказала: «Спасибо».
Я ушёл к себе, сел на незаправленную постель и только тогда вспомнил про вчерашнюю бумажку на морозе, двух человечков и дом с жёлтым окном. Я понял, что люди, заполнившие нашу кухню, прочитали мою записку и захотели помочь моей маме, совершенно чужой для них женщине.
Через две недели мама сделала операцию и выздоровела, а я поверил, что чудо существует, и чудо это – человеческая доброта.
