XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Раскатом грома прогремел оглушающий взрыв, разорвавший чёрную землю в грязь близ солдата. Комья мокрой, тяжёлой земли покрыли новую, чистую форму солдата и запорошили лицо с горящими надеждой и силой глазами. Лоскуты дыма вознеслись к синему утреннему небу, и солдат потонул в сизом омуте. Мелькнула в дыму тёмно-зелёная раскраска советской военной формы, послышался утопший в шуме боя выстрел, и бегущий по раскинувшемуся полю немецкий солдат оказался на земле с простреленной головой. Кровь, как утренняя роса, окрасила в мутно-бордовый цвет притоптанную сотнями воинами траву и смешалась с грязью…
Цепь сильных взрывов повторно сотрясла землю, раскидав советских солдат, выбежавших из окопов. Но полуживые смелые воины защищали свою Родину и дальше. Кровь реками лилась на траву, лишая храбрых последних сил, но даже смерть не была для них помехой…
… Дым мешал дышать, жёг глаза. Солдат не видел ничего и, в свою очередь, был скрыт от вражеских глаз… глаз смерти. Земля уходила из под ног, мысли путались, мелькали обрывками перед глазами. Крик за криком раздавались в густой темноте, никто не слышал немой, как казалось, крик солдата. Превозмогая боль в чуть не оторванной взрывной силой ноге, мужчина, вскинув перед собою винтовку, продвигался вперёд. Взрыв за взрывом, чередом своим прорывали брешь в храбром сердце солдата… Мужество мужчины победило боязнь, и он, твёрдо ступая, уже не боялся быть подорванным миной.
Вдруг что-то щёлкнуло под правой ногой. Солдат замер. Он знал – под ногами щёлкнула, прогнувшись, чуткая пружина немецкой мины. Смерть неизбежна! Солдат, перед тем, как поднять с пружины отяжелевшую ногу, устремил к небу глаза…
— Пусть страх не будет боле преградой пред советским солдатом! – Прошептал он, но настойчивый внутренний голос велел воевать… жить до конца.
И преданный этому голосу мужчина, не в силах был, подтолкнутый к пылу сражений, совершить самоубийство…
Сквозь непроглядный дым пробились лучики света, и когда дым рассеялся, перед миром предстал измученный выбором солдат, потный от жара взрывов. Кровь сочилась из ушей мужчины, на теле кровоточили рваные раны. Но отважный солдат держался.
К пленнику мины подбежало сразу несколько советских солдат и врач, что было видно по его белому халату с жирным красным крестом.
— Победа, мой друг! – Воскликнул врач, и, увидев, как молодой солдат теряет сознание, поднёс к его носу вату с нашатырём.
Мина была обезврежена через полчаса, и всё это время солдат десять раз терял сознание от боли и отравления дымом. Очнулся он на жёсткой больничной койке, с перевязанными ранениями. Комната, в которой лежал солдат, была наполнена специфическим запахом крови и бинтов. На соседних койках лежали тяжелобольные люди на грани смерти… Бинты пропитались кровью. В голове мужчины вертелось только одно… военный доктор сказал: «победа»…
Следующие четверть часа прошли в ожиданиях докторов. Мужчине было плохо, но он был счастлив снова быть на такой долгожданной свободе!
Наконец скрипнула дверь, и в неё вошёл доктор с измученным бессонными ночами лицом. При виде доктора, взгляд которого остановился на единственном подающем признаки жизни человеке, молодой человек попытался подняться. У него получилось, но сразу же к горлу подступила тошнота, проявилась до этого бывшая тупой боль, и солдат, почти теряя сознание, откинулся на пропитанную потом подушку.
Врач подбежал к больному.
«Надежда умирает последней» — Ясно читалось в глазах доктора.
— Как ваше имя? – Прозвучал обеспокоенный голос врача, пальцами проверяющего в это время пульс больного.
— Александр… Демьянов… — Услышал больной свой хриплый, будто чужой, голос.
Врач что-то поспешно записал в небольшой листок, вынутый им из кармана. Дальше, без слов, доктор перебинтовал Александра и удалился из комнаты, кинув больному сочувствующий взгляд.
Прошло несколько дней. Птицы, некогда разогнанные пугающими взрывами войны, снова заливались на разные голоса. Небольшое, точно тюремное окно палаты госпиталя, пропускало мало лучей солнца, зато во время ветра солдат засыпал под убаюкивающее шуршание листьев и веток деревьев. Мысли постепенно становились более осмысленными и боль постепенно уходила. Врач почти всегда угрюмо молчал, на вопросы больного о ходе боевых действий отвечал очень неохотно, а приходил только для того, чтобы поменять бинты пострадавшему. Доктор был единственным человеком, с которым общался всё это время больной. Александра тяготило практически полное одиночество. Слово «победа», произнесённое врачом, означало победу только в недавнем бою, но не в войне…
Шла ночь. Лишь нежный свет луны затапливал комнату. Свечи задул доктор час назад, но Александр всё ещё смотрел на будто посеребрённый лунным светом потолок. В его глазах не было ни тени сна. Солдата тянуло на войну. Незажившие ранения ещё напоминали Александру о его воинском долге. Мужчина, опёршись на локти, поднялся с койки, встал на дощатый пол отвыкшими от ходьбы ногами. Молодой солдат взял винтовку, лежавшую под кроватью, которую, к его удивлению, не забрали у него. Александр, опираясь на стены, медленно прошёл к двери. Дверь жалобно скрипнула, и солдат скрылся за ней.
Пролетело несколько секунд, и в комнату для тяжелобольных ворвался военный врач. Но, не разглядев в лунном ореоле комнаты солдата, доктор, сильно выругавшись, пулей вылетел за дверь. Врач с ловкостью обезьяны преодолел высокие ступени, даже не коснувшись их. Человек в белом халате выбежал на улицу. Вдали, со стороны леса тянулись к больнице громады немецких танков…
Александр с рвением продирался сквозь кусты. Длинный ствол винтовки цеплялся за ветки кустарников, было трудно идти. Ноги плохо слушались солдата, который, спотыкаясь и падая, снова и снова поднимался с земли. Ветки царапали лицо, тело, ещё не зажившие раны опять окрасили бинты в кроваво-красный цвет. Нужно было, во что бы то ни стало задержать немцев, дождаться помощи. Вот танки были совсем близко. За железными зверями твёрдо шли фашисты, катившие пушки советским орудиям наперевес. Александр, когда враги миновали его укрытие и оттуда виднелись лишь их спины, спрыгнул в ближайший окоп, положил указательный палец на курок… Последовало несколько выстрелов и несколько немецких солдат в задних рядах упали на землю. И тут же ответные выстрелы начали вспарывать землю над головой Александра. Патрон был только один, оставленный для себя… зато было несколько припасённых гранат. Александр сорвал чеку, и граната, влетев в толпу немцев, жестоко разметала их. Бой ещё не проигран! Один из танков развернулся навстречу взрыву… Дуло танка взяло на прицел советского солдата… Но неожиданно послышались выстрелы за спиной Александра. Он обернулся и увидел быстро приближающиеся танки… танки своей Родины с большой буквы.
На этот раз стреляли русские.
… Вот Александр снова лежит в больнице. Руки беспорядочно и сильно трясутся, в голове только пронзительный свист пуль. Зачем плакать, если его слёзы никого не разжалобят в этой до сих пор пустующей комнате? Зачем думать, когда некому больше посвятить свои мысли?.. Ведь некому ждать его с поля боя…
Александр, не видя ничего вокруг, не чувствуя отвратительных запахов, наполняющих лазарет, смотрел в побелённый потолок. Рука его, холодная и бледная, сжимала развёрнутый лист с ровным, вычурным почерком. Письмо это прямо кричало в сознание Александра, но одновременно ничего не говорило… Письмо о смерти единственных оставшихся родных людей в его жизни – двух десятилетних сестёр…
Больница спала, и никто не видел одиноко бредущего мужчину. Он направлялся к темневшей вдали узкой кромке леса, где, по его предположению, расположился отряд, спасший его недавно. И всё же, сколько дней прошло с того дня?
Причиной побега Александра из больницы был воинский долг. Только жаль, что боевую винтовку во второй раз у него всё-таки забрали. Уходя, складывая вещи в плотный мешок, Александр припомнил где-то и когда-то слышанные строки:
Как хороши, как свежи были розы…
Всю дорогу, чтобы хоть чем-то себя занять, Александр прокручивал у себя в голове первую строку стихотворения и пытался вспомнить продолжение.
Солнце припекало. Зной пытал солдата нехваткой воздуха. Хотелось есть и пить. Ноги подкашивались от долгой ходьбы, Александр часто спотыкался, падал на руки, но шёл. Сил становилось меньше, и привалы по дороге к лесу становились всё более частыми и продолжительными.
Наконец Александр остановился около неровного ряда елей. Сквозь тёмно-зелёные узоры переплетённых между собой игольчатых веток Александр различил неясное серебристое пятно. Солдат загорелся слабой надеждой. Скоро он увидит таких же, как и он, солдат, взойдёт, как и другие, на тропу войны… и вот тогда отомстит проклятым фашистам!
Александр был прав: до временного штаба советских солдат оставались считанные метры. Прямо перед ним, на большой поляне между деревьев стояло несколько громадных советских танков. Александр насчитал три. Он только намеревался сделать шаг вперёд, как ощутил прикосновение прохладного железа к виску.
— Руки вверх! – Последовал хриплый голос за спиной Александра. Путник благоразумно поднял раскрытые ладони над головой. – Кто такой?
— Александр Демьянов, солдат наземных советских войск… — Начал Александр, но военный, допрашивающий его, так ещё и не показавший своего лица, остановил с нетерпением в голосе:
— Ладно, хватит, командир разберётся!
Двое солдат, один русский пленный, другой русский солдат, думающий, что ведёт немецкого шпиона на разоблачение, двинулись вперёд меж высоких стволов сосен. Шли сначала вдоль кромки леса, потом свернули влево, глубже в лес. Стало холодней. Военный, который вёл Александра, приказал остановиться. Пленник выполнил распоряжение. Незнакомец-солдат три раза свистнул за спиной Александра: один раз коротко, немного прерывисто, следующие два – медленно, точно растягивая. Из-за деревьев послышался ответ: тот же свист, только чуть тише.
— Пойдём! – Прикрикнул незнакомец и двое снова пошли.
— Мы к штабу идём? – Спросил немного грубо Александр – пусть знает военный, что не один он умеет дерзить.
— Куда, как не к штабу!? – С подозрительностью в голосе ответил спутник Александра.
Вдруг в глаза ударило солнце. Они вышли на поляну, в глубь леса. По поляне было раскидано несколько небольших деревянных сооружений, напоминающих палатки или шалаши. Путники подошли к одной из импровизированных палаток, из которой до их ноздрей доносился запах чего-то съестного. Из палатки выходили стройные струйки дыма. У Александра скрутило живот. Только сейчас он вспомнил, что в больнице кормили очень мало, и Александр не ел ничего с позапрошлого дня. Закружилась голова, но не он стал подавать виду.
Спутник Александра что-то неотчётливо спросил у сидящего в палатке-кухне. Александр смог наконец-то рассмотреть своего «попутчика»: лет тому на вид было около двадцати, на два года младше Александра; волосы были коротко острижены, губы тонкие и бледные, глаза неопределённого цвета, то ли серые, то ли зелёные, нос с горбинкой. Первое впечатление – внешность обычного русского человека, но что-то подсказывало Александру, что человек, послуживший ему предметом разглядывания, уже был обременён серьёзными потерями… как и сам Александр. Как и многие на этой войне.
Спутнику Александра ответили, но Саша понял из довольно длительного диалога, происходящего в шалаше, что «попутчика» зовут Михаилом.
Александр думал, что за время разговора Миши и, видимо, военного повара, он смог бы сбежать. Конечно, сбегать он не собирался. Не зря же он так долго брёл по не заросшему травой, ухабистому полю. Он взял на себя ответственность защищать родину, и не отступится ни на шаг.
Через минуту Михаил показался из палатки, но лицо Александра не встретило ни отталкивающей подозрительности его соотечественника, ни взгляда холодного дула ружья.
— Есть будешь? – Услышал Александр несколько подобревший голос Михаила, который, не дожидаясь ответа, сам втолкнул немного удивившегося от такого перепада настроения Сашу в освещённую костром, изнутри казавшуюся просторной, палатку.
В шалаше, помешивая половником что-то вкусно пахнущее в железном котелке над дымящимся костерком, сидел на невысоком, специально приволочённом сюда пне худой мужчина в солдатской форме. Пламя костра было ограждено кругом из плотно примыкавших друг к другу камней. На земле высокой стопкой были сложены металлические тарелки. Уютно. Огонь осветил Александру толстое бревно, устойчиво стоявшее вдоль стенки справа.
Повар повернулся к новоприбывшему – Александру — и пригласил сесть.
— Как зовут? – Осведомился повар. Александр назвал своё имя. – Гостю первому! – Сказал повар, положив немного ароматной овсянки в тарелку и протянув Александру.
Новоприбывший поблагодарил повара, который назвался Фёдором, и через несколько секунд между новыми знакомыми разгорелся спор. Спор этот каждый поддерживал ради интереса, без ругани. Посмотрев со стороны на спор этих двух молодых людей, можно было бы подумать о них как о давних лучших друзьях.
— Точно ты наш земляк — как споришь! – После разгорячённого и продолжительного спора, сопровождавшегося практически неоспоримыми философскими аргументами, заключил весело повар. Тогда Александр вспомнил о цели своего визита в военный штаб.
— Слушай, — Спросил он до сих пор стоявшего в углу Михаила, — командир в штабе?
Михаил только грустно подозвал жестом руки Александра и повёл его в сторону от шалаша.
Солнце ни на минуту не теряло силу жара, весело порхали и звонко пели в небе и на деревьях птицы. В центре поляны стояло ещё несколько шалашей, сложенных из досок на скорую руку. Ближе к центру, окружённая другими шалашами, стояла просторная палатка с открытым входом. Внутри той палатки, в самой её середине стоял большой стол, за которым что-то рьяно обсуждали пять человек. На лицах их не было веселья. Пятый, сидящий лицом к выходу среднего возраста мужчина, сидя на земле подле стола, молчал и слушал внимательно остальных собравшихся. Иногда он вкидывал в разговор одну-две фразы и обсуждение, уже затихающее, вспыхивало с новой силой. Весь стол, за которым сидели собравшиеся, занимала распростёртая во все стороны цветная карта. На карте во многих местах расположились разные предметы – пустые гильзы, деревянные фигурки, патроны.
— Вот командир! – Шепнул Александру, указав на сидящего в центре стола, не принимающего активного участия в беседе, мужчину.- Юрой Шиловым зовут. Для нас всех — как брат!
— Привет, Миша! – Наконец заметил Сашу и его провожатого Шилов. – А вы кто? – Спросил Шилов уже Александра.
— Здравствуйте, моё имя Александр! – Протянул Саша руку командиру. Тот пожал.
— Приятно познакомиться, называйте меня Юрой! Не вы ли из разведки соседнего гарнизона? Дождаться вас не могу!
— К сожалению, нет. – Ответил Александр. – Я только что из лазарета. Военный, понимаете, рвусь в бой.
— Да, я вас вспомнил, вы тот самый Александр, что задержал целый фашистский полк!.. Конечно, жаль, что вы не из разведки… ладно, если так не терпится, могу определить вас на танк. Вы же умеете им управлять? – Шилов немного сощурил правый глаз, не весело, а сурово.
— Да, я два года управлял лёгким танком вблизи Смоленска.
— Хорошо, Миша проводит вас, чтобы вы переоделись в военную форму, и покажет танк. – Дал указания Шилов. — Вы хотите есть?
— Нет, спасибо, я сыт благодаря вашему повару и Михаилу. Меня накормили.
— Отлично, что ж, не буду задерживать. Но вы будете нужны мне позже! До свидания!
Попрощавшись с новым командиром, Александр исчез за шалашами вместе с Михаилом. Состояние Александра было волнительным и в то же время очень серьёзным… как и в первый раз выхода на войну.
Михаил подвёл Сашу к одному из шалашей, внутри которого на стенках, висели на крючках военные гимнастёрки. Александр снял самую ближнюю к нему и надел. Она оказалась удобной. А больше ничего и не надо. Михаил протянул Александру сапоги с портянками, тоже оказавшиеся как раз, и винтовку, стоявшую в углу шалаша.
Александр переступил порог шалаша уже полноценным военным – при форме, ружье и звании. И опять же – больше ничего и не надо было новоиспечённому в новом отряде военному… Только лишь улыбок на лицах соотечественников…
Взрывы… Снова и снова… Небольшой танк, пытаясь лавировать, то наступает на врага, отстреливаясь, осыпаемый градом пуль, то хитро прячется за танками противника, скоро уничтожая своё укрытие. Дым и копоть вздымаются кверху, создавая препятствия. Танк часто глохнет, вставая как вкопанный. Вдруг неожиданный выстрел из фашистского танка… Мерещится шёпот солдату… шёпот снаряда: «Недолго, дружок, ты бежал от меня, так теперь погибнем мы оба, сольёмся в едином взрыве! Вот и настала твоя смерть, солдат!»
Скрежет металла долетел до ушей солдата, сидевшего в окопе с винтовкой. Слёзы льются у того солдата из глаз… Ведь только недавно встретились Михаил с Александром, успели завести крепкую, неразрывную дружбу… А теперь, взрывом фашист уничтожил друга…
Как много друзья спорили со страстью, как много произошло за несколько дней… Друга больше нет. И даже самые светлые и сильные надежды не в состоянии его вернуть. Как много ненависти к фашистскому танку собралось у солдата в душе!
Александр, отстреливаясь от врагов, думал о погибшем Михаиле… и об услышанном им когда-то стихотворении. Да, он вспомнил:
Как хороши, как свежи были розы
В моём саду! Как взор прельщали мой!
Как я молил весенние морозы
Не трогать их холодною рукой!
Как я берёг, как я лелеял младость
Моих цветов заветных, дорогих;
Казалось мне, в них расцветала радость,
Казалось мне, любовь дышала в них.
Но в мире мне явилась дева рая,
Прелестная, как ангел красоты,
Венка из роз искала молодая,
И я сорвал заветные цветы.
И мне в венке цветы ещё казались
На радостном челе красивее, свежей,
Как хорошо, как мило соплетались
С душистою волной каштановых кудрей!
И заодно они цвели с девицей!
Среди подруг, средь плясок и пиров,
В венке из роз она была царицей,
Вокруг её вились и радость и любовь.
В её очах — веселье, жизни пламень;
Ей счастье долгое сулил, казалось, рок.
И где ж она?.. В погосте белый камень,
На камне — роз моих завянувший венок.
В любое время и при любых обстоятельствах правдивый голос долга и совести должен побеждать голос предательской трусости… и тогда победа над любыми трудностями будет на полпути короче. И да, не забывайте про настоящую, неразрывную дружбу.
