Была уже середина апреля, но погода всё не налаживалась. По-прежнему откуда-то с запада дул холодный, пронизывающий ветер и нагонял дождевые тучи, которые периодически плакали.
На главной улице маленького города (его можно было смело назвать большой деревней, если бы не официальный статус) кипела жизнь. Было утро понедельника, и все торопились кто куда: в школу, на работу, в магазин. Прохожие толкали друг друга локтями, справа и слева слышались возгласы недовольства и упрёки. Всё это продолжалось недолго, через час улица обрела свой привычный вид: лениво на светофоре останавливались машины, регулировщик закончил свою работу и собирался уезжать, в школу, не торопясь, шли злостные прогульщики, глядя по сторонам и часто останавливаясь, чтобы посмотреть время на часах, подаренных родителями.
У всех была какая-то цель, кроме него. Он стоял с самого утра, упираясь спиной о стену низенького старого дома, требующего капитального ремонта, и наблюдал за окружающими. Ему некуда было спешить. Местные жители близлежащих домов уже не обращали на него никакого внимания, они привыкли к его постоянному присутствию. Если спросить у любого, даже самого маленького ребёнка, кто этот человек в шапке или в кепке, то он скажет, что это попрошайка или алкоголик, и что от него дурно пахнет. Нет, вы ничего плохого о детях не подумайте, они не злые, просто нередко взрослые остерегают своих чад от людей, подобных ему.
Этот человек не был ни попрошайкой, ни алкоголиком. У него был свой дом, но сейчас там жили дочка с мужем и двумя детьми, денег в семье не хватало, и никому не хотелось ухаживать за стариком, поэтому дедушка оказался на улице. Он всё понял и не стал спорить, просто однажды утром собрал свои вещи и ушёл, не попрощавшись. В его узелке было только всё самое необходимое: немного вещей, фотография жены в молодости, старый нерабочий фотоаппарат, с которым связано очень много воспоминаний, и деревянная иконка Пресвятой Богородицы, которую он со слезами целовал, когда молился, а молился он часто. Просил Богородицу то об упокоении души любимой жены, то о счастье дочери и о здравии внуков. Что же ещё ему оставалось делать?
Он давно научился ни о чём не думать, просто стоять у стены и смотреть куда-то вдаль. Вид у него был неопрятный, неухоженный, болезненный. Практически всю зиму он проболел и, когда ему было совсем худо, он лежал на картоне в углу комнаты в тот самом заброшенном доме с выбитыми стёклами, укрываясь старой одеждой, которую нашёл в мусорном баке. Всё его тело в эти минуты билось в ознобе, и он никак не мог согреться, и это неудивительно, ведь на улице было -24 градуса по Цельсию. Болезнь мучила его весь остаток зимы до тех пор, пока не пришло тепло, но даже и сейчас лихорадка иногда возвращалась.
Питался он редко и чем попало, поэтому тело его давно исхудало, а лицо почернело и иссохло. Бывало, к нему подходили прохожие и предлагали денег, но он не брал, лишь кивал головой и хриплым, полным одиночества голосом говорил: «Спасибо». Хозяин мясной лавки, человек с большим животом, редкой бородкой и широкой улыбкой иногда подкармливал этого бродягу, но старик в долгу никогда не оставался, он рано утром, когда все ещё спали, чистил урны около магазина и выбрасывал мусор в большие баки. Это было единственное занятие, которое, возможно, и держало ещё его на этом свете (ведь если у человека нет цели в жизни, то он быстро погибает от своей ненужности), поэтому он очень любил утро, а вечером всегда старался раньше уснуть, чтобы не опоздать на работу.
Итак, утро понедельника. Старик уже убрал мусор и привычно стоял возле старого здания. Сегодня, проснувшись рано утром, он решил для себя, что ему надо найти хоть какую-нибудь копеечную работу, лишь бы больше не видеть полные презрения, а иногда жалости глаза прохожих. Он понимал, что у него нет никаких шансов (из-за отсутствия паспорта и постоянного жилья), но всё равно был полон веры и надежды на то, что сегодня ему должно повезти, ведь прошло ровно три года шесть месяцев и девять дней с тех пор, как он оказался на улице. «Этот день должен быть удачным», — думал про себя старик. Он ходил по остановкам, читал объявления, люди его сторонились, мамочки пытались как можно ближе прижать своих деток к себе, якобы от прилива нежности, но все прекрасно знали, что дело в другом. Знал это и дед, но не обижался на них. Он ходил по разным организациям, прося о самой грязной и низкооплачиваемой работе, но нигде его не брали.
Отчаявшись, старик уселся на скамейку внутри одной из остановок и стал думать о чём-то печальном, вдруг к нему обратился молодой человек:
— Дед, а дед, — сказал он сначала тихо, а потом резче. — Глухой что ли?
— А? Что? — старик поднял голову, прищуривая глаза, как будто возвращаясь в реальный мир из своих мрачных дум.
— Ты, дед, чего это тут сидишь? — спросил, улыбаясь, молодой человек в чёрном пальто.
— А что ещё мне делать? Коли дел нет, сидеть и остаётся, — отвечал ему старик печальным, безжизненным голосом.
— Как это дел нет? А где твоя семья?
— Семья моя – блохи да бродяги. Вот и всё.
— Э, нет, так дело не пойдёт! Вставай, пойдём со мной!
Старик ничего не ответил, лишь пошёл вслед за юношей, потому что терять ему было нечего…
— Так ты, значит, давно на улице? — продолжал расспрашивать молодой человек, уверенно шагая вперёд.
— Значит, давно, милок.
— А что работу не искал?
— Как не искать? Искал. Да не берёт меня никто. Бомж, говорят.
— Ничего, найдём мы тебе занятие, я сам не понаслышке знаю, каково это быть бездомным и никому не нужным.
— Спасибо тебе, милок. Только где же ты найдёшь эту работу?
— Найдём, дед, найдём. Мне сторож на стройке нужен. Вагончик тебе дадим и зарплату начислим, ты уж только не подведи, хорошо охраняй.
Старик оживился. Он посмотрел на юношу, и по щекам потекли слёзы, дед хотел было упасть на колени и благодарить этого доброго молодого человека, но парень не дал ему этого сделать.
— Спасибо тебе, милок, спасибо! Ты не понимаешь, что сделал для меня, ты мою жизнь, можно сказать, спас! Да благослови тебя Бог!
Так старик нашёл работу, которую выполнял ответственно, а начальника своего, которого, оказывается, звали Сергей Александрович, полюбил сердечно, всем строителям рассказывал о его добром поступке, каждый раз добавляя: «Да благослови Бог его душу».
Однажды, когда дед в очередной раз собирался пойти на осмотр территории, он услышал вой и заливистый лай, как будто неподалёку сцепилась свора собак, причём одной доставалось больше всех. Долго не думая, старик схватил первую попавшуюся палку и побежал на рычание и визг собак. Так оно и есть: собаки отчаянно нападали со всех сторон на одну, которая была изрядно покусана, и отбивалась из последних сил. Старик прогнал собак далеко за ворота, а после вернулся и увидел, как израненный пёс пытался уползти от него.
— Ну, куда ты? Стой. Помрёшь один. Смотри, как они тебя отделали. Дай-ка я тебя на руки возьму, — дед говорил, стараясь не испугать собаку, а у самого в глазах блестели слёзы, он как будто почувствовал родственную душу.
Ползти собака уже не могла, она истекала кровью. Старик осторожно взял её на руки, понёс в вагончик. Постелив в углу телогрейку и бережно положив собаку, он налил в мисочку немного молока и покрошил хлеб. Собака есть не стала, она только жалобно скулила. У старика стало больно в груди, он хотел помочь ей, разделить страдания, но не знал, как…
Спустя месяц все рабочие знали, что на стройке появился ещё один сторож, ещё проворнее и быстрее, ведь у него весёлый мохнатый хвост и милая мордочка с мокрым чёрным носом в виде сердечка. Дружок (так назвали пса) стал лучшим другом старика. Они вместе проводили всё свободное время. Ели в одно время, спать укладывались в один час, а по ночам вместе сторожили. Сергею Александровичу тоже понравился Дружок, он даже выделил ему жалованье – полкилограмма костей каждую неделю. С утра старик и пёс приветствовали пришедших на работу, потом дед спал после бессонной ночи, а Дружок, ещё полный сил, сидел на ступеньках вагончика и наблюдал за происходящим. Казалось, он знал всех рабочих в лицо, потому что, когда на стройке появлялся кто-то новый, пёс отчаянно лаял и пытался прогнать его.
Счастье продолжалось недолго. Строительная фирма Сергея Александровича обанкротилась, стройку пришлось заморозить, а всех рабочих уволить. Старик снова оказался на улице, но в этот раз он не был одинок: у него появился друг.
— Ну что, Дружок, — говорил дед, гладя пса по голове. — Нам, бродягам, не привыкать жить на улице. Ничего, друг, не отчаивайся, мы что-нибудь придумаем.
На самом деле старик пытался успокоить не собаку, а себя, хотя прекрасно понимал, что уже ничего не наладится. Здоровье у него ухудшилось настолько, что приходилось проводить большую часть летнего дня на полу, укрывшись одеялом, в том же старом заброшенном доме с выбитыми стёклами.
По утрам Дружок убегал куда-то, а возвращался всегда с чем-то съедобным в зубах: то булочку кто-нибудь кинет, то косточки найдёт. Этим и жили.
Старик стал надсадно кашлять. Когда у него были сильные приступы, Дружок скулил и жался к телу. Так продолжалось недолго, с каждым днём дед слабел, пока однажды не покинул этот жестокий мир навсегда.
Это произошло утром. Дружок убежал раньше и не смог этого увидеть, но, когда он вернулся с пакетом куриных косточек, на которых можно было найти немного мяса, старик был уже мёртв. Он больше не кашлял и… не дышал. Дружок кинулся к его телу, выбросив пакет из зубов, начал с нежностью лизать уже холодное лицо, пытался головой поднять его руку, тычась носом, но вскоре понял, что друга больше нет. Пёс отчаянно взвыл, и вой походил на горький плач одинокого человека, потерявшего самого близкого человека на земле, свою родственную душу.
Дружок не отходил от хозяина около недели, каждый раз ожидая, что его старик вот-вот проснётся, погладит его по голове и назовёт по имени. Но дед не просыпался. Через неделю Дружок ушёл. Насовсем, неизвестно куда, больше его никто не видел.
