Печальное небо завылось холодной пургой,
Забылось, объятое пламенем белых метелей,
Зарделось больших городов фонарной
И фарной зарёй,
И вид свой болезненный – рыже-рябой
Исплакать хотело б больной водянистой душой
В лихой и простой
Игре перелива капелей.
Ты, мал и безлик, плывёшь в чёрном море ночи, —
Забытый, невидный под готовым расплакаться небом,
Растасканный нА части подпольной артелью подлых кручин,
Ты, полупокойный владелец беспокойных сердца глубин;
Увы – не явИтся тебе никакой серафим
Ни на перепутье, ни в выжиданья молчанье подъезда.
Зайдёшь ты в свой дом, подойдёшь к своей милой двери,
Что смотрит на всех — с высоты, всегда — без сожаленья.
В квартире – темно, за окнами – клочья пурги
… и жизни.
ЛомЯтся в окно всё сильнее безлиственных дерев штыки,
А голос из шкафа расхрапелся мотором – «Беги!» —
Послушный, бежишь ты, убегаешь в ничто без ума —
навеки.
