Warum* всё так вышло?
Звучит фортепьянная пьеса «Warum» ор.12 Шумана, затем постепенно стихает, сменяясь шелестом высохшей травы и тихим разговором, иногда прерываемым покашливанием.
Четырнадцатилетняя я стою у постели больной матери. Лето. Она уже совсем не встаёт с кровати, почти не играет на рояле. Я хочу разговаривать с ней. – Мама, почему у тебя «Warum» выходит совсем по-другому? – Warum – «Warum»? – улыбнулась мне она и слабо закашляла. – Вот когда вырастешь и оглянешься и спросишь себя, warum все так вышло – как вышло, warum ничего не вышло, не только у тебя, но у всех, кого ты любила, кого ты играла, – ничего ни у кого – тогда и сумеешь играть «Warum». А пока – старайся. Это был последний месяц её последнего лета.
Мученический табурет
Звуки Waltz in D Flat Major op.64, n.1 Minute Waltz Ф. Шопен раздаются по всему дому в Борисоглебском переулке. Маленькая фигурка четырёхлетней девочки Муси внимательно следит за тем, как по бело-чёрным «зубам» рояля двигаются тонкие пальцы матери. Ей клавиши виделись лестницей, поднимающейся прямо из-под рук, где белые ступени весёлые, а чёрные – грустные, по которой сбегают ручьи только что родившейся Музыки. Ребёнок смотрит на громадного зверя-зубоскала, на чьём чёрном боку золотыми буквами высечено «Бэккер». Мелодия прекращается, теперь слышны гаммы и стук метронома, перекрывающий сердечные удары. Мать заканчивает играть и сажает на табурет ребёнка, ставит за ней метроном. – До, Муся, до, а это – ре, до-ре…
Девочка начинает играть: «Дорэ, Реми…». С нотами не пошло. Клавиши есть, а нот нет. Вместо них на строчках сидят воробушки, которые слетают со своих веточек, когда нажимаешь на клавишу. Они мешали, «сбивали с рук», они совмещали в себе страх нажать и страсть нажать. Муся играет всем телом, всем нажимом и всем отвращением к игре. Отчётливее через звуки гамм проступают равномерные удары метронома. Метроном – это Смерть или гроб, заколачивающий в себя Музыку, как мертвец нависает над живой душой. Щелчки словно отстукивают удары сердца до окончательной его остановки или чьи-то эхом раздающиеся тяжёлые шаги. Девочка пугается, цепенеет и ничего не может делать, кроме как механически нажимать на клавиши. Стук наконец прекращается.
Крысолов.
Слышны звуки Piano Sonata No. 4. А.Скрябина.
Мы с сестрой Асей сидим дома. В окна бьётся сирень. Ещё каких-то полчаса назад мы восхищались прочитанным накануне вечером мамой романом «Lichtenstein», я мечтала о благородном сэре Ульрихе, Ася о храбром рыцаре Георге.
Всё в нашем доме, сколько мы себя помнили, было наполнено духом какого-то немецкого аристократизма, немецкими рыцарскими романами и легендами… С детства, когда мама решила, что я буду музыкантом, нас с Асей ужасно пугала сказка про Крысолова, мы даже не знали, что страшнее: он сам или эта чудовищная сила музыки…
Исповедь бренной пены
Когда я заканчивала играть, с облегчением спрыгивала на вожделенный пол, то комнате разносился недовольный возглас матери: – Нет, ты не любишь музыку! Ты музыку не любишь… Отчего же!? Я любила и люблю музыку, просто она у нас с матерью была разная. Моя «немузыка» была иной, отличной от её. Мать же требовала отдать всю себя без остатка игре. Ценой этому были мамина и моя жертвы, этот мученический табурет, моя Галгофа, но при этом очень странное влечение и невозможность сопротивляться, как будто и вправду меня пленил Крысолов… Весь дом был переполнен Музыкой, впоследствии выплеснувшейся Лирикой, через которую я смотрю на свою жизнь. Эта история не нова, я лично знаю одного поэта, чуть было не ставшего композитором, впрочем это совсем другая история про совсем иную великую игру. С такой матерью у меня не было выбора, кроме как стать поэтом. Есть силы, которых не может даже в таком ребенке осилить даже такая мать.
*Warum (нем.) – почему; Бэккер – русская фортепьянная фирма, основанная Я.Д. Беккером (1851—1901).
Основано на биографических и автобиографических материалах о жизни и творчестве М.И. Цветаевой. Автор: Комарова Анна Дмитриевна
