Отрывок из девятой главы.
Я отправилась на кухню, где, сев у огня, стала баюкать моего ягнёночка. Хитклифф, как я думала, работал в сарае, но, как выяснилось позже, он лишь ушёл в другую половину комнаты, где, вдали от огня, устроился на скамейке и притих.
Покачивая Гэртона, я напевала старинную песенку:
«Глубоко в ночи пришли
Старцы мудрые вдали…»
Как вдруг мисс Кэтрин, слушавшая ссору из своей комнаты, заглянула на кухню и шёпотом спросила меня:
– Ты одна, Нелли?
– Да, мисс.
Она вошла и встала у камина. Я, решив, что она хочет что-то мне сказать, подняла голову. На её лице красовались тревога и волнение, а губы она кривила так, словно собиралась что-то сказать. Она даже сделала глубокий вдох, но он вырвался из неё выдохом, а не предложением. Я же, ещё помня её недавнюю выходку, продолжила петь.
– Где Хитклифф? – прервала она меня.
– На конюшне, полагаю. – был мой ответ, которому сам Хитклифф не возразил – возможно, потому, что заснул.
Наступила долгая пауза, за время которой по щеке Кэтрин скатилось две слезинки. «Неужели ей стыдно за себя?» – спросила я себя. «Ну дела! Но я ни слова ей не скажу: пусть сама до этого дойдёт!» Ну, да прости меня Господи, теперь мне ясно, что ей действительно было стыдно за всё на свете – чуть-чуть.
Наконец, она воскликнула:
– Боже, как я несчастна!
– По вам видно. – хмыкнула я. – У вас же так много друзей и так мало забот… как тут быть довольной своей жизнью?
– Нелли, ты сохранишь мою тайну? – вдруг спросила она, встав передо мной на колени и посмотрев на меня тем взглядом, который заставляет любого человека забыть свой гнев – даже праведный.
– А стоит ли её хранить? – спросила я, уже не так строго.
– Стоит! Она меня заботит, но я должна ею поделиться! Я должна узнать, что мне делать. Сегодня Эдгар Линтон попросил меня стать его женой, и я дала ему ответ, и прежде чем я скажу тебе, положительный или отрицательный, ответь: какой был бы правильнее?
– Откуда мне знать, мисс Кэтрин? – ответила я. – А впрочем, если прибегнуть к мудрости, вам следовало дать ему отказ: если он предложил вам руку и сердце после того бедлама, который вы устроили в его присутствии сегодня днём, то он явно безнадёжный идиот.
– Я тебе за такие слова вообще ничего рассказывать не буду! – возмутилась она, поднявшись на ноги. – Я дала ему согласие, Нелли. А теперь живо скажи мне, правильно я поступила или нет?!
– Дали согласие! Так к чему теперь разговоры? Слово, знаете ли, не воробей, поймать его вы уже не сможете.
– Но стоило ли мне давать его? Скажи уже! – потребовала она раздражённым тоном, сложив руки на груди и нахмурившись.
– Не скажу, пока не задам вам ещё несколько вопросов. – ответила я. – Скажите, мисс Кэтрин, вы любите мистера Эдгара?
– Ещё бы я его не любила!
Приняв её ответ к сведению, я устроила ей самый настоящий допрос, который необходим всем девушкам двадцати двух лет.
– А за что вы его любите, мисс Кэтрин?
– Что за вопрос? Достаточно и того, что я люблю его!
– Вам – возможно, мне – нет. За что вы его любите?
– Ну… за красоту и хорошие манеры!
– Слабовато. – вздохнула я.
– И за то, что он молод и весел!
– Ужасно.
– И за то, что он любит меня в ответ!
– Это вообще к делу не относится.
– И за то, что он будет ужасно богатым, а я стану самой главной дамой в округе, искренне гордящейся своим супругом!
– Вы превзошли себя. Этот ответ – хуже всех предыдущих. А как вы его любите?
– Как и все. Нелли, не строй из себя дуру!
– Ещё построю. Отвечайте.
– Я люблю землю под его ногами, воздух вокруг его головы, каждую вещь, к которой он когда-либо прикасался, и каждое слово, которое он когда-либо произносил. Я люблю его целиком и полностью, его внешность и его поступки. Вот!
– Но почему?
– Заладила! «За что?», «Почему?»! Нелли, ты надо мной просто смеёшься, а это неприлично! И нет тут ничего смешного! – отчитала меня юная леди, повернувшись лицом к огню.
– Совсем не смеюсь, мисс Кэтрин. – ответила я. – Вы любите мистера Эдгара потому, что он красив, молод, весел, богат, а главное – любит вас в ответ, что, впрочем, неважно: вы бы любили его и без этого. Или не любили бы, не имей он первых четырёх качеств.
– Тут не поспорю: я бы его только жалела… точнее, презирала, будь он уродом или клоуном.
– Но ведь в мире полно других красивых и богатых юношей, во многом превосходящих младшего Линтона. Почему же вы их не любите?
– Потому что не встречала их. Вообще не встречала никого, похожего на Эдгара.
– Встретите, думаю. А он не всегда будет молод, красив и уж тем более богат.
– Сейчас он и молод, и красив, и богат, а с будущим я разберусь потом. Почему ты не можешь сначала думать, а потом говорить?
– Думаю, нужды в разговоре больше нет. Раз уж с будущим вы разберётесь потом, то смело выходите за мистера Линтона.
– А я не разрешения у тебя просила: я и так выйду за него! Просто хотела узнать, правильно ли я поступаю или нет?
– Ещё как правильно: брак же – действие настоящего времени, а не будущего! А теперь, давайте-ка посмотрим, что вас печалит: счастье вашего брата, отсутствие возражений родителей жениха, бегство из дома, больше походящего на адский котёл, в Эдемский сад имения Линтонов и ваша взаимная любовь с Эдгаром. Где же преграда на вашем пути к блаженству, которое, кажется, так и летит вам под ноги?
– Здесь и здесь! – ответила Кэтрин, одной ладонью ударив себя по лбу, а второй – по груди. – Хотя бы потому, что в одном из этих мест живёт душа, которая убеждает меня в том, что я поступаю неправильно!
– Интересно, однако! Поясните?
– Поясню, но только если перестанешь меня дразнить. Это и есть моя тайна, поведать которую до конца я не могу… зато могу дать тебе почувствовать свои чувства.
Она вновь села рядом со мной, становясь всё мрачнее, и сжала дрожащие руки.
– Нелли, тебе иногда снятся странные сны? – спросила она, над чем-то задумавшись.
– Снятся. Время от времени.
– Мне тоже… за всю свою жизнь я видела такие сны, которые оставались со мной навсегда, полностью меняя то, как я видела мир, текли через меня, как вино через воду, и окрашивали мои мысли в самые яркие цвета. Один из них я тебе расскажу, но постарайся ни разу не улыбнуться, слушая его.
– О нет, мисс Кэтрин! – возразила я. – Всё в этом доме и так спутано достаточно, не стоит приплетать сюда видения и призраков. Угомонитесь уже, полюбуйтесь на маленького Гэртона: как чудесны его сны… как мило он улыбается!
– А как мило его папенька, которого ты, рискну сказать, помнишь таким же пухлым невинным младенцем, костерит весь свет, упиваясь собственным одиночеством! Нет, Нелли, ты послушаешь меня: угомониться я уже не смогу.
– И слушать я вас не стану! – затараторила я.
Тогда, как и сейчас, я с большой подозрительностью относилась к любым снам, а во сне Кэтрин, как я рассудила, заметив в её глазах странный блеск, я могла разглядеть пророчество и предвидеть грядущую катастрофу. Она, впрочем, не стала мне возражать и, быстро найдя другую тему для разговора, нарушила тишину.
– Попади я в рай, Нелли, я была бы несчастна.
– Ещё бы. Грешницы в раю всегда несчастны! – хмыкнула я.
– Причина – в другом, Нелли. Мне однажды приснилось, что я попала в рай…
– Я уже сказала, что слушать ваши сны я не стану, мисс Кэтрин, и вообще, мне спать пора! – запротестовала я.
Она засмеялась и удержала меня в кресле, из которого я намеревалась вылезти.
– Я и не собиралась тебе их рассказывать. Лишь хотела сказать, что рай не показался мне домом, и я разбила собственное сердце, с плачем умоляя небо вернуть меня на землю. И ангелы так на меня рассердились, что столкнули меня прямо на крышу Грозового Перевала, на которой я очнулась, рыдая от радости. Одних этих слов достаточно, чтобы разгадать мою тайну: мне так же безразличен брак с Эдгаром Линтоном, как безразличен рай. И если бы не мой коварный братец, так низко опустивший Хитклиффа, я бы и не задумалась о нём. Но сейчас, если я выйду за Хитклиффа, я опущусь на самое дно, и поэтому, он никогда не узнает, как я люблю его – причём вовсе не из-за красоты, Нелли, а из-за того, что он хранит в себе ту часть меня, которую даже я не могу осознать. Из чего бы ни были сделаны наши души, они – едины. А душа Эдгара от моей отличается так же, как лунный свет – от молнии, а мороз – от жары.
Она вдруг замолчала, а я почувствовала в комнате присутствие Хитклиффа, просто заметив какое-то движение в другом её конце, на которое повернула голову: он встал со скамейки и бесшумно вышел во двор, дослушав Кэтрин только до слов о том, что, выйдя за него замуж, она опустится на дно. Сама Кэтрин, всё ещё сидевшая рядом со мной, не могла увидеть его ухода из-за моего кресла, но я поспешила отвлечь её.
– В чём дело? – спросила она, взволнованно осматриваясь.
– Сюда идёт Джозеф, а с ним – и Хитклифф! – ответила я, услышав стук колёс его телеги. – Сомневаюсь, что он ещё не за дверью.
– Не сомневайся, он никак не мог меня услышать! – возразила она. – Дай мне Гэртона: я послежу за ним, пока ты будешь накрывать на стол, а после мы с тобой вместе отужинаем: я слишком хочу обмануть собственную совесть, уверив себя в том, что Хитклифф ни о чём не знает. Не знает же? Он же даже не знает, что значит «любить»!
– Не вижу причин для того, чтобы он не знал этого так же хорошо, как вы. – ответила я. – И если он любит вас, то горе ему обеспечено до конца жизни: едва вы станете миссис Линтон, он потеряет и подругу, и возлюбленную! И не думали ли вы, как сами вынесете разлуку с ним, с человеком, которого обрекаете на пустынное скитание в огромном мире? Потому что, мисс Кэтрин…
– Разлуку с ним?! – закричала она. – Кто же это нас разлучит? Да постигнет того судьба Милона! До самой моей смерти, Эллен, мы не расстанемся, нас не разлучит ни одно живое создание. Каждый Линтон на земле растает, прежде чем я соглашусь покинуть Хитклиффа. Я совсем не это собираюсь сделать, и уж тем более я бы не захотела стать миссис Линтон, будь я должна заплатить такую цену! Он останется для меня тем же, кем был всю жизнь, а Эдгару придётся стать к нему, по меньшей мере, терпеливей! И он станет, когда узнает о моих истинных чувствах к нему. Нелли, я вижу по тебе, что ты считаешь меня самовлюблённой нахалкой, но не думала ли ты, что, женись Хитклифф на мне, и мне, и ему придётся стать попрошайками? А если я выйду за Линтона, то вызволю Хитклиффа из плена моего брата и помогу ему подняться в обществе!
– Использовав деньги вашего мужа, мисс Кэтрин? – спросила я. – Что-то мне кажется, не окажется Линтон таким тюфяком, каким вы его представляете… к тому же, не мне, конечно, судить, но эта причина для брака с Линтоном, из всех, что вы назвали, самая худшая!
– Совсем наоборот: самая лучшая! – ринулась она в атаку. – Остальные удовлетворят меня и Эдгара, а эта – того-единственного, который понимает мои чувства и к Эдгару, и к самой себе, выразить которые я не могу, но могу быть уверенной, что и ты, и многие другие люди чувствуют, что где-то должно существовать наше другое «Я». Ради чего бы я была создана, живи я целиком и полностью здесь и сейчас? Мои печали всегда были печалями Хитклиффа, которые я испытывала с самого начала: сам смысл моей жизни – в нём. Исчезни всё остальное, но останься он – и я тоже останусь. Но исчезни он, а останься всё остальное – и вселенная станет для меня незнакомкой, частью которой я быть не могу. Моя любовь к Линтону подобна деревьям в лесу: время изменит её, что мне известно, как зима меняет облик земли. Моя любовь к Хитклиффу подобна вечным плитам под нами: они не приносят зримого удовольствия, но они необходимы. Нелли, я сама – Хитклифф! Он всегда в моих мыслях, не для удовольствия, а для поддержания собственной жизни. Так что не говори больше о том, что мы когда-нибудь расстанемся: это гадко и…
Она замолчала и спрятала своё лицо в складках моего платья, которое я тут же выдернула из её рук. Её глупость вывела меня из себя окончательно.
– Если в ваших бреднях есть хоть капля смысла, мисс, – начала я, – то из неё я делаю вывод, что либо вы совсем не понимаете, какая ответственность ляжет на ваши плечи, едва вы станете женой, либо как были, так и остались беспринципной дурёхой. Не лезьте больше ко мне со своими секретами: я не обещаю их хранить.
– А этот? – настойчиво спросила она.
– Не обещаю.
An excerpt from the 9th chapter.
I went into the kitchen, and sat down to lull my little lamb to sleep. Heathcliff, as I thought, walked through to the barn. It turned out afterwards that he only got as far as the other side the settle, when he flung himself on a bench by the wall, removed from the fire, and remained silent.
I was rocking Hareton on my knee, and humming a song that began,—
It was far in the night, and the bairnies grat,
The mither beneath the mools heard that,
when Miss Cathy, who had listened to the hubbub from her room, put her head in, and whispered,—“Are you alone, Nelly?”
“Yes, Miss,” I replied.
She entered and approached the hearth. I, supposing she was going to say something, looked up. The expression of her face seemed disturbed and anxious. Her lips were half asunder, as if she meant to speak, and she drew a breath; but it escaped in a sigh instead of a sentence. I resumed my song; not having forgotten her recent behaviour.
“Where’s Heathcliff?” she said, interrupting me.
“About his work in the stable,” was my answer. He did not contradict me; perhaps he had fallen into a doze.
There followed another long pause, during which I perceived a drop or two trickle from Catherine’s cheek to the flags. Is she sorry for her shameful conduct?—I asked myself. That will be a novelty: but she may come to the point as she will—I sha’n’t help her! No, she felt small trouble regarding any subject, save her own concerns.
“Oh, dear!” she cried at last. “I’m very unhappy!”
“A pity,” observed I. “You’re hard to please; so many friends and so few cares, and can’t make yourself content!”
“Nelly, will you keep a secret for me?” she pursued, kneeling down by me, and lifting her winsome eyes to my face with that sort of look which turns off bad temper, even when one has all the right in the world to indulge it.
“Is it worth keeping?” I inquired, less sulkily.
“Yes, and it worries me, and I must let it out! I want to know what I should do. To-day, Edgar Linton has asked me to marry him, and I’ve given him an answer. Now, before I tell you whether it was a consent or denial, you tell me which it ought to have been.”
“Really, Miss Catherine, how can I know?” I replied. “To be sure, considering the exhibition you performed in his presence this afternoon, I might say it would be wise to refuse him: since he asked you after that, he must either be hopelessly stupid or a venturesome fool.”
“If you talk so, I won’t tell you any more,” she returned, peevishly rising to her feet. “I accepted him, Nelly. Be quick, and say whether I was wrong!”
“You accepted him! Then what good is it discussing the matter? You have pledged your word, and cannot retract.”
“But say whether I should have done so—do!” she exclaimed in an irritated tone; chafing her hands together, and frowning.
“There are many things to be considered before that question can be answered properly,” I said, sententiously. “First and foremost, do you love Mr. Edgar?”
“Who can help it? Of course I do,” she answered.
Then I put her through the following catechism: for a girl of twenty-two it was not injudicious.
“Why do you love him, Miss Cathy?”
“Nonsense, I do—that’s sufficient.”
“By no means; you must say why?”
“Well, because he is handsome, and pleasant to be with.”
“Bad!” was my commentary.
“And because he is young and cheerful.”
“Bad, still.”
“And because he loves me.”
“Indifferent, coming there.”
“And he will be rich, and I shall like to be the greatest woman of the neighbourhood, and I shall be proud of having such a husband.”
“Worst of all. And now, say how you love him?”
“As everybody loves—You’re silly, Nelly.”
“Not at all—Answer.”
“I love the ground under his feet, and the air over his head, and everything he touches, and every word he says. I love all his looks, and all his actions, and him entirely and altogether. There now!”
“And why?”
“Nay; you are making a jest of it: it is exceedingly ill-natured! It’s no jest to me!” said the young lady, scowling, and turning her face to the fire.
“I’m very far from jesting, Miss Catherine,” I replied. “You love Mr. Edgar because he is handsome, and young, and cheerful, and rich, and loves you. The last, however, goes for nothing: you would love him without that, probably; and with it you wouldn’t, unless he possessed the four former attractions.”
“No, to be sure not: I should only pity him—hate him, perhaps, if he were ugly, and a clown.”
“But there are several other handsome, rich young men in the world: handsomer, possibly, and richer than he is. What should hinder you from loving them?”
“If there be any, they are out of my way: I’ve seen none like Edgar.”
“You may see some; and he won’t always be handsome, and young, and may not always be rich.”
“He is now; and I have only to do with the present. I wish you would speak rationally.”
“Well, that settles it: if you have only to do with the present, marry Mr. Linton.”
“I don’t want your permission for that—I shall marry him: and yet you have not told me whether I’m right.”
“Perfectly right; if people be right to marry only for the present. And now, let us hear what you are unhappy about. Your brother will be pleased; the old lady and gentleman will not object, I think; you will escape from a disorderly, comfortless home into a wealthy, respectable one; and you love Edgar, and Edgar loves you. All seems smooth and easy: where is the obstacle?”
“Here! and here!” replied Catherine, striking one hand on her forehead, and the other on her breast: “in whichever place the soul lives. In my soul and in my heart, I’m convinced I’m wrong!”
“That’s very strange! I cannot make it out.”
“It’s my secret. But if you will not mock at me, I’ll explain it: I can’t do it distinctly; but I’ll give you a feeling of how I feel.”
She seated herself by me again: her countenance grew sadder and graver, and her clasped hands trembled.
“Nelly, do you never dream queer dreams?” she said, suddenly, after some minutes’ reflection.
“Yes, now and then,” I answered.
“And so do I. I’ve dreamt in my life dreams that have stayed with me ever after, and changed my ideas: they’ve gone through and through me, like wine through water, and altered the colour of my mind. And this is one: I’m going to tell it—but take care not to smile at any part of it.”
“Oh! don’t, Miss Catherine!” I cried. “We’re dismal enough without conjuring up ghosts and visions to perplex us. Come, come, be merry and like yourself! Look at little Hareton! he’s dreaming nothing dreary. How sweetly he smiles in his sleep!”
“Yes; and how sweetly his father curses in his solitude! You remember him, I daresay, when he was just such another as that chubby thing: nearly as young and innocent. However, Nelly, I shall oblige you to listen: it’s not long; and I’ve no power to be merry to-night.”
“I won’t hear it, I won’t hear it!” I repeated, hastily.
I was superstitious about dreams then, and am still; and Catherine had an unusual gloom in her aspect, that made me dread something from which I might shape a prophecy, and foresee a fearful catastrophe. She was vexed, but she did not proceed. Apparently taking up another subject, she recommenced in a short time.
“If I were in heaven, Nelly, I should be extremely miserable.”
“Because you are not fit to go there,” I answered. “All sinners would be miserable in heaven.”
“But it is not for that. I dreamt once that I was there.”
“I tell you I won’t hearken to your dreams, Miss Catherine! I’ll go to bed,” I interrupted again.
She laughed, and held me down; for I made a motion to leave my chair.
“This is nothing,” cried she: “I was only going to say that heaven did not seem to be my home; and I broke my heart with weeping to come back to earth; and the angels were so angry that they flung me out into the middle of the heath on the top of Wuthering Heights; where I woke sobbing for joy. That will do to explain my secret, as well as the other. I’ve no more business to marry Edgar Linton than I have to be in heaven; and if the wicked man in there had not brought Heathcliff so low, I shouldn’t have thought of it. It would degrade me to marry Heathcliff now; so he shall never know how I love him: and that, not because he’s handsome, Nelly, but because he’s more myself than I am. Whatever our souls are made of, his and mine are the same; and Linton’s is as different as a moonbeam from lightning, or frost from fire.”
Ere this speech ended I became sensible of Heathcliff’s presence. Having noticed a slight movement, I turned my head, and saw him rise from the bench, and steal out noiselessly. He had listened till he heard Catherine say it would degrade her to marry him, and then he stayed to hear no further. My companion, sitting on the ground, was prevented by the back of the settle from remarking his presence or departure; but I started, and bade her hush!
“Why?” she asked, gazing nervously round.
“Joseph is here,” I answered, catching opportunely the roll of his cartwheels up the road; “and Heathcliff will come in with him. I’m not sure whether he were not at the door this moment.”
“Oh, he couldn’t overhear me at the door!” said she. “Give me Hareton, while you get the supper, and when it is ready ask me to sup with you. I want to cheat my uncomfortable conscience, and be convinced that Heathcliff has no notion of these things. He has not, has he? He does not know what being in love is!”
“I see no reason that he should not know, as well as you,” I returned; “and if you are his choice, he’ll be the most unfortunate creature that ever was born! As soon as you become Mrs. Linton, he loses friend, and love, and all! Have you considered how you’ll bear the separation, and how he’ll bear to be quite deserted in the world? Because, Miss Catherine—”
“He quite deserted! we separated!” she exclaimed, with an accent of indignation. “Who is to separate us, pray? They’ll meet the fate of Milo! Not as long as I live, Ellen: for no mortal creature. Every Linton on the face of the earth might melt into nothing before I could consent to forsake Heathcliff. Oh, that’s not what I intend—that’s not what I mean! I shouldn’t be Mrs. Linton were such a price demanded! He’ll be as much to me as he has been all his lifetime. Edgar must shake off his antipathy, and tolerate him, at least. He will, when he learns my true feelings towards him. Nelly, I see now you think me a selfish wretch; but did it never strike you that if Heathcliff and I married, we should be beggars? whereas, if I marry Linton I can aid Heathcliff to rise, and place him out of my brother’s power.”
“With your husband’s money, Miss Catherine?” I asked. “You’ll find him not so pliable as you calculate upon: and, though I’m hardly a judge, I think that’s the worst motive you’ve given yet for being the wife of young Linton.”
“It is not,” retorted she; “it is the best! The others were the satisfaction of my whims: and for Edgar’s sake, too, to satisfy him. This is for the sake of one who comprehends in his person my feelings to Edgar and myself. I cannot express it; but surely you and everybody have a notion that there is or should be an existence of yours beyond you. What were the use of my creation, if I were entirely contained here? My great miseries in this world have been Heathcliff’s miseries, and I watched and felt each from the beginning: my great thought in living is himself. If all else perished, and he remained, I should still continue to be; and if all else remained, and he were annihilated, the universe would turn to a mighty stranger: I should not seem a part of it. My love for Linton is like the foliage in the woods: time will change it, I’m well aware, as winter changes the trees. My love for Heathcliff resembles the eternal rocks beneath: a source of little visible delight, but necessary. Nelly, I am Heathcliff! He’s always, always in my mind: not as a pleasure, any more than I am always a pleasure to myself, but as my own being. So don’t talk of our separation again: it is impracticable; and—”
She paused, and hid her face in the folds of my gown; but I jerked it forcibly away. I was out of patience with her folly!
“If I can make any sense of your nonsense, Miss,” I said, “it only goes to convince me that you are ignorant of the duties you undertake in marrying; or else that you are a wicked, unprincipled girl. But trouble me with no more secrets: I’ll not promise to keep them.”
“You’ll keep that?” she asked, eagerly.
“No, I’ll not promise,” I repeated.
