XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Дождь в декабре — довольно странное явление, противоречащее всем законам зимы. Почти такое же странное, как и я. Мне посчастливилось увидеть его однажды. Как сейчас помню: теплый вечер, в гостях у бабушки, варежки, вязанные аккуратной рукой, добрые улыбки и такие нужные мне сейчас объятия. Горячий чай обжигал рот, но я пила словно не могла остановиться. Ванильные печенья, тающие во рту, узоры на окнах, манящие взгляд. Лучше и представить нельзя. Я выбегала во двор и вдыхала вечернюю темноту. Прыгала по мягким воздушным сугробам — словно парила над облаками. Помню, как гуляла с соседским мальчишкой, как мои синеватые губы расплывались в сияющей улыбке и как тот самый мальчишка толкал меня в белоснежную пропасть. Тогда и пошел этот злосчастный дождь. Водяные капли словно иголки впивались мне в кожу, они пропитывали мою душу, оставляя в ней тяжелый отпечаток горячих слез. Помню все, а дальше — пустота.
Тогда мне было одиннадцать. Семь лет прошли словно сон — я была в неведении. Целый год жила нормально, только вот в декабре все как с чистого листа. Каждый год — новая жизнь. Врачи говорили о какой-то аномалии, изучали, исследовали и чуть ли не под микроскопом разглядывали. Это сложно объяснить, но сложнее всего понять: двенадцать месяцев живу как обычно, без изменений, вроде даже начинаю походить на нормальную. Но в середине декабря теряю память, забываю весь прошедший год. И мне снова одиннадцать. И я снова чувствую ледяные иголки на своих щеках.
Сейчас мне восемнадцать. И мне остается лишь протирать до дыр те самые воспоминания, вновь и вновь прокручивая в своей голове. За целых семь лет не случилось ничего особенного, да я и сама не стремилась жить по другому — все равно все забуду. Дни становились такими тяжелыми. Я запивала печаль молочным кофе, но противный вкус горечи во рту не пропадал. Иногда в моих пустых глазах бывали проблески прежних воспоминаний. Тогда и появлялось стремление жить и добиваться. Но за слабой искрой надежды следовало беспамятство и забвение. Жить без части своих воспоминаний — это как жить без части своей души. Чего-то все время не хватает, и ты никогда не сможешь быть до конца счастливым. Но я уверенна — воспоминания не находятся в моей голове, они хранятся в моем сердце. И только эта мысль давала мне силы и надежду на то, что когда-нибудь моя память вновь будет наполнена теми пропавшими семилетними воспоминаниями.
Меня всегда удивляло насколько окружающие нас люди влияют на нашу жизнь. Порой они убивают поступками. Когда-то у меня были друзья, которыми я дорожила. Вот только эту дружбу разлил тот проклятый дождь. Им просто надоело каждый год знакомиться со мной по новой. И однажды они просто притворились, что не знают меня. Я понимала, дружба спасает от одиночества. А иногда одиночество бывает гораздо хуже смерти.
Совсем недавно был май, но я так скучала по осени. Экзамены забирали последние силы. Но моим мечтам на престижный университет не суждено было сбыться — я провалилась. Причина была до смешного нелепой. Оказалось, я писала, высказывая свое мнение, писала не под шаблон и попросту не угодила. Но мне было не больно. В моей душе круглый год была осень.
Часы настигали дни, а дни настигали месяцы. В последнее время все было не так. Я просыпалась, чтобы заснуть, шла на учебу, чтобы скоротать время. Я жила не для себя, а просто, потому что так было нужно. В колледже люди были до ужаса стандартными. В таких местах я задыхалась. Казалось, все здесь были выпущены на одной фабрике. Помню, как после недели учебы в том захудаленьком заведении я написала в своем дневнике:
«Они снуют туда-сюда, как серые мыши, тратя свои слова на пустые разговоры. Они бормочут: Ариэль!Ариэль! А я слышу лишь мышиный писк».
Но однажды в моей бесцветной жизни появились краски. Он казался мне океаном — таким же глубоким и открытым. В его глазах были синие волны и морские пучины, потому, наверное, я иногда растворялась в нем. Крепкие теплые руки, слегка ревнивые улыбки. Взгляды, которые были фотографиями на моих стенах, воспоминания, которые нельзя было терять. Все это смешивалось и закреплялось в моей голове одной искоркой долговременной памяти.
Его губы, как сладкий мед. Глаза, как голубой хрусталь. Улыбка, как пылающий огонек, расплавленный в ночной темноте. А ведь я всегда любила мед, не смотря на его чрезмерную сладость. Быть может, Океан и правда был таким, да только я не замечала.
Это было не похоже на любовь или влюбленность, странное чувство привязанности и симпатии. С каждым днем чувство становилось все больше и свежее, словно сочно-зеленый росток, выглянувший из-под темной почвы. Все свое время я проводила с Океаном. Слушала его хрипловатый голос, наблюдала за тонкими пальцами, ловко скользившими по клавишам фортепиано, и влюблялась в смущенные глаза. Каждую ночь я засыпала с надеждой и каждое утро я просыпалась с осознанием реальности.
Настал декабрь, но я не была готова разлучиться со своей памятью. Я часто встречалась с Океаном, пытаясь запоминать каждое очертание его красивого лица и невольно плакала, вызывая недоумение прохожих.Я была словно взглядом со стороны, повествователем от третьего лица в этом странном мире. Казалось, в нем я не значила ничего. Иногда мне доводилось слышать разговоры о своей аномалии. Люди имеют свойство презирать все непохожее на них и считать это сумасшествием. Меня причисляли к этому же типу.
Через несколько дней я вновь потеряла частицу своей души. Впала в депрессию и неделями не выходила из дома, смотрела пустым взглядом на недавние фотографии, спала на балконе, замерзая до самого сердца, и больше не встречалась с Океаном.
Я не переставала грустить, потому что была аномалией, люди называли меня сумасшедшей, но я не могла изменить свой мир. Я превращалась в безжизненное растение, поглощающее холод и сырость. Понимала, что потеряла свой бескрайний океан, которым я дышала и которым жила. Темнота и грусть съедали мои мечты. Звезды больше не светили. Но что-то подсказывало мне, что вскоре все изменится. Должно измениться.
