Я закончу писать это. Положу в конверт, запечатаю в бутылку и выброшу ее в море.
Почему?
Да, почему?…
Легенда убийства, которое никто не мог раскрыть, было моей главной целью.
Однако, ни один художник, как я теперь понимаю, не может быть удовлетворен одним лишь искусством. В нашей природе существует тяга к признанию, которую нельзя просто выразить словами.
Позвольте мне признаться со всем смирением, мной двигало жалкое человеческое желание, чтобы окружающие прознали, насколько я был умен…
При этом я исходил из того, что тайна острова Индиан так и останется нераскрытой. Конечно, может случиться так, что полиция окажется умнее, чем я предполагаю. В конце концов, есть три улики. Первая: полиция прекрасно осведомлена о том, что Эдвард Сетон был виновен. Следовательно, они знают, что один из десяти человек на острове не был убийцей ни в каком смысле смысле этого слова. Из этого парадоксально следует то, что этот человек по логике вещей должен быть убийцей.
Вторая подсказка кроется в седьмой строфе детского стишка. Смерть Армстронга была наживкой, которая привела к тому, что он сам клюнул на нее! Следовательно, на этой стадии дела явно прослеживается какой-то фокус, Армстронга обманули и отправили на верную смерть. Это может стать началом многообещающей линии расследования. Поскольку в тот период было всего четыре человека, и из этих четырех я, очевидно, единственный, кто мог внушить ему доверие.
Третья — символична. Способ моей смерти оставил у меня отметину на лбу. Кайнова печать.
Думаю, сказать больше нечего.
Доверив свою бутылку и ее послание морю, я пойду в свою комнату и лягу на кровать. К моим очкам прикреплено что-то похожее на отрезок тонкого черного шнура — но это эластичный шнур. Я перенесу вес тела на очки. Шнур я обмотаю вокруг дверной ручки и прикреплю ее, к револьверу, но не слишком прочно.
Я думаю, что произойдет вот что: Мой палец, сокрытый носовым платком, нажмет на спусковой крючок. Моя рука опустится набок, револьвер, оттянутый резинкой, отскочит к двери и упадет. Отпущенная резинка невинно свисает с очков, на которых лежит мое тело. Носовой платок, лежащий на полу, не привлечет внимания.
Меня найдут, аккуратно уложат на мою кровать, выстрелят в лоб в соответствии с записями, которые ведут мои собратья по несчастью. Время смерти не может быть установлено с какой-либо точностью к моменту осмотра наших тел.
Когда будет прилив, с материка прибудут лодки и люди.
Они найдут десять трупов и нерешенную загадку острова Индиан.
Подписано
Лоуренсом Уоргрейвом
Shall finish writing this. I shall enclose it and seal it in a bottle and I shall throw the bottle into the sea.
Why?
Yes, why?…
It was my ambition to invent a murder mystery that no one could solve.
But no artist, I now realize, can be satisfied with art alone. There is a natural craving for recognition which cannot be gain-said.
I have, let me confess it in all humility, a pitiful human wish that some one should know just how clever I have been…
In all this, I have assumed that the mystery of Indian Island will remain unsolved. It may be, of course, that the police will be cleverer than I think. There are, after all, three clues. One: the police are perfectly aware that Edward Seton was guilty. They know, therefore, that one of the ten people on the island was not a murderer in any sense of the word, and it follows, paradoxically, that that person must logically be the murderer.
The second clue lies in the seventh verse of the nursery rhyme. Armstrong’s death is associated with a «red herring» which he swallowed — or rather which resulted in swallowing him! That is to say that at that stage of the affair some hocus-pocus is clearly indicated — and that Armstrong was deceived by it and sent to his death. That might start a promising
line of inquiry. For at that period there are only four persons and of those four I am clearly the only one likely to inspire him with confidence.
The third is symbolical. The manner of my death marking me on the forehead. The brand of Cain.
There is, I think, little more to say.
After entrusting my bottle and its message to the sea I shall go to my room and lay myself down on the bed. To my eyeglasses is attached what seems a length of
fine black cord — but it is elastic cord. I shall lay the weight of the body on the glasses. The cord I shall loop round the door-handle and attach it, not too solidly, to the revolver.
What I think will happen is this: My hand, protected with a handkerchief, will press the trigger. My hand will fall to my side, the revolver, pulled by the elastic will recoil to the door, jarred by the door-handle it will detach itself from the elastic and fall. The elastic, released, will hang down innocently from the eyeglasses on which my body is lying. A handkerchief lying on the floor will cause no comment whatever.
I shall be found, laid neatly on my bed, shot through the forehead in accordance with the record kept by my fellow victims. Times of death cannot be stated with any accuracy by the time our bodies are examined.
When the sea goes down, there will come from the mainland boats and men.
And they will find ten dead bodies and an unsolved problem on Indian Island.
Signed
Lawrence Wargrave
