XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Его пальцы аккуратно и легко двигаются по точкам, легкая улыбка озаряет лицо дряхлого и изнеможённого человека. Своими слепыми глазами он медленно пожирал меня. Его «взгляд» проникал прямо в душу… После нескольких минут молчания раздался его скрипучий, но при этом по-отечески родной голос.

— Очень рад Вас слышать, Том! Ведь я могу Вас так называть?

— Да, конечно. Как Вам удобно, месье Брайль.

— О чем же Вы хотели меня спросить?

— Я пишу книгу о Вас. Рассказывайте, пожалуйста, все, что хотите. О себе, о Вашем изобретении, о семье… Раньше мне приходилось довольствоваться сплетнями и новостными сводками из ненадежных газетенок. Но теперь я вижу Вас! Вы – человек-легенда!

— Ой, да, что Вы, Том! Не льстите!

— Я и не думал, месье Брайль! Вашему изобретению цены нет! Ваше имя войдет в историю! Вот увидите!

Мужчина перебил меня очередным приступом противного, сухого кашля, из его глаз брызнули слезы. Он протянул руку в привычном для него направлении, взял скомканную салфетку и харкнул в нее кровью. Затем он поднял на меня свои полные сожаления глаза, конечно, я не видел зрачков, но чувствовал…

— Прошу прощения, Том…

— Все нормально, не переживайте! Я Вам не мешаю? Если вам нехорошо, я могу уйти…

— Нет, нет, нет! Оставайтесь, если Вам непротивно.

Он отвел свой взгляд и уставился в стену. Мое журналистское чутье шептало, что именно сейчас я услышу откровение. Я не ошибся. Брайль тяжело вздохнул, слегка развернулся ко мне, опять натянул свою вымученную улыбку.

— Мне было тогда 3 года. Веселый мальчуган, который с детства прописался в мастерской своего отца. Да, меня всегда тянуло туда, в место, которое окончательно пропахло кожей. Эта кожа меня и погубила… Думаю, про историю с шорным ножом Вы слышали, не так ли, Том?

Я кивнул, совершенно забыв о том, что моего кивка недостаточно для слепого человека, но Брайль все понял.

— В пять лет из-за инфекции я стал абсолютно слепым. Только представьте, Том, моих родителей в этот момент! Обычная семья, которая теряет работника! Ведь слепота хуже проклятия для ремесленника…

Брайль начал судорожно дышать, тяжелые воспоминания вывели мужчину из равновесия. Он быстро схватил салфетку… Через некоторое время он продолжил.

— Если б Вы знали, Том, как я благодарен родителям! Представляю, какой я был обузой. Отец днями сидел со мной. Я плел, шил и даже читал по гвоздям!

— Наверное, тогда и возникла идея Вашего изобретения?

— Возможно. Тогда я, конечно, об этом не задумывался, просто не хотел разочаровывать своих родителей… Благодаря упорству моего отца и моей целеустремленности я не просто попал в обычную школу, но и показывал неплохие результаты. Потеряв зрение, я понял, что нужно развивать что-то еще, иначе буду никому не нужным мешком. Моя память превзошла все мои ожидания, она была моей верной помощницей во всех дисциплинах. В 10 лет я уже попал в школу для слепых в Париж.

Мужчина опять отвел глаза, зашелся приступом кашля, от которого кровь стыла в жилах, встряхнувшись, он продолжил.

— Школа была прекрасной, если бы не вечно протекающие потолки, то цены бы ей не было. Вкладывали в нас много. Помимо основных предметов мы играли на музыкальных инструментах, вязали, ткали. Я думаю, Вы понимаете, что тактильность для незрячих это почти все. Плохо чувствуешь, не можешь держать иглы и куска кожи или ткани в руке, умрешь голодной смертью… Здесь я впервые познакомился с рельефно-линейным шрифтом. Конечно, он был намного лучше гвоздей!

Мужчина расхохотался. Да, я услышал его смех. Он вообще не вязался с его болезненным видом, но его мимолетная радость была настолько искренней, что я не смог удержать улыбки.

— Я знаю, Вы улыбаетесь. А сейчас точно сидите с удивленным лицом. Эх, ладно, продолжу. Я остался в этой школе в качестве младшего учителя, учил детей разным наукам и даже продолжил играть на органе. Я думаю, Том, Вы слышали о «ночной азбуке». Идея, конечно, интересная, но чего-то не хватало. Представляете, грамота без знаков препинания и нот! Глупость! Вот тогда я и взялся за это всерьез.

Его лицо расплылось в задумчивой улыбке. Он снова начал водить пальцами по точкам.

— Эта идея потихоньку заполнила мой разум. Все свободное время я посвящал работе и экспериментам. В 16 лет появился мой алфавит. Представляете, Том, я – обычный юноша решил совершить настоящую революцию! Конечно, было тяжело. Даже через 5 лет к моему изобретению отнеслись с опаской. Безродный парень идет против великой системы Де ля Серра! Немыслимо! Для месье ля Серра это тоже было немыслимо!

Он опять расхохотался. Бывает же у людей такой заливистый смех! Я невольно хихикнул. Передо мной появился страшный огромный людоед, который держал в руках маленького и тощего парнишку. Мое забавное сравнение было развеяно приступом кашля Брайля.

— Да, ля Серр вредил, мне как мог. Но все-таки мой шрифт пробился в люди и получил некоторую популярность. Я старался, чтобы мое изобретение попало в другие страны, придумал цифры, ноты… Как же это было давно! А теперь вот лежу и доживаю свои последние дни… Эх, Том, пообещайте, что Ваша книга будет чудесной. Так хотелось бы, чтобы не сразу меня забыли.

— Что Вы, месье Брайль! Ваше изобретение бесценно! Ваше имя бессмертно!

— Ой, спасибо, Том! Как только я отойду в мир иной, здесь будет музей. Всегда хотел, чтобы эта лачужка преобразилась.

Неожиданно его дыхание участилось, очередной приступ кашля раздался на весь дом, он потянулся за салфеткой, но не успел ее взять. Кровь вылилась прямо на одеяло, он последний раз глянул на меня, попытался выдавить из себя болезненную улыбку. Его тело прожгла волна предсмертной агонии, и он затих. Затих навсегда. Я подошел к нему, аккуратно сложил его худые руки на груди и поправил одеяло. Скупая мужская слеза упала на лицо покойника. Я почти не знал этого человека, но за эти несколько часов он стал мне настолько близок. Я стоял над ним и чувствовал, что потерял родственную мне душу. Я нагнулся, поцеловал его в морщинистый лоб и прошептал: «Книга будет чудесной, месье Брайль, я обещаю!»