XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
Симптомы «до»
Абрикосы. Я чувствую их каждый раз, когда возвращаюсь домой. На улице, в метро, на работе — запах варенья, а в квартире — манящих цельных абрикосов. Не до конца спелых (по настроению), но сладких от того, что никогда еще они не теряли деловитой привлекательности. Да, Сара любит абрикосы. Абрикосы любят меня. А я люблю Сару! Примерная семья.
Мы оба просто обожаем абрикосы. Бабушкины, Хабаровские. От них, как и 10 лет назад, веет дачей: сырой вскопанной землей, чаем с мятой (не мелиссой), высушенными гвоздиками. Даже в 23 я помню этот запах. И горжусь тем, что Сара тоже. Знает. Она знает самые укромные уголки моего детства и за два года совместной жизни стала ориентироваться в них лучше меня. Я научил ее делить абрикосы на две половинки, а она подсказала, что легче надрезать их ножом.
С каждым днем она глубже проникает в мое сознание, а я сильнее чувствую запах абрикосов. Он разъединяет нас в 8 утра на Чернышевской и сводит уже в квартире вечером. Сладким вечером. В 20:00 белая кухня растворяется в рыжем аромате фруктов. Саре необходимо 17 минут после прихода с работы: 2 минуты поцеловать и сказать, как скучала, 7 минут избавиться холодным душем от офисной духоты и выпрыгнуть из строгой юбки в клетчатую рубашку по колено, 3 минуты «выкурить на балконе нервы» и 5 минут позвонить отцу, нежно уверяя его в высоких продажах.
В 20:17 мы выключаем телефоны: она — айфон, а я — самсунг; быстро сжевываем заказанный в «Деливери Клаб» ужин; зажигаю единственную на две комнаты свечу с едва уловимым запахом апельсина — ради нее могу стать романтиком. Ставим плетенную (бабушкой) корзинку абрикосов на стол.
Мы перекидываемся беглыми взглядами, как дети, готовящиеся совершить очередную шалость, и, не отводя взгляда друг от друга, хватаем по абрикосу. Сладкий аромат щекочет легкие. Она начинает смеяться, потому что взяла тот, с румяным боком, за которым я тянулся первый. Я не обижаюсь — я знаю ее, умею предугадать любое действие. Поэтому я смотрю на ее губы уже минуту, две, чтобы не упустить ни одной ямочки, проявляющейся на ее милой, по-детски коварной улыбке. Запах наполняет легкие — открываю форточку. Мы надрезаем одним столовым ножом абрикосы, разламываем их пополам так, чтобы не уронить ни одной капли сока на постиранную утром скатерть, и, не опуская блестящих глаз, съедаем половинки — сперва ту, что в левой руке, потом в правой. Ей так нравится больше. Розовые пряди волос перекрывают ее глаза. Бархатная рука, вся в соке, тянется, чтобы поправить прическу, но я опережаю ее. Молчание, её прямой взгляд. Резко: «Люблю».
Появляются ямочки, и снова: улыбка, улыбка, улыбка… Вместо легких прорастают ветви. Душному августовскому воздуху в них нет места. Всё заполонил абрикосовый аромат. Настолько терпкий, что красное сухое показалось бы водой по сравнению с этим сочным компотом чувств. Я пьянею. От ее взгляда, рук, смеха. От того, как она ест абрикосы. От того, как пахнут абрикосы. От того, как я могу любить эти абрикосы.
«Во время»
Кончились абрикосы. На карантине осталась курага — черствая и кислая.
С каждым днем жизнь все больше напоминает спектакль. Первый акт — семь дней изоляции. Играем людей. Она романтик, а я реалист. Она облизывает губы от тончайшего запаха кураги, а я никак не развижу в ней сухую мочалку (в кураге). Манящий спелый запах сменяется на дешевый аромат бытовухи: сырых стен тесной квартиры, кошачьего туалета, домашних голубцов. Есть время готовить. Но нет абрикосов. Есть неоплаченные счета в ноутбуке. Но нет времени съедать курагу (хотя бы). Ни у Сары, ни у меня. Ее розовые волосы выцветают, а я все реже стараюсь их поправлять. Теперь предугадывать не нужно, она «Сама». Она устала искать новые уголки в моем детстве, поэтому забивается в свой на диване.
«Сар, пойдем на кухню?»
Акт второй — 14 дней изоляции. Нелюди. Она блендер, а я скорлупа ореха. Она меня разрезает на куски, а я ей не даю совершать новые и новые обороты, твердо надоедая и выводя из строя. Зрители сверху жалуются на бурные «репетиции». Где-то покричим громче, чем надо, где-то постучим не тем, чем нужно. А что? Это включено в каждый третий семейный сценарий (нашего подъезда). Поверхностный сценарий: рвем, рвем, а объясниться не можем. После 4-х часов работы в разных углах за разными ноутбуками, с разной музыкой, с разным светом — она зашторивает занавески, а мне темно — ползем на кухню. Идем, потому что привыкли, потому что некуда идти. Запах кураги сводит наши желудки. Хотим есть.
«Сар, дашь курагу?»
Акт третий — месяц. Не играем. На серую кухню ходим по очереди. В 20:17 я на балконе, но не курю (заболел), она смотрит Тарковского. Доедает мешок кураги и кидает взгляды через холодное стекло на мои руки. Давно они разламывали абрикос. Я потерял обоняние и не чувствую даже вонючие голубцы.
«Сара, как пахнет абрикос?»
Сара жует курагу с яростным спокойствием и смотрит через холодное стекло — экрана или балкона, не важно. Она сжевывает каждый кусок тщательно и размеренно, перемалывая изнутри оставшиеся чувства.
«После»
Уже различаю запахи. Приторная курага. Вонючие голубцы… Смотрю на сладкие абрикосы: из всех возможных запахов я до сих пор не чувствую лишь одного… Любви.
А эта болезнь лечится?
