Эта занимательная история приключилась со мной, когда я был еще совсем молод. Упорхнув из родительского гнезда, я везде и всюду искал себе применение. Не знаю, что именно заставляло меня находиться в постоянном беспокойстве, но заметил я тогда это слишком поздно. Поймите меня правильно, я не ищу сочувствия, лишь надеюсь, моя история поможет таким же людям, как и я.
Тот день не задался с самого своего начала. Как бы громко и безутешно не будила бы меня моя Настасьюшка, все никак не могла поднять мое бренное и совершенно бесполезное тело. Мой чувствительный слух уж совсем обострился, глаза беспощадно терзались светом от лампы, а тощие конечности жгло и тянуло. Вся эта уморительная компания подняла из недр моего тела гневное раздражение. Настолько гневное и необузданное, что я позволил себе прикрикнуть на Настасьюшку. Ох, как я виню себя сейчас! Помню только, как она отшатнулась от меня, будто там не ее любимый и любящий Алёшенька, а незнакомый мужик, что ввалился в ее скромную обитель. Я уж было потянулся, но она уже выскользнула из комнаты. Это заставило меня подняться и замельтешив выбежать из скромной квартирки.
Погода, издеваясь, испортилась, хуже некуда. И так хмурое питерское небо, стянуло все облака в округе и проливало свои нескончаемые потоки на крыши домов, повозки с лошадьми и жалкого меня. Не успел я отойти метров так на пятнадцать, как весь вымок. Прошу прощения, не помню своего пути до крохотной аптеки, лишь отрывки, если мое подводящее зрение улавливало что-то кроме мушек, мельтешащих и мешающих. И вот я на месте.
Стянув с себя фрак, и выжав львиную долю его веса, я уселся на свое привычное место. Несмотря на явно смеющуюся погоду, посетители хлопали дверьми все чаще и чаще. Не берусь сказать, что удостоился чести быть всеми уважаем, скорее добрые люди относились ко мне со снисходительностью из-за моего нежного возраста. Тяжкие мысли обручем сдавливали раскалывающуюся голову, а одышка была моим верным спутником до конца рабочего дня. Как только знакомые лица смотрели на меня, то выражая непонятно откуда взявшееся беспокойство, спрашивали меня о самочувствии. С каждым таким вопросом, мне становилось все хуже и хуже. Я чувствовал себя совсем маленьким, имея высокий рост, пусть и худое телосложение. Не заметить перемену, не мог и я. Если раньше я безропотно отказывал морфинистам, то сейчас я выдавал его всем без рецепта. Тошнота подкатывала к опухшему горлу, вода стекала с меня и стекала.
Под вечер, когда смена закончилась, а небо проявило великодушие и избавилось от туч, я вышел из своей норки и принялся идти по дороге к дому. Сценарии где я извинялся перед Настасьюшкой сменяли друг друга так часто, что я уж было не заметил человека, одиноко сидящего возле типографии. Он казался смутно знакомым, как если бы я знал его всю свою жизнь, но было также и что-то неестественно отталкивающее.
Прислонившись, к мокрой стене он сидел, прикрыв глаза. Ни на минуту не медля, я поплелся к нему и присел на корточки, вглядываясь в его лицо. Незнакомец поднял свои глаза, а его губы растянулись в усталой улыбке. Что-то заставило меня взять его под руку и резким толчком поднять его. Он был худ и бледен. Совсем легок, я уж было удивился этому, но из его грудной клетки вырвался такой жалкий звук, что я прижал незнакомца к себе настолько, будто его может сдуть.
Дорога с ним до дома, совсем не запомнилась. Как только я отворил дверь, Настасьюшка поджидала меня обеспокоенно смотря в мои красные глаза.
— Алешенька, тебе бы прилечь, — ее голос был спокоен и ровен, но все ещё громок.
Я хотел возмутиться тому, как она мастерски не заметила молодого человека, который бессознательно повис на моем плече, но вздохнув, удалился в свою комнату.
В ней же я положил незнакомца на свою кровать и уселся у ее подножия. Перетерпев приступ головной боли, я принялся ухаживать за гостем. Расстегнул его фрак и аккуратно стянул с него. Встал и повесил на спинку стула. Повернулся и…
Я закричал. На моей кровати лежал никто иной как я. Моя жалкая грудь сильно вздымалась, лоб покрылся испариной, а конечности потряхивало. Тут я услышал цокот туфель моей Настасьшки. Она бросилось к уже знакомому на кровати и принялась трогать растёртый лоб.
Дальше я провалился в мертвецкий сон. Казалось органы чувств работали на пределе, сначало холодно, потом жарко, потом слишком громко, снова тихо.
Несколько дней я пролежал в горячке. Знакомый врач поставил неожиданный диагноз «Усталость», вот уж не думал, что работать нужно тоже в меру.
