Эту историю рассказал мне мой дедушка несколько лет назад. И я её помню, не хочу забывать.
Как-то вечером в январе в нашем дачном доме мы с дедушкой размышляли о том, что нас ждёт, о том, что нам уготовила судьба и на что мы потратили впустую время. Ожидания «растягивают» бег секунд. Из-за ожиданий: летом мы ждём зиму, а зимой – лето; ждем, когда нагреется чайник; ждем, когда наступят выходные; ждём своей очереди… И даже эта история вновь рассказывает о том, что, вопреки ожиданиям, есть вещи поважнее, о которых не нужно забывать… Как хорошо сидеть в кресле-качалке под плюшевым пледом около камина и пить ароматный чай с молоком и сахаром во время холодной зимней стужи и слушать истории из жизни дедушки. Сокровенность и искренность каждого слова согревала меня не только снаружи, но и изнутри. Под звуки тёплого охрипшего голоса дедушки всё сильней завывала метель на улице, и белый снег засыпал порог дачного домика… В такой момент как раз приятно погрузиться в зимнюю историю дедушки – во времена его «расцвета сил»… Эту историю я запомнил почти дословно, как изложение, и записал, и теперь могу её рассказывать от лица моего дедушки…
«Было это зимой. Снег уже почти не шёл, но его всё равно было очень много. На улице в двенадцатом часу резвились мальчишки и девчонки на салазках, лыжах, коньках. Они метали снежные снаряды, барахтались в снегу, делали ангелов, лежа на мягком белоснежном покрывале, кто-то даже, по глупости, пытался коснуться языком ледяную горку. А я только грустил и грустил о том, что так торопился стать взрослым. Теперь очень об этом жалею.
Я как всегда выполнял доверенную мне домашнюю работу: раскладывал на свои места вещи, подметал, вытирал пыль. Всё это — по поручению своей прекрасной, но иногда немного ворчливой жёнушки. Она и поесть приготовит, и помочь в делах может, но даже эта домашняя, расписанная по минутам повседневность, не может излечить тоску по самому прекрасному, что у меня было и есть…
Как-то наводил я порядок в подвале, как вдруг, наткнулся на старые-престарые санки. Они были резные! Каждую досочку, покрашенную в красный цвет, каждый винтик я сам вкручивал. Стальные поручни и железные полозья выковал мой отец, конечно. Главным удивительным украшением саней была резная, сделанная мной каллиграфическим почерком надпись: «Бутон розы». Она тоже всё ещё была на салазках.
Я с большой радостью притащил их в дом и сказал: «Ну что, Аннушка моя!» (так звали мою жену). «Полюбуйся, что я нашёл» – с улыбкой «до ушей», гордо сказал я. Она в то время мыла пол. Повернувшись ко мне, Анна среагировала так:
– Ты что?! Что это за пыльное хламьё стоит передо мною?! А? Я недавно вымыла здесь пол! А ты!.. Притащил их сюда?!.. Отдай их мне! – сказала она мне совершенно серьезно, будто командир Красной Армии отдал приказ своему подчиненному солдату, и протянула свою длинную руку.
– Аня! Аня! Аня! – сказал я, пытаясь её утихомирить, разводя руками и прикрывая собой салазки. – Ну, ты чего! Это всего лишь санки! Зачем же шум поднимать? Разве тебе легче станет?
– Может и не станет, но этот старый хлам я тут хранить не собираюсь! Выкину их куда подальше, будешь знать, как засорять дом ненужным и бесполезным хламом! – прокричала она на меня. Я же старался не выходить из себя, но за свои санки, с которыми я провёл почти всё своё детство, нужно заступиться.
– Анюта! Аннушка! Дорогая моя! Пожалуйста, прошу тебя, любимая моя, не выкидывай эти санки. Это самое яркое, самое моё радостное воспоминание и последнее, что я помню о своём детстве, о том, как я покорял снежные склоны и горки. Как я со свистом летал по снегу. Пожалуйста, не выкидывай их! Прошу!!.. – умолял я её сберечь мои санки.
– Ничего не хочу даже слышать! Отдай мне их сейчас же!! – прокричала Аннушка.
Я не хотел ей ничего отдавать, но она всё равно продолжала ругаться со мной. Такое периодически бывает. И, неожиданно, она забирает их из моих рук, сказав: «Всё! Моё терпение закончилось! На дрова пущу!! Не увидишь больше свои дурацкие санки! Никогда! И это моё последнее слово!».
Она пошла быстрым уверенным шагом и понесла куда-то мои салазки.
Мне стало ещё грустней, чем прежде. Словно я заболел и не знаю, как излечиться. Думал, что книга мне поможет, но читать иногда просто невыносимо! Облака всё сгущались и сгущались. Как и сумерки, они тоже становились всё темней. А я просто лежал и смотрел на потолок и всё время бормотал: «Бутон розы… Бутон розы…».
Моя жёнушка в то время сидела в своей комнатке и размышляла о произошедшем: «Почему же я на него накричала? Знаю ведь, что не надо было. Знаю, что санки – это самое ценное, что было у него. А я!.. Я накричала и отобрала его санки. Может вернуть ему их? Но… он должен передо мной извиниться за испачканный пол». Вскоре Аннушка заснула.
Ночь. Серебристая луна освещала белый снег и его искры рассыпались по всему широкому полю. Я пытался уснуть. Я не мог так просто лежать, мне становилось не только грустно, но и скучно. И я рискнул! Я встал и побежал искать свои санки. Я выбежал из дома, как вырвавшийся ветер, и направился к старому сараю… Я искал их, искал — искал долго. И вот, наконец-то, в моих руках находятся эти старые, но такие ценные санки.
Приближался рассвет. Он разгонял тучи и утренний неуклюжий туман. Я поднялся на самую высокую горку в деревне и встал навстречу солнцу. Взявшись за верёвочку, усевшись поудобней, я разогнался и поехал. Почти забытые чувства развивающейся скорости саней и бьющего в лицо снега от полозьев санок открывали мне забытый мир детства… Эти чувства безмерного счастья озаряли меня. Я ликовал, я радовался жизни, вспоминая детство, и кричал: «Бутон розы!!! Бутон розы!!!». Под моё ликование проснулась деревня, встала со счастьем и надеждой на грядущий день. Я спустился с горы. Эти секунды окрылили меня, вдохновили на подвиги, но вдруг я вспомнил и о своей любимой Аннушке. Как бы она не кричала, я всё равно её люблю.
И я пошёл извиняться. Я пришёл домой, запорошенный январским снежком. Встал перед своей любимой на колени и сказал: «Аня, любимая ты моя! Прости меня, пожалуйста, что взял санки, что пол запачкал, что делаю иногда что-нибудь не так. Но помни: «Я тебя люблю!». Аня, восхищённая от счастья поцеловала меня и сказала: «Оставляй свои санки! Они хорошие! Будет потом ещё о чём вспомнить! Да?». «Конечно!» – ответил я – «Будем вспоминать! Ведь есть, что вспомнить!».
Потом я ещё много зимних январских вечеров просил дедушку рассказать эту историю в холодный вечер за кружечкой чая. Эти санки и я помню, в детстве дедушка давал мне их, чтобы покататься. Вот так всё сложилось. То, что я запомнил – я записал и ни за что не забуду!..
Эту историю рассказал мне мой дедушка несколько лет назад. И я её помню, не хочу забывать.
Как-то вечером в январе в нашем дачном доме мы с дедушкой размышляли о том, что нас ждёт, о том, что нам уготовила судьба и на что мы потратили впустую время. Ожидания «растягивают» бег секунд. Из-за ожиданий: летом мы ждём зиму, а зимой – лето; ждем, когда нагреется чайник; ждем, когда наступят выходные; ждём своей очереди… И даже эта история вновь рассказывает о том, что, вопреки ожиданиям, есть вещи поважнее, о которых не нужно забывать… Как хорошо сидеть в кресле-качалке под плюшевым пледом около камина и пить ароматный чай с молоком и сахаром во время холодной зимней стужи и слушать истории из жизни дедушки. Сокровенность и искренность каждого слова согревала меня не только снаружи, но и изнутри. Под звуки тёплого охрипшего голоса дедушки всё сильней завывала метель на улице, и белый снег засыпал порог дачного домика… В такой момент как раз приятно погрузиться в зимнюю историю дедушки – во времена его «расцвета сил»… Эту историю я запомнил почти дословно, как изложение, и записал, и теперь могу её рассказывать от лица моего дедушки…
«Было это зимой. Снег уже почти не шёл, но его всё равно было очень много. На улице в двенадцатом часу резвились мальчишки и девчонки на салазках, лыжах, коньках. Они метали снежные снаряды, барахтались в снегу, делали ангелов, лежа на мягком белоснежном покрывале, кто-то даже, по глупости, пытался коснуться языком ледяную горку. А я только грустил и грустил о том, что так торопился стать взрослым. Теперь очень об этом жалею.
Я как всегда выполнял доверенную мне домашнюю работу: раскладывал на свои места вещи, подметал, вытирал пыль. Всё это — по поручению своей прекрасной, но иногда немного ворчливой жёнушки. Она и поесть приготовит, и помочь в делах может, но даже эта домашняя, расписанная по минутам повседневность, не может излечить тоску по самому прекрасному, что у меня было и есть…
Как-то наводил я порядок в подвале, как вдруг, наткнулся на старые-престарые санки. Они были резные! Каждую досочку, покрашенную в красный цвет, каждый винтик я сам вкручивал. Стальные поручни и железные полозья выковал мой отец, конечно. Главным удивительным украшением саней была резная, сделанная мной каллиграфическим почерком надпись: «Бутон розы». Она тоже всё ещё была на салазках.
Я с большой радостью притащил их в дом и сказал: «Ну что, Аннушка моя!» (так звали мою жену). «Полюбуйся, что я нашёл» – с улыбкой «до ушей», гордо сказал я. Она в то время мыла пол. Повернувшись ко мне, Анна среагировала так:
– Ты что?! Что это за пыльное хламьё стоит передо мною?! А? Я недавно вымыла здесь пол! А ты!.. Притащил их сюда?!.. Отдай их мне! – сказала она мне совершенно серьезно, будто командир Красной Армии отдал приказ своему подчиненному солдату, и протянула свою длинную руку.
– Аня! Аня! Аня! – сказал я, пытаясь её утихомирить, разводя руками и прикрывая собой салазки. – Ну, ты чего! Это всего лишь санки! Зачем же шум поднимать? Разве тебе легче станет?
– Может и не станет, но этот старый хлам я тут хранить не собираюсь! Выкину их куда подальше, будешь знать, как засорять дом ненужным и бесполезным хламом! – прокричала она на меня. Я же старался не выходить из себя, но за свои санки, с которыми я провёл почти всё своё детство, нужно заступиться.
– Анюта! Аннушка! Дорогая моя! Пожалуйста, прошу тебя, любимая моя, не выкидывай эти санки. Это самое яркое, самое моё радостное воспоминание и последнее, что я помню о своём детстве, о том, как я покорял снежные склоны и горки. Как я со свистом летал по снегу. Пожалуйста, не выкидывай их! Прошу!!.. – умолял я её сберечь мои санки.
– Ничего не хочу даже слышать! Отдай мне их сейчас же!! – прокричала Аннушка.
Я не хотел ей ничего отдавать, но она всё равно продолжала ругаться со мной. Такое периодически бывает. И, неожиданно, она забирает их из моих рук, сказав: «Всё! Моё терпение закончилось! На дрова пущу!! Не увидишь больше свои дурацкие санки! Никогда! И это моё последнее слово!».
Она пошла быстрым уверенным шагом и понесла куда-то мои салазки.
Мне стало ещё грустней, чем прежде. Словно я заболел и не знаю, как излечиться. Думал, что книга мне поможет, но читать иногда просто невыносимо! Облака всё сгущались и сгущались. Как и сумерки, они тоже становились всё темней. А я просто лежал и смотрел на потолок и всё время бормотал: «Бутон розы… Бутон розы…».
Моя жёнушка в то время сидела в своей комнатке и размышляла о произошедшем: «Почему же я на него накричала? Знаю ведь, что не надо было. Знаю, что санки – это самое ценное, что было у него. А я!.. Я накричала и отобрала его санки. Может вернуть ему их? Но… он должен передо мной извиниться за испачканный пол». Вскоре Аннушка заснула.
Ночь. Серебристая луна освещала белый снег и его искры рассыпались по всему широкому полю. Я пытался уснуть. Я не мог так просто лежать, мне становилось не только грустно, но и скучно. И я рискнул! Я встал и побежал искать свои санки. Я выбежал из дома, как вырвавшийся ветер, и направился к старому сараю… Я искал их, искал — искал долго. И вот, наконец-то, в моих руках находятся эти старые, но такие ценные санки.
Приближался рассвет. Он разгонял тучи и утренний неуклюжий туман. Я поднялся на самую высокую горку в деревне и встал навстречу солнцу. Взявшись за верёвочку, усевшись поудобней, я разогнался и поехал. Почти забытые чувства развивающейся скорости саней и бьющего в лицо снега от полозьев санок открывали мне забытый мир детства… Эти чувства безмерного счастья озаряли меня. Я ликовал, я радовался жизни, вспоминая детство, и кричал: «Бутон розы!!! Бутон розы!!!». Под моё ликование проснулась деревня, встала со счастьем и надеждой на грядущий день. Я спустился с горы. Эти секунды окрылили меня, вдохновили на подвиги, но вдруг я вспомнил и о своей любимой Аннушке. Как бы она не кричала, я всё равно её люблю.
И я пошёл извиняться. Я пришёл домой, запорошенный январским снежком. Встал перед своей любимой на колени и сказал: «Аня, любимая ты моя! Прости меня, пожалуйста, что взял санки, что пол запачкал, что делаю иногда что-нибудь не так. Но помни: «Я тебя люблю!». Аня, восхищённая от счастья поцеловала меня и сказала: «Оставляй свои санки! Они хорошие! Будет потом ещё о чём вспомнить! Да?». «Конечно!» – ответил я – «Будем вспоминать! Ведь есть, что вспомнить!».
Потом я ещё много зимних январских вечеров просил дедушку рассказать эту историю в холодный вечер за кружечкой чая. Эти санки и я помню, в детстве дедушка давал мне их, чтобы покататься. Вот так всё сложилось. То, что я запомнил – я записал и ни за что не забуду!..
