«Человек рождается, чтобы радоваться жизни.
Смотри, какое чистое небо, какая весна, смотри, сколько на земле интересного…»
Памяти Владислава Крапивина
посвящается.
Ноготков на даче в то лето было море… По утрам я вылетала из дома к клумбам, выбирала из бахромчатых волн один душистый бутон и закладывала его стебелёк за ухо. Наверное, смешно смотрелось… Но мне слишком нравилось осознание «у меня в волосах собственное солнышко!», чтобы отказаться от этой летней прихоти. Дни текли – беззаботные жёлтые глаза лепестками ловили солнце, раскрывались, провисали к земле, отцветали, оставляя дозревать лишь серединки с семечками, действительно похожими на ноготки того доброго лекаря из русского народного сказания… Грустная легенда… После того, как чудодей был отравлен завистниками, его тело принесло людям последний дар – целебные цветы, выросшие из-под ногтей… Будучи маленькой, я приходила в ужас от этой истории: а вдруг из моих пальцев тоже вырастут цветы!?
Тем летом мне исполнилось семнадцать и, по юношеской наивности, я полагала, что не имею права бояться своего впечатлительного воображения. Зато он боялся…
Он — мальчишка лет пятнадцати, внук новой соседки. Я как раз срывала традиционный цветок с клумбы у изгороди, когда облегчённо громыхнул о землю велосипед, и мальчик с криком «Эге-гей! Бабушка, где ты!? Я приехал!!!», побежал по её саду, смешно раскидывая руки и трогая всё, что попадалось на пути. Сначала мне было ничуть не совестно смотреть на мальчика через металлическую сетку забора. Тут он резко затормозил и вцепился взглядом в меня, стоящую среди моря желтых ноготков. Потом насупился, отвернулся и, медленно переставляя ноги, пошёл в обратном направлении… Мне стало почти стыдно за подсмотренное распахнутое счастье. Я хотела было примирительно улыбнуться, мол «что же тут такого», но мальчишка уже скрылся.
Как раз тогда я начала читать «Убить пересмешника» Ли Харпера, и этот мальчишка, день ото дня, почему-то всё больше напоминал мне маленького Страшилу Редли. Нелюдимого, дикого и неадекватного… Каждый день он прямо-таки шарахался от изгороди, в том месте, где я стояла, когда смутила его. Может это просто какая-то мальчишеская примета, как, например, в книгах Крапивина, желтая нитка на безымянном пальце ноги?
Я решила, что завтра спрошу мальчишку и заодно узнаю, как точно его зовут. Слышала, как соседка кричала то ли Юрик, то ли Юлик… Да и вообще, надо бы извиниться за мой «шпионский провал». Может, он всё же хороший ̶ можно будет с ним иногда болтать. Единственный подросток на улице всё-таки…
Утром, сразу после семейного завтрака, я выбежала босиком по ступенькам нового соснового крыльца, потом по траве и к цветам.
Я совместила имена и позвала: «Юльрик!..»
– Ну привет… Чего тебе? Меня, вообще-то, Юлием зовут, – тут же раздалось за соседскими кустами смородины. Мальчик собирал темные спелые ягоды.
Я сделала вид, что не заметила его неприветливости – может он все еще чувствует себя неловко от того, что я видела его, несущегося и сияющего от детского безудержного счастья… Мне казалось, что мальчики в его возрасте болезненно переносят ситуации, когда посторонний видит их без напускной взрослости, которую они гордо лелеяли и примеряли к себе…
– Тогда рада знакомству! Я – Юля. Забавное совпадение, правда?
Мальчик промолчал.
– Юлик, я пришла извиниться за то, что видела, как ты… – мне вдруг расхотелось признавать свою вину. – Что я такого сделала? Почему ты так груб!? Некрасиво так разговаривать! Подойди!
И зачем я тогда так глупо сказала… Как старшая сестра, воспитывающая малолетнего брата…
– Не могу… – он говорил с неохотой, как-то через силу.
– А в чём дело? – сразу смягчилась я.
– Ты не поймешь…
– Всё же попробуй, объясни. Я не слишком взрослая для детских примет! – отчеканила я, скрестив руки на груди.
– Примет? Да… Эти цветы… Желтые… Когда много желтых цветов… это к беде…
– Да? А разве желтый – это не цвет радости?
– Нет! – упрямо отрезал Юлик.
– Ты что, это же не просто цветы, а ноготки! Они особые… по-доброму магические… древние славяне их целыми гирляндами вешали у входа в дом! – стала защищать свои цветы я. – Не бойся, подойди… Хватит прятаться за кустами!
Мальчик встал в полный рост… Зажмурившись и ощупывая кусты, пошёл между ними в моём направлении.
– Чего ты хотела? Извиниться за что-то?
– Ну, да… Прости, что… – начала было я.
– Зачем ты посадила эти цветы!? Они жёлтые! И неважно как они там называются!
Его лицо выражало такую глубокую, остервенелую боль, что мне стало по-настоящему страшно!
– Юлик, милый! Что у тебя там? – раздался голос соседки.
Он, стоя по-прежнему с закрытыми глазами, тут же переменился в лице. Не говоря ни слова, резко повернулся ко мне спиной и пошёл на зов бабушки, вколачивая пятки в гравий дорожки.
Я, совершенно ничего не понимая, перебирала лепестки ноготков: «Он же совершенно не в себе! Зачем я только полезла извиняться…»
Как бы ни старалась, я не могла ясно обдумать произошедшее, то ли что-то упуская, то ли не догадываясь о чём-то…
Мне было спокойнее вернуться к обычной летней жизни, семье и утренним цветам…
Спустя неделю в ноготках я обнаружила крохотную травяную куколку, обернутую в зелёную материю, цвета моего любимого садового платья…
Аккуратненькая, травинка к травинке, Берегиня-травница явно была подарком… Неужели от Юлика?
Недолго думая, я решила поиграть в куклы. На полочке над изголовьем своей кровати я сделала постельку из сушеной аптечной ромашки. Подушечка получилась из белоголового одуванчика, а простыней стал платочек с вышивкой. Приятно ощутить себя ненадолго маленькой девочкой: укладывать куклу спать, а потом ложиться самой…
Засыпая в ту ночь, я думала: «Теперь мальчишка просит прощения у меня…»
***
Следующим утром я снова вышла на крыльцо, и побежала к цветочным солнышкам…
Что-то мелькнуло над моей головой. Я резко вытянула руку в воздух…На ладони лежала Птица счастья, сделанная из бересты.
– Похоже Юлик мастер на все руки! – вслух подумала я.
– Спасибо, Юля…
Мальчик сидел на крыше дома и болтал ногами. Вихрастый, темноволосый, почти без усилия улыбающийся над чем-то мне неведомым.
– Юль! – позвал Юлик. – Наверное, я был страшен тогда, ага?!
Он проговорил это со смехом и сожалением. Сдержанный, мудрый, взрослый, несмотря на летающие взад-вперёд над землей босые ноги.
– Нет… ну, то есть… да… Ты расскажешь, что случилось?
– Зачем? Сейчас это совсем неважно…
– Как скажешь… – мне самой совершенно не хотелось развивать эту тему. Я заметила, что мальчик по-прежнему старательно отводил взгляд от цветов.
– Ты читала «Миллион и один день каникул» Велтистова?
– Нет. Посоветуешь?
– Да, интересно. Но не в этом дело! У нас-то свободных летних дней не миллион… Сегодня уже тридцать третий день каникул! Так не будем тратить время!
С этими словами он, взбрыкнул ногами и кувыркнулся с крыши!
– Юлик! Ты чего?! – закричала я, тут же зажав ладонью рот.
Правда, домик был низенький, одноэтажный – лететь не очень высоко. Но всё же…
– Да тут я, тут! Жив-здоров. Какие же вы девчонки… пугаетесь из-за всего!
– Юлик, а ну не кочевряжься перед девушкой! – старушка вышла на крыльцо и смеющимися глазами глядела на уже вскочившего с травы, как Ванька-встанька, мальчишку.
– А я и не думал, бабушка!
– Юленька, идём к нам чай пить…
– Не, не ходи! У нас есть, для начала, дела поинтереснее! А к вечеру можно и чай, так и быть…
***
Дальше дни пошли непохожие один на другой… Будто я кидала бумеранг, и каждый раз он летел по новой траектории.
Садовой девчонкой я была давно, но чтобы носиться по лесам… Теперь было и такое! Чего мы только не делали, куда не забирались…
Юлик научил меня лазить по деревьям, когда мы собирали чагу с берёз. Правда, потом я вся была в мелких царапинках, а кожа в местах соприкосновения с березовой корой словно покрылась белой въедливой пудрой. Но это всё пустяки! Я была хорошей ученицей, и совсем не ныла!
По вечерам мы медленно прогуливались в лесу, в тех низинах где быстро скапливается белая туманная мгла… Мне не было страшно. Наоборот! Приятно разыгрывалось воображение, и мы по очереди представляли кого-то в тумане. Мне виделся Кот-Баюн – Юлик представлял Леголаса. Мне, в вертикально торчащих ветвях поваленной сосны, померещится пасть дракона, а Юлик увидит рыцаря.
Мы мастерили обереги и плели корзинки, сушили мох, брусничные листья, полынь…
Как-то раз Юлькина бабушка научила нас по-особому крепко плести венок. У меня получился красивый, из полевых колокольчиков, и я незамедлительно напялила его Юлику на голову…
Мы смеялись до упаду и подолгу молчали. Одно жалко: теперь я не носила жёлтый цветок за ухом…
Что же там такое было у Юлика с этой паранойей к желтому цвету? Я не спрашивала. Но однажды вечером он рассказал мне сам…
***
Юлику было четырнадцать… Последний день августа… Он, мама с папой и маленькая сестрёнка возвращались из деревни. Предвечернее солнце спокойной желтизной заливало поля по обеим сторонам гладкой и пустой дороги… Все глазели в окна и умиротворённо молчали. Папа тихонько запел:
– А ну-ка песню нам пропой, веселый ветер, весёлый ветер…
– Моря и горы ты обшарил все на свете… – почти прошептал Юлик, чтобы не спугнуть счастье.
– И все на свете песенки слыхал! – прогорланила маленькая Катюшка.
Воздух в машине взорвался общим оглушительным хохотом. Громче всех звенел смех сестрёнки, прижимавшей к себе большущий букет махровых жёлтых цветов.
Отсмеявшись, все снова притихли. Юлику казалось, что эхо веселья всё ещё пульсирует у кромки поля, когда Катюша восхищенно вскрикнула:
– Юик, смотри, сова!
Птица врезалась в лобовое стекло… Отец резко крутанул руль и… Ничего не стало…
Машину нашли в кювете только следующим утром. Юлик был без сознания, но жив. Единственный…
***
Больше Юлик не стал ничего рассказывать. Добавил только:
– Когда я увидел эти жёлтые цветы… И тебя… Она, когда выросла, была бы такой же… Такой же красивой… Но я уже не боюсь жёлтых цветов… Понимаешь?
Я понимала.
Он сунул мне что-то в руку и ушёл к светящимся окнам дома. Стемнело, но очертания предмета я разглядела. Отполированное деревянное сердечко.
Я пошла следом за Юликом.
Сейчас действительно наступил вечер, когда можно пить чай…
