Я родился в маленьком поселке городского типа. Это место так и кричало: «Анархизм рулит!», сплевывало под ботинки и раскрывало в широкой и доброй улыбке окровавленный рот с выбитыми зубами, раскрывало грязные сломанные руки для нежных объятий.
Я искренне любил его с его старыми ржавыми горками, серым народом, который всегда был рад мне. С его пыльными зданиями, глубокими морщинами на дорогах, вероятно, от частой улыбки, его печально-добрым взглядом старых балконов, где вместо бельевых веревок натягивали солнечные лучи, и его прочным белым воздухом. Я любил высокие и пышные деревья. Весь город просто утопал в природных садах. Наверное, от этого в моем воспоминании он предстает темным и тихим, где иногда пробивается линия прочного блестящего солнца.
Мои драки, поцелуи, гордость и печаль остались в этом городе.
Я вырос здесь. Вместе с моим детством и юностью я исследовал это место раз за разом, вспахивая пыль на дороге на велосипеде. Я любил поле, нетронутое маленькими многоквартирными домами. Любил васильки, которые росли в том поле, и которые я всегда дарил своей матери. Я любил огромное окно в своей маленькой комнатке и любил провожать далекие электрички на станции.
Детство… В детстве деревья кажутся выше, дороги длиннее, озера чище и глубже, а небо шире.
Но я вырос и уехал. Потому что родители говорили, что будущего здесь мне не сыскать. Я вырос и сам понимал, что могу погубить свою жизнь, если останусь здесь. И как бы я ни любил свой дом, я уехал. Мне было восемнадцать лет.
Я уезжал в большую жизнь на маленьком поезде. Я мало что помню о той поездке, кроме того, что я все глядел в окно, не переставая, но оно не было похоже на окно в моей комнате. Оно было маленьким и показывало не то, что я привык и то, что я хотел. Оно показывало то, что должно было показывать. И я видел то, что должен был видеть.
Большой город предстал передо мной во всей своей серьезной и грандиозной ярости. Солнцу было стыдно восходить здесь. Всюду сновали люди, машины, черный дым и злобный оскал ужасной гнили, и кипяток жизни. Я испугался. Ужасно испугался, ведь я вырос, но не повзрослел и не знал, как действовать.
Не засыпая, а задыхаясь в маленькой черной комнатушке, которую снисходительно называли новым общежитием для иногородних студентов, я не чувствовал, что мне тяжело. Я знал, что однажды вернусь домой. Но также я знал, что не могу вернуться туда прежним человеком, ведь иначе в этом не будет никакого смысла. И я стал прорываться через черный дым и черных людей, имея в себе цель – вернуться домой.
Я понимал, что не смогу выжить в городе, если продолжу всего пугаться и избегать его правды. Я решил противостоять его котлу, в который он норовился меня бросить, чтобы я варился вечность. Я брыкался в его когтистых лапах и харкал раскаленной кровью в его глаза. Я научился ненавидеть. Я научился рисковать. Но я делал это не так, как другие – они отдавали свое сердце за это знание, а я будто врал всем вокруг, что я такой же, как они. Я не мог сжечь свою душу, ведь там покоилась моя цель.
Моя голова начала болеть.
И я ненавидел. Я рисковал. Я стал хитрым и изворотливым, я предавал тех, кто предавал меня. И не заметил, как начал делать все это всерьез.
Я действительно возненавидел всех, я предавал уже без смысла, я брызгал кровавой желчью во всех. Я стал другим человеком.
Мне нигде не было места. Меня не ждали ни на работе, ни в клубах, даже в собственной квартире. Но и на улицах оставаться не позволяли. Я хотел затеряться в городе. Но и в небытие города я не был никому нужен. Я не был нужен даже самому себе.
Ночью я думал, что я меняюсь, я вольно кидаюсь в котел, в который изо всех сил старался не попасть. Я не должен был становиться тем, кто я есть сейчас. Я все ждал, когда смогу начинать исполнять свою цель, но рогатый повар, помешивая варево котла, убеждал меня отложить это дело и не слушать того, кто нашептывает мне о возвращении. Он говорил мне: «А как же ты вернешься? Разве ты уже стал человеком?». И я слушался его. Я начал топить свои мысли в ночных развлечениях, день за днем убивая в этой войне частичку души, которая сохраняла мою цель. Она почти достала до нее и вцепилась когтями ей в горло. Частью себя боялся этого, а другой части было все равно.
Я умирал.
Я понял, что давно не глядел в окно. Проснувшись однажды не в своей квартире, с головой, больной, будто из нее уже растут рога, я увидел окно. Оно было большим, во всю стену, но все равно меньше, чем в моей комнате.
Оно показывало то, что я должен был видеть. Серый и большой город. Пыль и пустота. И я в отражении. По моему лицу текли не то слезы из глаз, не то кровь с рогов. Душа была уничтожена полностью. Оставалась одна цель. Но она была обнажена, и уже я сам должен был защищать ее ото всех.
Я покинул квартиру прекрасной незнакомки и взял самый близкий билет домой. Я уехал. Мне двадцать восемь лет.
Я взял свою цель на руки и лелеял, как маленького ребенка. Я хотел вернуться домой, как можно скорее. Я чувствовал себя нищим блудным сыном, но все равно возвращался.
Я не запомнил поездку. Я снова смотрел в окно поезда и следил, как покидаю город и возвращаюсь домой. Я чувствовал, как моя душа возвращается ко мне так же, как я возвращаюсь домой.
И вот я дома. И я вижу – все изменилось. Деревья стали ниже, дороги короче, озеро измельчало, и лишь небо осталось прежним, хотя и в нѐм я видел малозаметные изменения. Все те же сбитые костяшки ветвей и все та же густая шевелюра облаков и листвы, все те же крепкие солнечные лучи и те же васильки в поле. Мое бедное поле… Как я мог оставить его так надолго?
Мои родные места… Глаза-балконы и руки-калитки, я вернулся к вам!
Я бежал домой, будто из школы. Мои ботинки ступали сквозь синий туман, гуляющий близко к земле.
Я дома… И вот моя рука стучит в дверь, пока кровь стучит в руке, а мысли в голове. Моя цель свершается… Ох, и влетит же мне от рогатого начальника, что запрещал мне это! Но он уже безразличен мне. Я разучился даже ненавидеть.
Дверь открывается, а на пороге мама. Чѐрт, она же не ждала меня… Но она обнимает меня так крепко, что я забываю, что меня не должны ждать. Дома всегда ждут.
Мама даже не замечает васильков в моей руке, ведет в дом, к отцу. Как же давно я не видел улыбки, не слышал смеха… А главное – сам не делал этого.
Оказалось, окно в моей комнате никогда не было большим. Но я снова увидел в нем то, что хотел. Я увидел низкие добрые дома, ветки-ладони, приветливо тянущиеся к стеклу, увидел себя в отражении. Голова не болела… Рога разбились еще на вокзале.
Я шел по улицам, как в детстве, и смотрел на все, как ребенок. Я думал, что если бы не вернулся, то исчез бы. А если бы не уехал, то исчез бы еще скорее.
Это место занимало во мне особое место. А я смог занять место только здесь.
Душа вновь выросла, расцвела, как деревья на родных улицах. Моя цель свершилась. Я вернулся домой.
