XII Международная независимая литературная Премия «Глаголица»

Это был примерно девятнадцатый век. Тогда я уже сполна наигрался в бильярд с вами и с собой и мне стало скучно. Это было всего несколько столетий назад, а я был так жив…В общем, в некоторых окрестностях уже ходили слухи о бильярдном бесе. Не скажу, что это был какой-то кабак…а в общем-то и так. Как сейчас помню: много людей и голосов, стуки посуды, за окном темно, и я — молодой, бледный, лохматый юноша в потертой старой жилетке и серой рубахе.

Я тогда зашёл, и сразу к бильярдному столу. Там все были свои, а я один нет. Кто-то рядом иногда заглядывал подозревающе мне в лицо, но игра интересовала их больше. И, кстати, играли действительно неплохо. По крайней мере, один из них.

Я спросил у соседей о нём, оказалось, этот человек играет лучше всех в округе. Рассказывали невероятные истории о том, что он тренировался очень упорно и имелось у него только одно место, где он мог это делать: там сукно было бугристое, кий неровный, а он тренировался и достиг такого мастерства, что хоть палкой обломавшейся забьёт шестнадцать шаров сряду. Мне стало интересно. Недолго длилась игра, я тут же заявился. Когда выяснилось, что мне не нужно денег, вокруг стола зашушукались. Все-таки у бильярдного беса было три особенности: первая — он мастерски играет, вторая — он никогда ни на что не играет, третья — колдовство.

Гордый молодой человек согласился играть. По жребию я разбивал пирамиду. Помню, как я поставил руку на изношенное сукно и как сильно пахло успехом, впрочем, это было довольно интересно, я забил шар в угловую лузу и подбил пирамиду. Ну и так партию с кия.

Соперник в это время стоял неподвижно и сурово наблюдал. Мне показалось, он был уже не так уверен, но гордость не покидала его.

Я отошёл от стола с довольной улыбкой, поправляя жилетку. Он тоже забил на разбое и восемь шаров зашли с кия. Следующую партию я снова сыграл с кия. В следующей он забил четыре шара.

Я подошёл, хорошенько намелил наклейку и сыграл, вроде, правый боковик, партия снова была моя. Лицо его начало меняться, мне было очень весело, зрители не отрывались от стола.

Я снова сыграл партию. Потом он забил семь шаров, сделал неудачный выход и пришлось играть что-то сложное. Он решительно сосредоточился и не забил. В этот момент в его взгляде была почти ярость. Мне оставалось выиграть одну партию. Соперник скрестил руки и ноги и нахмурился.

Мне вдруг стало интересно, и азарт во мне проснулся, на третьем шаре я нарочно промахнулся, кажется, он это заметил. Сыграл один шар на угол с переходом на центр, потом оттуда свой, а потом тоже вроде на угол чужой через стол. Затем отыгрался. Я забил какой-то невероятный абриколь, все были в восторге. Потом что-то с вращением. Затем, на четвёртом шаре опять нарочно промахнулся, мне кажется, меня сдала моя улыбка, он сверкнул глазами и забил два шара. Затем я два шара. Он забил один неожиданный на центр, испарина выступила у него на лбу, потом еще более неожиданный, я был весь во внимании. Но дальше у него не пошло. Я выбрал самый сложный из возможных вариантов и холодно закончил игру. Все твердили, что такого у них еще не было, стали предлагать мне распить с ними и поговорить. У соперника было такое лицо, будто он очень давно не проигрывал и не привык к этому, как я. Кровь прилила к его щекам и он, казалось, хотел уйти, но остался. Сел где-то в углу один.

Меня стали угощать, говорить, что такой игры они ещё не видали, впервые за много лет Зелó кто-то обыграл (отсюда-то я и узнал его имя), стали спрашивать откуда я, ведь я не здешний. Я с ними говорил и выпивал. Мне стало повеселее, и я сказал:

— Хотите, судари, я вам покажу что-то более интересное, чем резаный дуплет?

Они, конечно, заинтересовались, я с хитрой улыбкой взял ближайшую бутылку.

— Попробуй, батюшка, водка?

— Водка, — с удивлением отвечал мужик. Я взял бутылку и у всех на виду налил из нее в стопку кальвадос, дав затем попробовать тому же мужику. Он только глаза выпучил.

— Ба! Это что еще такое?

— Это, батюшка, кальвадос, ты видно не пробовал? — я взял рюмку и довольно сделал глоток. Почти все тотчас пожелали попробовать. Я метнул взгляд в угол, где сидел Зело, он поймал мой взгляд, и скоро кровь опять прилила к его щекам, но глаза смотрели так же сурово. Мы выглядели оба, как юнцы, но только он действительно был юноша, а мне было уже двадцать с лишком столетий. У него все чувства играли и были в расцвете, а я уже доигрывал. Несколько веков доигрывал, потому что я умер, когда у меня был расцвет.

Мы играли в карты и разговаривали о разном, но мне и это скоро наскучило. Я вышел. Была свежая ночь, звезды мерцали, я потянулся. На крыльцо вышел Зело. Он подошёл, и этот суровый взгляд ко мне приблизился. У него щеки немного пылали, и это мне нравилось.

Я смотрел спокойно ему в глаза, ожидая, что он что-то скажет. Ждать пришлось недолго.

— Ты нарочно тогда промахнулся.

— Так и знал, что ты об этом, ну, положим, нарочно.

— …

— Так игра была интересней, — я равнодушно достал сигару, которую мне кто-то отдал в кабаке. Он дышал дымом и все смотрел на меня, было видно, что он очень зол, но на что именно не понятно ни ему ,ни мне.

— Ты, верно, пьян, мальчик, — я на него посмотрел, — ступай лучше.

Здесь его лицо приобрело такой вид, словно он сейчас всадит мне прямо в нос, но он лишь вспыхнул пуще прежнего и ушел.

Я улыбнулся и не стал докуривать сигару. Я гулял почти всю оставшуюся ночь в округе, а затем отправился обратно в загробный мир. Но это место я запомнил и на следующий вечер снова явился туда.

Ночь была так же свежа, голоса такие же оживленные. Это место было очень отдаленным и милым, я заряжался от одного вида этого старого заведения под луной, и было очень весело несмотря на то, что соперников толком и нет.

Зело сначала смотрел, как я всех обыгрываю, а потом захотел реванша, и я обыграл его всухую. Он снова нахмурился и сел вдали, но уже не в самый угол.

Потом я снова стал сидеть, говорить и распивать.

— Смотри, что этот господин вытворить может, он сейчас из бутылки водки нальет нам кавальдос, — объяснял мужик кому-то.

— Не кавальдос, батюшка, кальвадос, — я улыбнулся.

— Ну, да, кальвадос, разливай!

Я разлил всем кальвадос и вспомнил, как вчера смотрел на Зело, и в этот миг мой взгляд метнулся туда же. Он смотрел на бутылку. Я закричал ему:

— Эй, Зело! Ты не хочешь отведать французского кальвадоса? — мне почему-то было забавно, он посмотрел, как всегда, хмуро и ничего не отвечал. Я пожал плечами и долго еще играл в карты. Под конец одной из партий кто-то тронул меня за плечо, это был Зело.

— Я намерен обыграть тебя, — выговорил он с трудом.

— Садись, — место напротив меня освободилось, он сел. Я играл и не смотрел на чужие карты, чтобы было интересно, а теперь мне захотелось выиграть его так же, как в бильярде. И это у меня вышло, я видел все его карты и планы насквозь. Впрочем, они были довольно умны.

Когда он проигрался (что произошло довольно быстро), он выглядел так, будто готов был разорвать эти карты в клочья. Я улыбнулся:

— Только здесь давай без реванша.

Он метнул своим яростным взглядом и встал. Совершенно неожиданно его кулак полетел мне в лицо, благо, я успел увернуться и удар пришелся в плечо. Тем временем я ударил его в нос и уже схватил за воротник. А у него кровь пошла носом. После смерти это был первый случай, когда я дрался до крови. Я отпустил ворот, Зело побледнел, и его взгляд теперь был удивленным. Кровь уже текла по его приоткрытым губам.

Он сжал кулаки и ушел на второй этаж. Спустя мгновение мы продолжили играть в карты и пить, только все делали вид, что забыли. А впрочем, они могли забыть. Потом я снова вышел на улицу. Я, помнится, бродил по ночному полю недалеко, а под утро, на закате ко мне пришла записка через прислужника.

Этот юнец вызвал меня на дуэль, даже не знаю, я больше удивился или развеселился. «Где ты пистолеты-то возьмешь? И неужто ты не видел, что я не человек вовсе?»

В записке меня просили прийти в кабак, и я тут же вернулся. На крыльце я встретил курящего старика, вроде как, владельца заведения, он жил тут на втором этаже. Он велел мне приходить сюда на рассвете. Мы немного постояли молча под луной, потом он ушел.

Я отправился к себе. До утра думал об условиях дуэли, о старике. Я все прекрасно понимал, но у меня в голове была пустота, ветер, туман.

Полоска света только начала появляться на горизонте, когда я подходил к кабаку. На крыльце стояли Зело и тот же старик. У него в руках был потертый чемоданчик. Мы отправились на место.

Всю дорогу Зело был необычайно бледен. Дед хмуро молчал, глядя под ноги. Я подскочил к нему:

— Вы бы его заперли или сказали, что я отказываюсь, или он вам совсем не дорог?

— Что он, животина что ли какая? Я-то его знаю, — старик бубнил.

— Право, это смешно…

Тот только вздохнул.

— А что же он сам ничего не говорит? — я улыбнулся и наклонился, чтобы заглянуть Зело в лицо. Он покраснел, но резко посмотрел на меня:

— А за меня пуля все скажет.

    «Ну, это ты зря затеял, — думаю, — я с пулями дружу…».

     Мы пришли на место. Барьер в десять шагов. Старик достал дульнозарядные парные револьверы. Уже начали двигаться. Зело стал бледнее мертвеца. Я даже с пятнадцати шагов видел, как у него рука трепетала, и каким-то образом он умудрился всадить мне пулю аккурат в лоб. Я тотчас выстрелил и попал ему туда же. Вот только он был юноша, а мне было уже двадцать с лишком столетий…

    Я вытащил пулю из своего лба и положил ему в окаменевшую руку. В его лице застыло удивленное напряжение. Старика и след простыл, поэтому этот револьвер я оставил себе. На память.