Посвящаю своей прабабушке, Марии Афанасьевне Лебедевой, которая во времена Великой Отечественной войны стала операционной медсестрой, а затем хирургом в 1130 эвакогоспитале. Она прошла всю войну, награждена орденами и медалями, в том числе орденом Отечественной войны II степени. В 1969 переехала в Брянскую область со своей семьей и работала хирургом в Почепской ЦРБ до восьмидесяти лет.
Пусть её история вдохновляет нас на добрые дела и служит напоминанием о том, что каждый может стать источником света для других. Думая об этом, я чувствую её присутствие рядом, как будто она шепчет мне: «Береги жизнь и люби людей».
1
Аромат свежескошенной травы смешивается с запахом теплого дерева, наполняя воздух ощущением жизни. Сквозь утренний туман пробивается свет, и Владимир Егорович Кудрявцев, возвращаясь на заре с сенокоса, ощущает, как его душа наполняется счастьем. Природа дышит, она почти залечила свое военные раны. «Мир, как и люди, нуждался в исцелении, и теперь он почти восстановился. Несмотря на все испытания, жизнь всегда найдет способ возродиться. И теперь я счастлив, потому что рядом со мной те, ради кого я живу», — думал Владимир.
Его сердце наполнила теплота, когда он вспомнил о Марии Афанасьевне. Женщина всегда была для него опорой, и он знал, как сильно она любит его дочь. Каждый день они вместе строили свою маленькую жизнь, полную забот и радости. Глядя на поле, он заметил яркие цветные пятна: это были её любимые цветы. Он остановился, чтобы полюбоваться ими: нежные васильки, яркие ромашки и колокольчики тихо покачивались на ветру. Осторожно наклонившись, он начал собирать букет. По пути домой Владимир Егорович представлял, как она будет смеяться оттого, что он снова подарил ей цветы, как в старые добрые времена. Сейчас дома спит его дочка, Марья Афанасьевна уже ушла в больницу. Скоро идти на работу в город. Устал, но очень хочет побыть с девочкой. Она ему нужна. Всегда…
Нежные бежевые лучики солнца пробегают сначала по подушке, а после по лицу маленькой Маши. Скрипит дверь, заходит отец. Не торопясь подходит к дочери и присаживается на край кровати. Тишина создает ощущение остановки времени. Владимир смотрит на свою девочку и понимает, что она проснулась.
Маша родилась двенадцать лет назад, 25 июня 1944, в эвакогоспитале. И те дни — самые волнительные воспоминания.
-Папочка, доброе утро,- сказала Маша. — Ну что же ты молчишь? Или ты опять думаешь о маме?- спрашивает она.
Как раз слово «мама» из уст дочери, прозвучавшее с необыкновенной нежностью и почти незаметной печалью, услышал отец. Он взглянул на свою кроху, которая примостилась у него на коленях, и вспомнил ее не менее красивую маму. Ровно 13 лет назад в 1130 эвакуационном госпитале они встретились.
Владимир Егорович отвернул голову к солнечному свету, лившемуся из окна, такая же светлая и чистая слеза незаметно скатилась по его щеке. Весь груз прошлого мгновенно обрушился на его сердце. Повернувшись к дочери, он сказал:
— Здравствуй, моя радость! — своей большой теплой рукой он обхватил лицо девочки и поцеловал в лоб. — Моё солнышко, моя жизнь, — с невероятной нежностью смотрел на ребенка мужчина и гладил по макушке, перебирая чистые тонкие пряди из косички. — Вставай, умывайся и беги завтракать. Нам нужно будет зайти к Марье Афанасьевне.
— К бабушке Маше, папа. Она и мне, и тебе говорила, что лучше просто – бабушка Маша,- с какой-то гордой радостью сказала девочка
-Для меня она всегда останется той Марией Афанасьевной Лебедевой, которую я знаю уже 13 лет.
Хоть и девочка была мала, но ей известна история «знакомства» тети Маши и отца. Да, бабушка при рассказе многое не упомянула, а другое приуменьшила, что и следовало бы в разговоре с ребенком, но девочка понимала все, все…
2
Владимир Егорович прошел по коридору, отворил дверь в гостиную, сделал несколько шагов и присел в мягкое и удобное кресло. Опять он окунулся в мир мыслей, в мир памяти, в то время…
«Война…У нее нет лица, возраста и пола, национальности, чувств. Война ужасна. Она не выбирает, кто умрет, а кто выживет, кто победит, а кто замрёт в обелисках. Война — это смерть. И я познал это сам.
Я жил в крохотном селе, мать умерла, когда мне было шестнадцать. После ее смерти я окончил школу и пошел работать.
Известие о войне пришло 22 июня 1941 года. Наш город Курган был словно запущенный механизм, который поначалу работает медленно, а потом все быстрее и быстрее. С 23 июня военкоматы начали призыв военнообязанных. На следующее утро на площади нас ждали десятки машин. И вот я, семнадцатилетний мальчишка, еду в Орловское пехотное училище. Обучение было тяжелым. Мы рано вставали и так же рано ложились, осваивали боевую технику, занимались политической, огневой и тактической подготовкой. Спустя три месяца курсантов отправляли на фронт. Я вступил в 25 стрелковый полк, 6 роту, и с этого дня начался мой боевой путь…
Ноябрём 1942 мы были оправлены к Сталинграду, и вместе с красноармейцами участвовали в операции «Уран». К зиме сто сорок два бойца из нашей роты в сто шестьдесят человек погибло. Из остальных восемнадцати двенадцать было ранено. Но, несмотря на потери, нам удалось с победой пойти на запад и продолжить освобождать земли там.
14 июля 1943 года немцы попытались окружить пять дивизий 69-й армии. Корпуса гвардейского танкового войска потеряли около трех сотен машин. Танки взлетали, взрывались, горели и пылали жутким пламенем. Чернота и серый туман по утрам. Трупы солдат были покровом всего побоища. Земля чернела, как души этих фрицев.
3
13 марта 43-его года я мог погибнуть, но мой товарищ Костя отдал жизнь за меня, оттолкнув в сторону перед выстрелом фашиста. Следующая пуля была моей, попала в живот. Очнулся я уже в эвакогоспитале, в селе Каргаполье, в восемнадцати километрах от Кургана. Мне рассказывали, что водитель бронетранспортера нашел меня без сознания среди мертвых солдат и дотащил до машины.
Когда меня привезли в госпиталь, Марья Афанасьевна выходила после очередной операции. Ей нужно было осмотреть раненых. Спускаясь по лестничному пролету на первый этаж, она издали увидела меня, которого перетащили и положили на железную каталку. Добежав до первой попавшейся медсестры, она передала ей свои обязанности, позвала помощницу и вернулась в операционную.
Пуля, коей попал в меня фриц, находилась внутри тела уже два дня. Ее нельзя было сразу достать, так как она задела ткань печени. И при неправильном извлечении пули, печень бы отказала. Это грозило смертью. В ту ночь, 15 марта, она столкнулась с самой сложной операцией в своей жизни. Больные сочувствовали мне, думая, что я погибну «такой молодой». Коллеги Марьи Афанасьевны были уверены в том, что она тратит время зря, и считали глупым то, что она пытается каким-то непостижимым образом спасти меня. У нее это получилось. Она не сдалась. Не было еще ни одного случая, где выжил бы человек с таким ранением. Но она, как волшебница, сразила смерть своим мастерством. Когда я снова открыл глаза, увидел ее лицо, полное решимости и заботы, понял, что она подарила мне вторую жизнь. Руки этой женщины, которой я бесконечно обязан, готов был расцеловать. И с тех пор она стала мне второй мамой.
Прошло две недели. Четыре операции и множество процедур были проведены для моего восстановления.
Темноволосая женщина, с теплой улыбкой и упавшими веками зашла в палату. Это была Мария Афанасьевна
-Ну что, милый, как ты? — спросила она
Я хотел было начать говорить, но вспомнил своего товарища, его мертвое тело, холодную руку и белое лицо… и заплакал. Марья Афанасьевна загребла меня в свои теплые объятия. Я был беспомощен и слаб после операций. Медсестра впоследствии рассказала мне, насколько опасна была операция, что до конца своих дней я должен быть благодарен хирургу.
Каждый шаг Марии Афанасьевны по коридорам эвакогоспиталя был как шаг по тонкому льду: за стенами стучали сердца, полные страха и надежды. Она не просто лечила раны, она вдохновляла и вселяла веру в победу. Словно маг, она превращала боль и страдания в силу и стойкость. В её руках, будто в руках ангела-хранителя, находились судьбы солдат, которые нуждались не только в медицинской помощи, но и в моральной поддержке. «Каждый пациент — это не просто диагноз», — говорила она. «Это человек с мечтами, которые нужно беречь». Эти слова становились для них путеводной звездой в трудные моменты.
Обстановка вокруг была очень тяжелой. Врачи таскали на себе больных сутками, не спавши, проводили несколько операций подряд. Раненые прибывали и прибывали, их было все больше и больше. Тыловые госпитали принимали для лечения наиболее тяжелых больных. Сюда были направлены лучшие специалисты из тех, кто остался в городе после мобилизации.
Я долго восстанавливался после ранения, а мной ухаживала сестричка Лена. Прекрасная девушка: небесно-синие глаза, светлые волосы, отливающие золотом на солнце, аккуратная фигура и теплые нежные руки. Она была всегда рядом. Во время операций была ассистенткой, а после них сидела у моей кровати и читала стихи. Лена верила в меня, верила в то, что я смогу, что выживу. Она стала для меня родной, самой родной. В те часы, что ей приходилось присматривать за мной, мы говорили о прошлом, о семье, о мечтах — обо всем. Наши взгляды были близки. Мы полюбили друг друга.
За пару дней до моего отъезда мы расписались с Леной.
Она не плакала, когда нужно было прощаться, понимала, , любимая понимала, что я могу умереть, что всегда буду готов отдать жизнь за свою родину. Я благодарил ее за это.
В тот день, когда стояли машины, заполненные солдатами ,она сказала, что ждет ребенка от меня. Я был счастлив, очень счастлив. Но нужно было ехать.
Каждую неделю я получал письма. Леночка писала о здоровье своем и малыша, сообщала, как поживают больные, с которыми я успел сдружиться, как Марья Афанасьевна. Я не мог писать много, времени практически не было. Успевал изложить пару строк о скорой победе и тройку предложений о моей любви к жене и будущему малышу.
***
К концу весны 44-ого я узнал о болезни жены. Диагноз, поставленный Марьей Афанасьевной, грозил смертью и ей, и плоду. Я смог на пару дней вырваться к ней. Она лежалав палате, имела судорожный болезненный вид. Я не узнал свою жену. Всю боль, что чувствовала она, прочувствовал я сам.
-Не бросай его,- прошептала с нежностью моя Леночка и погладила меня по руке
Я понимал, что наш ребенок может не выжить, но пообещал ей позаботиться о нем.
Когда я, сраженный горем, вышел из палаты, меня встретила Марья Афанасьевна
-Володя, я сделаю все, что будет в моих силах…
-Вы спасли меня, когда я должен был умереть, а теперь несчастье настигло мою жену и моего ребенка. У вас золотые руки, Марья Афанасьевна, я вас прошу…
-Я сделаю все, что будет в моих силах, — твердо проговорила она
В начале марта родилась моя Машенька и умерла моя Леночка.
Женщина со смолистыми волосами, собранными в косу, с очками на миловидном лице, прикрывавшими ее тёплые зеленые глаза. Она спасла мою дочь, и я ,уезжая на фронт, доверил ей Машу, как прежде доверил свою жизнь. Она заменила ей мать.
До конца ноября 1944 я был на поле боя. Последняя и тяжелая военная операция — Прибалтийская стратегическо-наступательная. До 24 ноября она продолжалась. Мы смогли освободить от оккупантов Прибалтику и прижали нацистов к морю. По окончании, получив контузию, я вернулся в село. Сразу же я пришел к Марье Афанасьевне. Маше было уже 9 месяцев. Миниатюрная девочка, какую я помнил после родов Лены, подросла, уже умела проворно ползать, лопотать по-своему и лучезарно улыбаться.
Я приехал навсегда. Начал строить дом в Кургане. Отвез туда Марью Афанасьевну и Машеньку. У женщины не было ни мужа, ни детей. Она привязалась к моей доченьке, и Маша полюбила ее. Для меня она была мамой, а для моей дочери бабушкой.
Я много раз спрашивал, чем я могу отблагодарить Марью Афанасьевну, а она отвечала, что я и так отблагодарил ее : подарил ей семью, которой у нее не было, а она в ответ подарила мне свою любовь и заботу. Самое страшное время в моей жизни закончилось».
Мужчина встал с кресла. Подошёл к серванту, взял портрет жены в руки и сказал:
-Родная, я уверен ты видишь нас. Я забочусь о доченьке и буду рядом с ней всегда.
Потом вернул фотографию на место и бросил взгляд на рисунки дочери, стоящие за стеклом: такие яркие и забавные. Вот мы вместе, а вот портрет Марьи Афанасьевны. Даже с детского рисунка она смотрит ласково. Как много может дать один человек людям, если в его сердце горит благородный огонь любви и милосердия!
Владимир Егорович не услышал, как подошла Машенька и прижалась к нему. Он опустил свои огромные руки на ее выпуклые плечи.
— Папочка, эти рисунки я нарисовала четыре года назад, они такие смешные.
-Согласен, смешные, но на них так верно передано самое главное – тихое счастье нашей семьи.
Девочка подняла свои чистые глаза на лицо отца и обняла его за шею крепко-крепко.
-Я люблю тебя, моя радость, моё солнышко, моя жизнь…