Всем школьникам вопрос: как учëба в школе вообще может быть интересной? Даже самый распоследний зубрила-отличник на седьмом уроке уже клюëт носом со скуки, хоть и старается не подавать виду. А те, у кого с ответственностью дела обстоят попроще, стараются разнообразить свой школьный досуг всеми возможными способами: играть в телефон под партами, тихонько есть и болтать, рисовать на полях тетрадей и к неизвестным «XY» в уравнениях подрисовывать одиннадцатую букву русского алфавита. Предварительно подготовив заслон в виде впереди сидящих одноклассников и увенчанной пеналом стопки учебников на парте, можно даже вздремнуть прямо посреди урока.
Собственно, этим я и был занят в тот дождливый октябрьский день. Шëл третий урок — кажется, математика… Усевшись подальше от учительского стола, я удобно устроил голову на руках, закрыл глаза и постепенно проваливался в сон под монотонный голос математички. Всë было прекрасно, однако… Может, какое-то звено моего заслона предательски подвинуло свою спину, а может, меня подвели глаза учительницы, оказавшиеся внимательнее, чем я думал, но после нескольких минут блаженного отдыха послышалось цоканье каблуков по полу и над ухом раздались слова, показавшиеся мне тогда самым отвратительным звуком в мире:
— Что это мы тут делаем, Вилкин?
Я неохотно выпрямился и потëр затылок, пытаясь вернуть потревоженных тараканов в голове в более-менее устойчивое положение.
— Учимся, Марья Леонидовна, — буркнул я, открывая тетрадь.
Та недовольно повела бровью и ушла обратно к доске.
Пускай она меня и подняла, но расшевелить мои мозги у неë не получалось ещё ни разу за все три года еë работы в этой школе. Я поморгал, вновь положил локти на стол, подпëр руками голову, сдул залëтную муху с края парты, вытянул ноги… Наконец, взглянув вперëд, я ужаснулся: на доске уже красовалось с десяток длиннющих примеров, сплетающихся в причудливый клубок белых значков, который мой мозг решительно отказывался воспринимать. «Раз так, можно уже и не пытаться записывать» — подумал я, и с чистой совестью достал из под парты телефон.
Открыв видео и поставив звук на минимум, я ещё пару минут залипал на движущиеся картинки, пока мой взгляд случайно не упал в угол экрана. От неожиданности я чуть не выронил мобильник: время показывало 17:39.
Я в шоке нажал на выключение, потом включил телефон снова. С подозрением покосился на часы в классе: они всегда слегка опаздывали, но сегодня показывали столько же — 17:39, и ни минутой больше.
Математичка продолжала бодро вещать у доски, совсем не замечая, что что-то не так. Я поднял руку, и не дожидаясь ответа, протянул растерянным голосом:
— А разве у нас уроки не закончились ещё?..
Учительница раздражëнно обернулась:
— Урок математики длится сорок минут, Вилкин. Ты что, не можешь на часы посмотреть?
— Н-но.. — заикаясь, попытался возразить я. Слова застряли у меня в горле, когда я взглянул на часы. Они показывали те же 17:39, и даже секундная стрелка не сдвинулась ни на миллиметр, застряв где-то на начале минуты.
Я толкнул локтем соседа по парте, который тоже тыркался в телефоне:
— Лëха, сколько времени?
— пять тридцать девять.
— А урок когда кончается?
— Расписание посмотри!.. — раздражëнно отмахнулся тот, сосредоточившись на прохождении уровня в игре.
Я перевëл взгляд на доску. В углу действительно висело расписание, вот только оно было самым обычным — по нему у нас заканчивались уроки в 15:30, но уж никак не позже пяти.
«Что происходит?..» — эти два слова надоедливой шарманкой крутились в моей голове, пока я пытался напрячь свои извилины и понять, как теперь быть. Тараканы бунтовали, отказываясь работать как следует. Конечно, с утра и до самого вечера сидеть в школе — у кого ж останутся силы думать?
Я взглянул за окно. Там всë соотвтствовало времени: солнце освещало только верхний этаж ближайшего дома, а в нëм, на минуточку, их было целых шестнадцать.
Это что получается, я тут застрял навсегда, что ли? Неужели я буду сидеть на этом уроке математики всю свою оставшуюся жизнь?
С таким положением дел я уж точно не мог смириться. Сбросив со штанины назойливую муху, я попытался придумать план побега.
Может, натворить дел, чтобы меня прямо с места повели к директору? Я хмыкнул себе под нос. До такого мог додуматься только полный идиот.
Выпрыгнуть в окно?
Тогда уж точно пропадëт ощущение нереальности происходящего, поскольку сосчитать, сколько костей я сломаю, спрыгнув с третьего этажа, не получится ни по одной математической формуле.
Надоедливое жужжание у моего уха вдруг прекратилось — муха села на мою голову.
«Точно! Можно же выйти в туалет!..».
Я встряхнул головой и поймал взглядом муху, случайно вернувшую мне способность мыслить. Захлопнув тетрадь и наскоро запихнув еë в рюкзак, я сжал тканевую ручку у себя в руке и заискивающим голосом спросил:
— Можно выйти?
Даже не поворачиваясь ко мне, математичка завершила своë очередное объяснение и только потом ответила:
— Нет. На перемене сходишь.
«Да этот чëртов урок никогда не закончится!» — мысленно воскликнул я. Посмотрев на спину учительницы, я решил действовать более решительно.
— Марья Леонидовна, я ж сейчас обоссу-усь! — заныл я, скукурузив самое что ни на есть мученическое выражение лица. Хотя все говорят, что мученики стойко переносили все страдания, думаю, хотя бы лица у них перекашивало не хуже моего — не каменные же они были, в самом деле.
Учительница нахмурилась — видимо, моя уловка сработала, не зря же я перед зеркалом дома тренируюсь строить рожи.
— Что за слова, Вилкин?! Иди быстро, и чтобы такого больше не было!
Не понимаю, что плохого в слове «обоссусь». Сказал как есть, а еë не устраивает. Мне что, надо было с торжественной миной полушëпотом говорить «мне нужно сделать это самое!..»? Да это ведь ещё более по-идиотски…
Я вместе с рюкзаком стремглав вылетел из класса в коридор, чуть не сбив с ног Левовну, торопливо семенящую к учительской.
Левовна — наша учительница русского. На самом деле еë зовут Елизавета Львовна, но в шестом классе к нам пришëл Макс, долго живший за границей и смешно коверкающий многие слова. Отчего-то его растянутое, неуверенное «Ле-евовна» вызвало у остальных неописуемый восторг. С тех пор все еë так и называли.
— Тебя что, выгнали? — спросила она.
Сочувствует?.. Впрочем, Левовна всегда была добрая, даже домашних заданий почти никогда не давала.
— Не, я в туалет. — врать ей не хотелось, но даже Левовна посреди урока домой не отпустит, что уж говорить о других учителях.
— А рюкзак зачем?
Я виновато склонил голову и выпалил первое, что пришло на ум:
— Домашку доделать…
На лице Левовны мелькнуло сомнение, но допытываться она не стала — посмотрев на белые наручные часы, всегда покоящиеся под рукавом на еë левой руке, учительница с улыбкой бросила:
— Тогда удачи, — и убежала к себе в учительскую.
— Сколько времени? — крикнул я ей напоследок.
— пять тридцать, — послышался еë ответ.
Я никогда не интересовался всякой ерундой вроде нумерологии, но мне теперь и правда стало интересно, что же за значение у этих проклятых цифр.
Конечно, в туалет я заходить не стал. Воровато оглядевшись по сторонам, я проскользнул мимо актового зала, повернул направо, затем налево и сбежал по лестнице вниз, на ходу выхватив из гардероба куртку. На подходе к выходу я затормозил — вахтëрша сидела на своëм законном месте и разговаривала с кем-то по телефону. Уж каким бы тихим и незаметным я не казался в классе, не увидеть парня с портфелем в пустом коридоре было невозможно.
На моë счастье, через минуту вахтëрша положила трубку и куда-то ушла.
Не веря своему везению, я быстро пересëк коридор, сбежал со школьного крыльца и галопом поскакал к выходу с территории школы. Только оказавшись за пределами низенького ржавого заборчика, я почувствовал себя свободным, и с чувством, что чудом смог избежать чего-то ужасного, уже спокойным шагом потопал домой.
К сожалению, мой триумф длился недолго.
Подойдя к двери подъезда, я пошарил в карманах, потом вывернул наизнанку весь портфель…
Да неужели?
Я, дурак, забыл дома ключи. Даже если в подъезд мне попасть как-то удастся, мама заканчивает работать не раньше шести…
Я не знал, куда теперь себя деть. Можно было пойти к бабушке, да вот только она жила в соседнем районе, а последние свои деньги я вчера спустил в школьном буфете на бестолковый пирожок с картошкой, сразу же перекочевавший в мой живот. Совершенно потерянный, я сидел на лавочке у подъезда и молчал. Потом встал, вздохнул и поплëлся в неизвестном направлении, не смотря под собственные ноги.
Когда я остановился на очередном светофоре, я вдруг понял, что иду по пути в школу. Мои ноги, будто колëса поезда, не сходили с привычного маршрута, и стоило мне сейчас перейти дорогу — я оказался бы там, откуда совсем недавно со всех ног убегал. Я достал из кармана телефон, и уже в который раз вгляделся в цифры на экране.
17:39.
Может, это я — корень всех проблем, и если меня не будет, это чëртово время наконец соизволит сойти с места?
Собравшись с духом, я перевëл взгляд на дорогу. По ближайшей полосе как раз стремительно приближалась жëлтая ауди. Еë фары то ли горели, то ли нет, сама она тоже была какого-то странного вида, будто ненастоящая…
Внезапно я почувствовал, как кто-то наступил мне на ногу.
— Ой! Звиняй, Ванëк, — пробубнил над ухом знакомый голос.
Я повернул голову и обнаружил, что рядом со мной сидит всë тот же Лëха, а я, похоже, всë-таки…
Всë-таки умудрился заснуть прямо на уроке математики.
Хорошо, что Марья Леонидовна не заметила!
Сцена из сна всë ещё стояла перед глазами, и я, зажмурившись, как следует потряс головой, прогоняя остатки мыслей.
— Чем это мы занимаемся, Вилкин?
— Учимся, Марья Леонидовна, — выпалил я и тут же со страху дëрнулся, чтобы посмотреть на время.
Часы показывали 11:25.
