Проснётся ото сна небесное светило,
Зешелестит на берегу волна,
Ударится об кружку опохмелительное пиво,
И опрокинет пьяница его до дна.
Здесь стены гор уж не гоняют эхо,
Веками не была тут кошена трава,
Корням деревьев не мешает ни одна помеха,
И под камнями каждая букашечка жива.
Среди нетронутых вершин лежит машина,
Утробный рёв чей годы как молчит.
Её угрюмая прогнившая кабина
Внутри которой никто предсмертно не хрипит.
И пусть стара она, всё ещё целы ноги,
Даже костлявая рука её цела.
В тенях внутри неё мелькают кони:
Четыре их, как и четыре ездока.
Оркестр предстаёт перед машиной,
Играя партитуру труб Суда,
Небо окрашивается резко алой глиной,
Но в реальности в небе сверкает лишь Луна.
А за спиной Луны, в миллионах километров
В дремучей полутьме молчит холодный шар.
Печальный взор бросает красная планета
На Землю, полную машин: все не дышат.
Но час пробьёт однажды допотопный,
Расправит плечи широкие Атлант.
Ноша его вернёт себе долг кровный,
И ступит по земле Гигант.
Растопчет он людей всех без разбору,
Под шагом его скелеты захрустят.
Не будет диалогов и не будет спору:
В тот час обиженные все вдруг отомстят.
Как время истечёт, Гигант исчезнет —
Уйдёт туда же, откуда появился он:
За стены гор; и когда волны плеснут
Машина перестанет видеть сон.
