Звук каблуков раздавался эхом по всему помещению.
— Да…ну и устала я сегодня.
— Ой, не говори! Скорее бы уже домой. Надеюсь, успею на метро.
— Да, сколько времени? Полдвенадцатого?! Давай поторопимся, еще переодеваться…
— Ты завтра к шести?
— Да.
— Отлично, я тоже. Что тебе осталось? У тебя завтра та же картина?
— Да, я еще не закончила с «Княгиней Юсуповой» Серова. А ты Феликса сделала?
— Да, сегодня. Ты не заметила? Мне уже на стол поставили «Мать» Петрова-Водкина. Завтра начну ее. Сегодня не успела, её прежде нужно хорошенько просмотреть.
Послышался скрип. Дверь захлопнулась, раздались звуки поворотов ключа. Тишину нарушало легкое потрескивание ламп. Работницы реставрационного цеха Русского музея забыли выключить свет.
С одного из мольбертов послышался шепот.
— Феликс…Феликс, ты здесь?
Неожиданно с картины напротив раздался детский плач, а после и возмущенный шепот:
— Женщина! Что вы раскричались! Вы мне дитё разбудили, я только укачала. Кого вы ищете? А? Кого кличете?!
— Прошу меня извинить. Просто вчера напротив был мой сын Феликс, а сейчас вы. Я не думала, что вы слышите меня.
— Не думала она! Конечно, зачем вам думать? За вас готовят, за вами прибирают, за вас и думают, наверное?!
— Правда, прошу прощения! Я просто искала своего сына Феликса, он должен быть где-то в этой мастерской.
— Ой ли, забеспокоились! Нянька небось при нем, а значит ладно все с ним.
— Нет, он уже взрослый, женат. Нет у него нянек, хотя порой мне кажется, что лучше бы были. Мне было бы так спокойнее. А у вас много детей?
— Много? Шестеро. Много для вас это? — голос женщины начал смягчаться. И спокойнее она продолжала:
— Это живые. Еще двух в прошлом году схоронила. Хворь на всю деревню напала. Одна соседка только родила да тут же захворала вместе с ребеночком, в один день померли. Хорошая бабонька была, добрая, бывало зайдешь к ней за чем-нибудь, а она тебя еще медком угостит или кусок пирога сунет.
— И как вы? Как вы пережили смерть двоих детей? Я тоже сына потеряла. До сих пор не могу прийти в себя, — женщина замолчала. Картина напротив тоже молчала. Вздохнув и несколько раз быстро моргнув, княгиня продолжила:
— Мой Николя влюбился в дочь контр-генерала Александра Гейдена. Дурная это была девушка, прости, Господи. Марина, так её звали, уже была помолвлена, когда познакомилась с моим Николаем. Они даже сбежать пытались, да не вышло. Марина все же вышла замуж, уехала во Францию. Я думала: Николай успокоится. Мне казалось, что он даже за голову взялся, продолжил учебу. Но я ошибалась. Конечно, о романе узнали. Марина требовала у мужа развод. А в это же время во Франции они с Николя открыто выходили в свет. Все их узнавали. Конечно, это был скандал. Конечно, её муж был в бешенстве. Конечно, вызвал Николя на дуэль, — голос княгини задрожал. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы продолжить.
— Они стрелялись ранним утром. Николай не хотел этой дуэли, он два раза стрелял в воздух. В воздух, понимаете? А тот — упрямый баран, прости, Господи. Сначала промахнулся, потребовал сократить дистанцию в 2 раза и стреляться с 15 шагов, — женщина снова замолчала. Чувствовалось, что этот рассказ дается ей тяжело.
— Нам принесли носилки с его бездыханным телом. Это была не дуэль. Это настоящее убийство! Но я знала, что так будет…
— Бабонька, да как же так?!
— В нашем роду есть поверье: сколько бы детей у нас ни рождалось, доживать до 26 лет будет только один. В младенчестве умерли брат моего деда, сестра отца и мой брат. Моя младшая сестра Татьяна умерла от тифа в 22 года. Однажды я спросила у Николя, что бы он хотел на Рождество, а он ответил: «Чтобы у тебя больше не было детей». Но через год родился Феликс. С этого момента я потеряла покой… А все из-за того, что наши предки приняли православие.
— Господи, помилуй! Горе-то какое…
Обе женщины не могли сдержать слез. Крестьянка продолжила:
— Я, когда своих похоронила, думала с ума сойду. Уходила в поле, сворачивалась калачиком и выла. Землю била. Так с неделю, наверное. Говорить не могла, будто вырвали у меня что-то, будто дыра какая-то внутри появилась… Все дети на муже были.
Женщина, качаясь взад-вперед, чтобы малыш не проснулся, вздохнула и продолжила:
— Повезло мне, он у меня понимающий, руку на меня никогда не поднимал. Мы первый раз встретились в Разгул, день такой на масленичной неделе. Весь день под рученьку ходили, а когда все через костер начали прыгать, мы тоже пошли. И наши руки не расцепились. Через месяц свадебку сыграли. У нас в деревне не принято долго гулять. Да и что просто так ходить, жить надо. Сначала с его родителями жили, а через год они нам помогли домик маленький на этой же улице поставить. Мой-то рукастый, и отец у него тоже. Мой батюшка тоже помогал. Детки быстро пошли у нас. А ваш муж каков? Небось не по любви замуж-то вышли?
Княгиня улыбнулась и покачала головой:
— Отец мечтал увидеть меня на троне. Подбирал мне достойного жениха. Как-то приехал к нам князь Александр Баттенберг — претендент на болгарский престол. Приехал свататься. Я отказала. Быстро поняла, что это не мой человек. А вот сопровождал его кавалергард Феликс Сумароков-Эльстон.
— Кавале… что?
— Военный, если проще говорить.
— Ааа…
— В общем, Феликс был не из робкого десятка. Я полюбила. И он полюбил. Своим решением я, конечно, разочаровала отца… Но вышла замуж все же по любви.
Долго длился этот разговор двух женщин с картин напротив в реставрационной мастерской. В Русском музее эти картины оказались в разное время. Картины Валентина Александровича Серова попали в музей в начале ХХ века, после его посмертной выставки. А вот полотна Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина начали выставлять в музее лишь в 60-е годы того же столетия. Никогда раньше картины этих двух мастеров не оказывались в одном помещении. Но воля случая и плановый реставрационный осмотр изменили это.
Даже удивительно, как они, абсолютно разные на первый взгляд женщины, нашли общий язык и проговорили практически всю ночь. Но ведь одной из них была княгиня Зинаида Николаевна Юсупова. Женщина, которая оказывала материальную помощь приютам, Ялтинской женской гимназии, церквям, столовым для голодающих. Женщина, без которой за границей после революции пропали и умерли бы многие вынужденные эмигранты. Обладательница немыслимого состояния, не потерявшая связь с реальным миром, старавшаяся помочь нуждающимся, старавшаяся улучшить и облегчить жизнь своим соотечественникам. Поэтому не стоит удивляться тому, что Зинаиде Николаевне был интересен разговор с обычной деревенской женщиной с полотна Петрова-Водкина.
Юсупова с большим участием слушала, все то, о чем рассказывала простая крестьянка. И та, которая сначала от неожиданности и от робости разговаривала грубо, начала вдруг делиться с Зинаидой Николаевной самым сокровенным.
О чем они только ни говорили: и о детях, и о мужьях, и о родителях, и о здоровье, и о праздниках. Обе с большим любопытством узнавали о жизни, которая была им недоступна. Много говорили о женской судьбе и уже под утро пришли к теме счастья.
— Если ты мужчина, то тебе одна дорога — в поле. А если женщина, то значит все хозяйство на тебе. Приготовь, накорми, собери, роди, вырасти. Да я жизни не вижу. Одна радость только: вот, когда бабоньками соберемся, сядем на завалинку и затянем песню.
— Ну как же, разве так мало радостей в Вашей жизни? Вы считаете себя несчастной?
— Боже упаси! Я даже и не мыслю о таком! Что значит счастлива? Дети живы, здоровы, муж есть, не голодаем. А если и год урожайный, то вообще сказка. Нет, я о вашей жизни и не думаю. У каждого свое счастье. Вам, барыням, нас не понять.
— Да как же, понимаю я ваше счастье. Оно у меня такое же. Понимаю, каково это родные песни слушать в кругу дорогих людей. А не исполните ли вы для меня что-нибудь душевное?
— А спою!
Женщина, переложив, кажется, окончательно заснувшего ребенка, на другую руку, немного поерзала на лавке и, заняв удобное положение, тихонько запела:
— Не для тебя придёт весна,//Не для тебя Дон разольётся,//И сердце девичье забьётся//С восторгом чувств – не для тебя.
Впервые за весь разговор шпиц, который все это время сладко дремал на кушетке возле своей хозяйки, навострил уши и открыл глаза. Княгиня Юсупова вздохнула:
— Как же хорошо! Вы чудесно поете!
— Бабоньки мои деревенские тоже хвалят, просят, чтобы я всегда запевала первой.
— Знаете, мы иногда устраиваем вечера и приглашаем на них талантливых самородков. Как же я люблю русские народные песни, не передать словами! А как люблю русскую плясовую! Великий князь Александр Михайлович считал, что я танцевала лучше любой балерины…
— Ох, бабонька, посмотрела бы ты на наши пляски! Вот, где душа радуется!
— Вы знаете, у поэта Лермонтова есть стихотворение про Россию, а там такие строчки…все про меня. Я тоже так чувствую… Секундочку…
Графиня быстро-быстро зашевелила губами и что-то еле слышно забормотала себе под нос.
— Вспомнила! «И в праздник, вечером росистым,//Смотреть до полночи готов//На пляску с топаньем и свистом//Под говор пьяных мужичков».
— Куда мне до вашей литературы… Я читать не выучена. Но зато вязать умею. И дюже радуюсь, когда хоть часочек могу спокойно посидеть и повязать. Дюже мне нравится это дело. Да за моими шалями из других деревень едут!
— Возможно, вы бы могли открыть свой салон где-нибудь в столице…
— Да куда мне… простой бабе да салон свой в Петрограде…
— Встретились бы мы с Вами в реальности, думаю, я бы смогла Вам помочь.
— Да бросьте, что вы мне брешете? Разве для женщины это возможно? Это же все — мужское дело.
— Нет, вы ошибаетесь. Я верю, что женщины скоро будут наравне с мужчинами во всех сферах жизни.
— Да ладно Вам…..
Неожиданно раздался звук открывающейся двери, а за ним уже знакомый звук шагов. Картины замолчали.
— Да уж, давно не виделись, — девушка грустно усмехнулась. Ох, мы забыли выключить свет…
— Нас за это не похвалят. Ну ладно, давай за работу.
— Кстати, хочешь интересный факт? Короче, в нашей семье есть легенда, что эта женщина с картины Петрова-Водкина — моя прапрапрабабка. Не знаю, насколько это правда. Слышала эту историю от бабушки и тетки, но они как-то разительно отличались. Кстати говоря, даже если это неправда, я все равно чувствую какое-то тепло к ней.
— А знаешь, о чем я все время думаю, когда смотрю на эту картину?
— М?
— Могла ли эта женщина хоть на секундочку представить, что спустя сто с лишнем лет, каждый день около тысячи человек будет на нее смотреть?
— А знала ли она, например, что спустя сто лет женщины будут практически уравнены в правах с мужчинами? Что теперь все могут получить образование? Что теперь у всех есть возможность читать книги, вести переписку, работать в месте, которое выберешь ты сам,и что, по сути, все зависит лишь от твоего желания, а не твоего положения в обществе? Конечно, не все так идеально, не все проблемы решены, но ведь это только в наших силах…
— Конечно, не знала…Ведь мир так изменился…
— Это точно.
— Ладно, давай за работу.
— Включи, пожалуйста, радио.
Девушка встала из-за мольберта, подошла к подоконнику, на котором стоял старенький музыкальный центр. Она нажала на кнопку, раздались скрипы, а сквозь них: «Не для тебя придёт весна,//Не для тебя Дон разольётся,//И сердце девичье забьётся//С восторгом чувств – не для тебя».
