Летнее утро в деревне начинается рано. Егорка проснулся от истошного крика петуха. Тот припозднился сегодня и в обиде на солнце, которое проснулось раньше его, голосил на все село. В петушином пении уже не были слышны гул тракторов в поле, мычание коров, собираемых пастухом, даже птичьего гомона было не слышно. Вороне, сидящей на березе, надоело слушать совестливого петуха, и она сначала каркнула басом, а потом изобразила лающую собаку. На вороний лай откликнулся Полкан, а ошалевший петух по кличке Султан взлетел на окошко к Егорке.
Мальчишке нравился такой переполох. Его переполняло счастье, какое может быть только в детстве. Безоблачное, бескрайнее и беззаботное.
Он, прихрамывая, вышел во двор.
У него одна ножка была короче другой. Весь он был какой-то несуразный, с большой головой на тоненькой шее, лопоухими ушами, но с такой радостной и доброй улыбкой, ясным бесхитростным взглядом голубых глаз, что все в селе неизменно привечали его. Мама ласково называла его Одуванчиком за венчик его белокурых волос. Он легко переносил свою непохожесть на других. Часто мальчишка уходил к озеру, смотрел на его спокойную гладь, а мыслями улетал в далекие края, о которых ему читала мама.
Озеро расцвело белыми и розовыми кувшинками. Их милая и скромная красота задерживала взгляд. «Они тоже одиноки, как я», — подумал Егор. У них в поселке на краю леса почти не было детей. И кувшинки не стремились к людям, из них не сделаешь букет. Эти недотроги умирали в неловких человеческих руках.
Но вдруг мальчик понял, что кувшинками любуется не только он. Приметил он у кромки воды лягушку. Вокруг никого не было, и Егорка решил поговорить с ней: «Хочу быстрей сам научиться читать. Попросил деда, а он так старательно читает, как будто на мостике стоит. Он же раньше капитаном был, а теперь егерем».
Удивительная лягушка внимательно слушала. Ее глаза, которые могут вертеться в разные стороны, пристально смотрели на мальчишку. Егорка все говорил и говорил, а лягушка не отводила от него взгляда.
Стучал дятел, тихонько посвистывал зяблик, нетерпеливо пыталась перебить разговор сорока, прошуршал рядом ежик. Наконец, замолчал Егорка. Он пообещал новому другу, что будет приходить часто, чтоб ей, зеленой красавице, не было скучно.
В деревне был переполох. На своей летней кухне тетка Наталья застала медвежонка. Его привлек запах молодых яблок. Они пахли летом, солнцем, да и не видел их никогда ребенок-медвежонок.
Он надкусывал яблочки, кидал их со стола, втягивал носом заманчивый сладкий дух и совершенно не боялся человека. Но и Наталья, прожившая всю жизнь в тайге, не из боязливых. Она схватила полотенце и давай охаживать звереныша, приговаривая: «Не про твою честь яблочки-то. Иди домой, в лесу ягод полно. Небось к себе не зовешь».
Медвежонок с изумлением посмотрел на разъяренную тетку Наталью, встретился с ней взглядом и понял каким-то шестым чувством, что сильнее человек и умнее его, царька леса.
Захватив несколько яблок, мишка отправился восвояси.
Случай обсуждала вся деревня.
Вечером в селе топили бани. Запах горьковатого дыма, свежей полыни и хвои будет долго помниться Егорке как запах детства.
После чая из самовара на еловых шишках дед Захар начал вспоминать:
— У меня же отец тоже лесником был. Вот как-то зимой нашел он раненого волчонка. Как уж он на лыжню выполз – не скажу. Сильно слаб был. Отец его в полушубок и домой. А мать-то его вместе с волчонком чуть назад не выгнала. Кричала, что додумался зверя в дом принести.
— Ну он же раненый, — пожалел Егор.
— Так зверь же, у них же инстинкт разум затмевает, да и благодарности от них не дождешься. Не человек же с сердцем.
— И что дальше?
— Мать у меня добрая была. Покричала да приголубила. А волчонок меня хозяином выбрал. И спать со мной ложился, и к ногам жался, без меня даже не ел, все со мной делиться своей едой порывался. Да и я его полюбил. Родители настороже к нему – зверь же, а я всей душой. Заместо друга аль игрушки был. Почти что братом волчонка Гришу считал.
Но когда к весне подрос, опасаться отец стал его в доме держать. В сарае стали запирать. Но в одну ночь сделал зверь подкоп в подполье и ушел.
— И что? – нетерпеливо спрашивает Егор. – не вернулся?
Дед неторопливо отхлебнул чай, настоянный на таежных травах, задумался, вспоминая, и продолжил:
— Да не, встретились еще разок. Решил я вместо школы как-то самовольно проверить в лесу кормушки. Боялся, конечно, что отец узнает, но уж очень в школу не хотелось.
Солнце, снег упругий, настроение бодрое. Вдруг на пути три тени.
Волки… На белом снегу они казались неотвратимой и зловещей опасностью. Стали поближе подходить. И вдруг я узнал Гришу, братца своего. И он узнал. Придвинулся ближе и встал между мной и его собратьями. Знаешь, Егорка, я, наверное, рекорд поставил по лыжным гонкам. А он так и стоял, защищая меня. Значит, и у зверя человеческое сердце может быть. Доброта – вещь тоже бывает заразительна.
Долго Егор не спал ночью: вроде немудреный рассказ, а задуматься заставляет.
Вскоре жизнь мальчишки переменилась. Они с мамой переехали из-за здоровья Егора туда, где теплее, да и в школу ему идти надо. Тяжело он прощался с дедом, с родным домом, даже с петухом Султаном. Провожали его всем селом. Любили здесь Егорку за оптимизм, доброе сердце, за открытость нрава.
Пришел Егор и к озеру. Сейчас оно было розовым от кувшинок. Встретил его дружный лягушачий хор. Непосвященному человеку он иногда на рассвете кажется соловьиным пением. Но Егор различал каждый голос. Своей подружке-лягушке он прошептал: «Ты только в царевну до моего возвращения не превратись. Я вырасту и женюсь на тебе». Егору показалось, что квакша улыбнулась.
Новый дом мальчишке понравился. Золотая осень превратила их приезд в праздник. Домик был небольшой, но уютный. Егорка стал первоклассником. Он с дружелюбной улыбкой встречал новых друзей, но вскоре вновь был один. Егор понимал, что не может с ними играть ни в футбол, ни в старики-разбойники, не может плавать наперегонки, даже не может отправиться в лес по грибы-ягоды.
С ним дружила только Аленка. Она слушала его рассказы про зверей, каких он видел, сюжеты книг, которые она никогда не читала.
Одно огорчало: соседка Татьяна, Аленкина бабушка, сразу невзлюбила Егорку. Она обзывала его, называла колченогим, уговаривала Егоркину маму сдать его в детский дом, запретила дружить с Аленкой.
Но Егор на нее не обижался. Ему было жалко Аленкину бабушку. Она, когда кричала на него, а чаще шипела, становилась красной-красной, и Егорка боялся, что она может сгореть внутри.
Лишь раз он рассердился на нее. Не из-за себя, а из-за вороны. В жаркий день птица очень хотела пить. В банке на дне была вода, но ворона клювом не сумела достать живительную влагу. Тогда она кинула в банку камень, чтобы вода поднялась выше. Бабка Татьяна в законах физики разбиралась хуже птицы, поэтому хвост вороний остался у нее в руках. Вот тогда-то раскрасневшийся мальчишка выхватил птицу и отпустил на волю.
Скучал Егорка по дому, лесу и деду, но маме не жаловался. Изучая окрестности, мальчик обнаружил озеро необычного аквамаринового цвета и очень обрадовался. В озере купаться было нельзя. Там находили лечебные грязи, но подземные родники и сильное течение сделали озеро опасным. Смельчака затягивало как в болоте, течение сбивало с ног, холодные родники довершали содеянное зло.
Местные прозвали озеро Ведьминым. Егор был еще слишком мал, чтобы уяснить философию жизни: «Внешняя красота таит много неожиданностей». Местные не испытывали судьбу на озере «ведьм».
Как-то на поляне мальчишки играли в футбол, Егор сидел на поваленном дереве и болел за всех сразу. Аленки нигде не было. Вдруг тревожно застрекотали сороки, ворона каркала, предвещая беду. Птицы кружились над озером. Ребята побежали туда. Торопясь изо всех сил, Егор пришел последним. Озеро забирало свою жертву. Над водой был виден только красный девчачий бант. Егор кинулся в воду. Он обхватил Аленку, тянул ее наверх, а озеро не отпускало добычу. У мальчика свело ноги, ему не хватало воздуха, темнело в глазах от усилий, но Егор упорно тащил обмякшую Аленку к берегу. Толща воды поглотила Егорку. На миг ему показалось, что его лягушка уже стала Василисой Премудрой и исполнила его желание. «Мама», — прошептал Егорка.
Мама обнимала его, горячие крупные слезы падали на мокрого неподвижного Егора. Рядом молилась Аленкина бабушка. Ее злое лицо сейчас было обыкновенным: человеческим и виноватым. Егор слабо улыбнулся ей. Теперь он точно знает, что его любят.
Егор не стал лесником. Каждое утро Егор Сергеевич, прихрамывая, поднимался на крыльцо детской больницы и радостно произносил: «Доброе утро! А вам белочка передала привет».
Менялись зрители и актеры, приветы были большие и маленькие, неизменным оставалось одно – неравнодушное сердце доктора и вера в добро.
Он не признавал расхожую фразу, что жизнь похожа на зебру. Он твердо знал, что она похожа на радугу.
