— Маша, не трогай, — говорит полная женщина в цветастом платье. — Положи, это не твое. Это тётенькино. Маленькая девочка лет трёх-четырёх на вид с видом полного разочарования оставляет чёрную сумку на скамейке у кабинета с табличкой «Процедурная» и направляется к огромному вазону с пальмой. — Милая у вас девочка, — улыбается тетенька. — Моя такой послушной не была.
— У вас тоже есть дочка?
— Да, была.
Кабинет с табличкой «Процедурная» приоткрывается – миниатюрная молодая медсестра говорит голосом, уставшим от будничных интонаций:
— Следующий.
Тётенька берёт за руку мальчика в синем комбинезончике и быстро скрывается за дверью. Через минуту оттуда доносятся душераздирающие крики, но скоро они сменяются бурным плачем.
— Мама, я боюсь, — Маша вот-вот заплачет, — Мама, — шепчет девочка, и тихая слезинка, огибая нос, скатывается по подбородку. Женщина прижимает девочку к широкой груди.
— Машенька, ты сильная девочка. Потерпишь чуть-чуть — потом мы придём в палату, и я дам тебе конфету, — она погладила Машу по спине. — Потерпишь?
— Да.
Зарёванный мальчишка вышел из кабинета, держась за руку тётеньки.
— Удачи вам.
— Спасибо.
***
— Сегодня по телевизору матч повторяют.
Какой?
— Последний из чемпионата, Шахтер — Динамо. Приходи, посмотрим.
— Приду, это хорошо, что повторяют. А во сколько?
— В восемь начало. Ты уже знаешь результаты?
— Да, Шахтер проиграл.
— Не говори счёт, я ещё не знаю.
Улица была пустынной, несмотря на выходной, и молодые люди шли неторопливо к магазину.
— Как у тебя с Жанной?
— Завтра в кино пойдём.
— Оо, в кино. Какой фильм?
— Любовь и голуби.
— Это тот, новый? Хороший, говорят.
Молодые люди зашли в магазин.
— А что, молока уже нет?
— Нет.
— Ладно, дайте хлеб, пожалуйста.
— А вам что, молодой человек?
— Мне ничего, спасибо.
Молодые люди распрощались крепким рукопожатием, выйдя из магазина.
— Ну пока, увидимся.
— Пока.
***
Миша и Вася бегали по траве во дворе нового дома, пиная потрёпанный мяч. Мальчики громко кричали что-то вроде: «Эй, подавай!», «Иди за мячом!», «Сам иди!», «Лови!». В другом районе в это же время раскачивались на качелях Миша и Ваня Солерцовы из шестого дома. Тремя кварталами спустя, на улице Леси Украинки, прыгали по нарисованным на асфальте классикам три маленькие девочки, а в десяти метрах от них ребятня играла в футбол. В школе номер четыре был субботник. Класс сажал деревья на улицах города. В детском саду на улице Дружбы народов мамочки забирали детей. Если прислушаться, если действительно хорошо прислушаться, то вы услышите далекое позвякивание велосипедных звонков и неясный смех. Это переезжает улицу компания из двух дворов седьмого и шестого дома на улице спортивной. Замерев, вы вдруг почувствуете весь этот призрачный гул детских голосов, живых, ярких, ощутите его, но не услышите, а проживете вместе с каждым его обладателем маленькую жизнь.
***
— Вызов номер четыре, улица Курчатова, 10.
Четверо пожарных в яркой оранжевой форме забрались в машину, оснащённую брандспойтами, и помчались в сторону проспекта Ленина. Зеваки оглядывались, люди строили догадки, а по городу расползались сплетни. Горела пятиэтажка, вернее, квартира номер 16 на пятом этаже. Во дворе толпились соседи.
— Это Семеновы.
— Вы вызвали пожарных?
— А что у них случилось?
— Плита загорелась.
— Плита? А я думала Семён заснул с сигаретой.
— Плита, плита, мне Дмитривна говорила.
— Это так печально. Как они теперь будут жить?
Пожарные приехали. Где-то плакал ребенок.
***
В редакции царила суматоха, как всегда бывало перед сдачей номера в набор. В одном кабинете сидел Семехин и кричал Верошину, который сидел в соседнем:
— Ты статью дописал?
— Почти, — ответил Верошин, написавший только вступительный абзац.
— Александр Александрович, — влетает в кабинет к Семехину молодой Арепьев. — На улице Курчатова пожар!
— Верошин! Пиши про пожар, — кричит Александр Александрович и обращается к Арепьеву: Иди к Верошину, расскажи, что знаешь.
— А можно я сам напишу?
— Нам через час номер сдавать.
Арепьев уходит, а уставший Семехин с минуту рассеянно глядит в окно, потом спохватывается и продолжает напряженно печатать.
***
С минуту длится гробовая тишина. Слышно, как лают собаки вдали. Ночь. Жители Припяти разошлись по домам и большинство из них уже спит, мягко устроившись в теплой обители сновидений. На городских часах ратуши начал отсчитываться новый день — 27 апреля 1986 года. Спит Маша и её полноватая мама, спит вся детвора, что мы видели здесь, прогуливаясь днем по этим улицам, редакция «Воскресной Припяти» тоже замерла, и в пустом её здании лишь слышно тиканье маленького будильника, готового разразиться восторженной трелью по любому поводу.
