XI Международная независимая литературная Премия «Глаголица»
«What would you do if you knew this was the last night of the world?»
«What would I do; you mean, seriously?»
«Yes, seriously.»
«I don’t know — I hadn’t thought. She turned the handle of the silver coffeepot toward him and placed the two cups in their saucers.
He poured some coffee. In the background, the two small girls were playing blocks on the parlor rug in the light of the green hurricane lamps. There was an easy, clean aroma of brewed coffee in the evening air.
«Well, better start thinking about it,» he said.
«You don’t mean it?» said his wife.
He nodded.
«A war?»
He shook his head.
«Not the hydrogen or atom bomb?»
«No.»
«Or germ warfare?»
«None of those at all,» he said, stirring his coffee slowly and staring into its black depths. «But just the closing of a book, let’s say.»
«I don’t think I understand.»
«No, nor do I really. It’s jut a feeling; sometimes it frightens me, sometimes I’m not frightened at all — but peaceful.» He glanced in at the girls and their yellow hair shining in the bright lamplight, and lowered his voice. «I didn’t say anything to you. It first happened about four nights ago.»
«What?»
«A dream I had. I dreamt that it was all going to be over and a voice said it was; not any kind of voice I can remember, but a voice anyway, and it said things would stop here on Earth. I didn’t think too much about it when I awoke the next morning, but then I went to work and the feeling as with me all day. I caught Stan Willis looking out the window in the middle of the afternoon and I said, ‘Penny for your thoughts, Stan,’ and he said, ‘I had a dream last night,’ and before he even told me the dream, I knew what it was. I could have told him, but he told me and I listened to him.»
«It was the same dream?»
«Yes. I told Stan I had dreamed it, too. He didn’t seem surprised. He relaxed, in fact. Then we started walking through offices, for the hell of it. It wasn’t planned. We didn’t say, let’s walk around. We just walked on our own, and everywhere we saw people looking at their desks or their hands or out the windows and not seeing what was in front of their eyes. I talked to a few of them; so did Stan.»
«And all of them had dreamed?»
«All of them. The same dream, with no difference.»
«Do you believe in the dream?»
«Yes. I’ve never been more certain.»
«And when will it stop? The world, I mean.»
«Sometime during the night for us, and then, as the night goes on around the world, those advancing portions will go, too. It’ll take twenty-four hours for it all to go.»
They sat awhile not touching their coffee. Then they lifted it slowly and drank, looking at each other.
«Do we deserve this?» she said.
«It’s not a matter of deserving, it’s just that things didn’t work out. I notice you didn’t even argue about this. Why not?»
«I guess I have a reason,» she said.
«The same reason everyone at the office had?»
She nodded. «I didn’t want to say anything. It happened last night. And the women on the block are talking about it, just among themselves.» She picked up the evening paper and held it toward him. «There’s nothing in the news about it.»
«No, everyone knows, so what’s the need?» He took the paper and sat back in his chair, looking at the girls and then at her. «Are you afraid?»
«No. Not even for the children. I always thought I would be frightened to death, but I’m not.»
«Where’s that spirit of self-preservation the scientists talk about so much?»
«I don’t know. You don’t get too excited when you feel things are logical. This is logical. Nothing else but this could have happened from the way we’ve lived.»
«We haven’t been too bad, have we?»
«No, nor enormously good. I suppose that’s the trouble. We haven’t been very much of anything except us, while a big part of the world was busy being lots of quite awful things.»
The girls were laughing in the parlor as they waved their hands and tumbled down their house of blocks.
«I always imagined people would be screaming in the streets at a time like this.»
«I guess not. You don’t scream about the real thing.»
«Do you know, I won’t miss anything but you and the girls. I never liked cities or autos or factories or my work or anything except you three. I won’t miss a thing except my family and perhaps the change in the weather and a glass of cool water when the weather’s hot, or the luxury of sleeping. Just little things, really. How can we sit here and talk this way?»
«Because there’s nothing else to do.»
«That’s it, of course, for if there were, we’d be doing it. I suppose this is the first time in the history of the world that everyone has really known just what they were going to be doing during the last night.»
«I wonder what everyone else will do now, this evening, for the next few hours.»
«Go to a show, listen to the radio, watch the TV, play cards, put the children to bed, get to bed themselves, like always.»
«In a way that’s something to be proud of — like always.»
«We’re not all bad.»
They sat a moment and then he poured more coffee. «Why do you suppose it’s tonight?»
«Because.»
«Why not some night in the past ten years of in the last century, or five centuries ago or ten?»
«Maybe it’s because it was never February 30, 1951, ever before in history, and now it is and that’s it, because this date means more than any other date ever meant and because it’s the year when things are as they are all over the world and that’s why it’s the end.»
«There are bombers on their course both ways across the ocean tonight that’ll never see land again.»
«That’s part of the reason why.»
«Well,» he said. «What shall it be? Wash the dishes?»
They washed the dishes carefully and stacked them away with especial neatness. At eight-thirty the girls were put to bed and kissed good night and the little lights by their beds turned on and the door left a trifle open.
«I wonder,» said the husband, coming out and looking back, standing there with his pipe for a moment.»
«What?»
«If the door should be shut all the way or if it should be left just a little ajar so we can hear them if they call.»
«I wonder if the children know — if anyone mentioned anything to them?»
«No, of course not. They’d have asked us about it.»
They sat and read the papers and talked and listened to some radio music and then sat together by the fireplace looking at the charcoal embers as the clock struck ten-thirty and eleven and eleven-thirty. They thought of all the other people in the world who had spent their evening, each in their own special way.
«Well,» he said at last. He kissed his wife for a long time.
«We’ve been good for each other, anyway.»
«Do you want to cry?» he asked.
«I don’t think so.»
They went through the house and turned out the lights and locked the doors, and went into the bedroom and stood in the night cool darkness undressing. She took the spread from the bed and folded it carefully over a chair, as always, and pushed back the covers. «The sheets are so cool and clean and nice,» she said.
«I’m tired.»
«We’re both tired.»
They got into bed and lay back.
«Wait a moment,» she said.
He heard her get up and go out into the back of the house, and then he heard the soft shuffling of a swinging door. A moment later she was back. «I left the water running in the kitchen,» she said. «I turned the faucet off.»
Something about this was so funny that he had to laugh.
She laughed with him, knowing what it was that she had done that was so funny. They stopped laughing at last and lay in their cool night bed, their hands clasped, their heads together.
«Good night,» he said, after a moment.
«Good night,» she said, adding softly, «dear…»
— Что бы ты сделала, если б знала, что сегодняшняя ночь для нас последняя?
— Что бы сделала? Ты серьёзно?
— Да, вполне.
— Не знаю. Я не думала об этом.
Она поставила серебристый кофейник ручкой к нему и поместила две кофейные чашки на блюдца.
Он налил немного кофе. В зеленоватом свете керосиновых ламп две девчушки играли с кубиками на ковре в гостиной. В вечернем воздухе витал легкий аромат только что сваренного кофе.
— Самое время задуматься об этом, — сказал он.
— Ты ведь не шутишь? — удивилась его жена.
Он кивнул.
— Война?
Он покачал головой.
— Может водородная или атомная бомба?
— Нет.
— Бактериологическая война?
— Ничего такого, — сказал он, медленно помешивая кофе и всматриваясь в дно чашки. — Представь, что это как закрыть книгу после прочтения.
— Не понимаю, о чем ты.
— Честно говоря, я тоже. Просто у меня предчувствие. Порой оно пугает меня, а порой мне не страшно совсем — даже спокойно.
Он взглянул на девочек, их золотистые волосы сияли в ярком свете лампы, и понизил голос. — Я тебе еще не говорил. Это случилось 4 дня назад.
— Что?
— У меня был сон. Мне приснилось, что всё кончится, и голос так сказал. Не то чтобы голос был знакомым – просто чей-то голос. Он сказал, что все прекратит существовать на Земле. Я почти не задумывался об этом утром, когда проснулся. На работу пошёл как ни в чём не бывало. Там застал Стэна Уиллиса — он уставился в окно среди бела дня. Я спросил: «О чём задумался, Стэн?» Он ответил: «Мне приснился сон этой ночью». Я уже знал, что это за сон, прежде чем он начал рассказывать. Я и сам мог бы пересказать ему этот сон, но он начал первый, а я слушал.
— Это был тот же самый сон?
— Да. Я сказал Стэну, что мне это тоже снилось. Он, кажется, не удивился. Даже наоборот успокоился. Потом мы обошли контору, черт знает зачем. Даже не договаривались об этом. Мы просто бродили сами по себе. Люди вокруг смотрели в упор на рабочий стол или свои руки, в окно, и не видели, что у них перед глазами. Я говорил с некоторыми.
— Им всем снилось тоже самое?
— Всем. Точно такой же сон.
— Ты в это веришь?
— Да. Я ещё ни в чём не был так уверен.
— И когда он наступит? Конец света?
— Сегодня, когда у нас будет ночь. Затем он будет распространяться на другие части света, когда там наступит ночь. Это займёт лишь сутки.
Они немного посидели, не притрагиваясь к кофе. Затем медленно подняли чашки и выпили его, пристально глядя друг другу в глаза.
— Разве мы этого заслуживаем? – спросила она.
— Не в этом дело. Просто ничего не вышло. Я вижу, ты даже не споришь со мной. Почему?
— Наверное, у меня есть причина.
— Та же причина, что и у всех в конторе?
Она кивнула. — Я не хотела ничего говорить. Это произошло прошлой ночью. Да и женщины у нас в квартале болтают об этом между собой. — Она взяла вечернюю газету и протянула ему. — Тут ничего не написано.
— Нет. Все же знают. Так зачем писать? — Он взял газету и опустился обратно на стул, взглянув на девочек, затем на нее. — Ты боишься?
— Нет. Даже за детей не боюсь. Всегда думала, что буду до смерти напугана, но мне не страшно.
— И где же наше чувство самосохранения, о котором так много говорят ученые?
— Не знаю. Особо не удивляешься, если чувствуешь, что все логично. А тут все логично. Учитывая то, как мы жили, это могло случиться.
— Мы были не такими уж плохими, верно?
— Да. Но и не слишком хорошими. Думаю, в этом вся беда. Мы были не больше, чем мы есть на самом деле, пока другие пытались натворить дел похуже.
В гостиной смеялись девочки, размахивая руками над полуразваленной башней из кубиков.
— Мне всегда казалось, что в такой час толпы людей повалят с криками на улицу.
— Пожалуй, нет. Не станешь кричать, если этого не избежать.
— Знаешь, мне будет не хватать только тебя и девочек. Никогда особо не любил большие города, автомобили, фабрики, свою работу или что-то еще — только вас троих. Вряд ли я буду скучать по чему-то кроме семейного уюта и, может, по хорошей погоде, стакану холодной воды в жару и удовольствию поспать часок. Это всё мелочи. Как мы можем сидеть здесь и говорить вот так?
— Но ведь нам больше ничего не остается.
— Ты права, конечно. Если бы можно было что-то сделать, мы бы сделали. Думаю, это впервые в истории, когда каждый знает, что делать в эту ночь.
— Интересно, чем остальные займутся сейчас, этим вечером, в течение оставшихся часов.
— Сходят в кино, будут слушать радио, смотреть телевизор, играть в карты, уложат детей спать, сами лягут спать, как всегда.
— Как всегда – пожалуй, здесь есть чем гордиться.
— Всё не так уж плохо.
Они посидели минуту, и он налил еще кофе. — Как ты думаешь, почему сегодня?
— Потому.
— Почему не в ночь за последние десять лет прошлого века, почему не пять веков назад или десять?
— Может быть, потому что ещё никогда прежде в истории не было тридцатого февраля тысяча девятьсот пятьдесят первого года. Это сегодня. Сегодня, потому что эта дата значит больше, чем любая другая, и потому что в этот год всё происходит так, как и должно быть, по всему миру. Вот поэтому и придёт конец.
— Сегодня ночью бомбардировщики обеих сторон готовятся к вылету, чтобы пересечь океан. Они уже никогда не приземлятся.
— Отчасти, это тоже причина.
— Ну, — сказал он. — Что нам делать? Вымоем посуду?
Они тщательно вымыли посуду и расставили тарелки с особой аккуратностью. Ровно полдевятого девочек уложили спать, поцеловав на ночь, зажгли небольшие светильники возле их кроватей и оставили дверь приоткрытой.
— Хм,- задумался муж. Вышедши из комнаты, он оглянулся на девочек и остановился на секунду, держа в руке курительную трубку.
— Что?
— Может, не надо полностью закрывать дверь? Вдруг они позовут нас.
— Сомневаюсь, что дети знают. Им кто-нибудь мог сообщить?
— Нет, конечно же, нет. Они бы стали расспрашивать нас об этом.
Они сидели, читали газеты, разговаривали друг с другом, слушали музыку по радио. Затем уселись возле камина, наблюдая, как тлеют угли; на часах пробило половину одиннадцатого, одиннадцать, половину двенадцатого… Они думали обо всех людях на свете, которые провели этот вечер, каждый по-своему.
— Ну что ж, — сказал он наконец. И крепко поцеловал жену.
— Так или иначе, нам было хорошо друг с другом.
— Тебе хочется плакать? – спросил он.
— Похоже, нет.
Они прошлись по всему дому, выключили свет и заперли все двери. Затем вошли в спальню и, стоя в прохладной ночной темноте, разделись. Она сняла покрывало с постели, расправив, повесила его на стул и откинула одеяла, как обычно. — Простыни такие приятные – свежие и прохладные, — воскликнула она.
— Я устала.
— Мы оба устали.
Они улеглись в постель.
— Погоди минуту, — сказала она.
Он слышал, как она встала и прошла в дальнюю часть дома, слышал мягкое шарканье покачивающейся двери. Спустя минуту она вернулась. — Я оставила воду на кухне, — сказала она. — Нужно было закрыть кран.
В этом было что-то забавное, что он рассмеялся.
Она смеялась вместе с ним: что-то забавное в этом действительно было. Затем смех прекратился, и они просто лежали в холодной постели, держась за руки, прильнув головой друг к другу.
— Спокойной ночи, — сказал он через минуту.
— Спокойной ночи, — отозвалась она, нежно добавив: — дорогой…
