Говорят, слова – материальны.
Кошмар. И начался он с того, что Восло проснулся.
В комнате было свежо, покачивались на стенах слепо-белые пятна из окна, и тишина была ощутимая – как обычно. Глубокая до шороха в ушах.
Двадцать первое, утро, понедельник.
Восло привёл себя в порядок самым будничным образом и встал у зеркала. В отражении – пухлое лицо, светлые волосы, очки – круглые, прям как у Гарри Поттера… и нотка печали в синеватых глазах – как особая примета девятиклассника за три часа до пробника по Осмысленно Говорительному Экзамену.
Так, нужно размять мысли.
Отключить лишнее.
Настроиться.
У Восло зашевелились волосы – щекотно и чуточку страшно. Голова раскололась и стала открываться медленно, как цветок отбрасывает поутру лепестки. Серый свет от грецкого ореха-мозга захватил всю комнату.
Наконец, появились мысли. Выглянули из-за края лба. Задёргали усиками, потом – хвостами… Восло улыбнулся светящимся белым зверькам. Знал: уже через полминуты они будут носиться внутри головы, как шальные, прыгать с извилины на извилину. Это ж белки.
Восло взял с полки под зеркалом теннисный мячик – салатовый и пушистый, с белой полоской-улыбочкой. Тут же одна из белок-летяг рванула в гущу извилин, пронеслась по нейронной сети до мышц языка и впилась в одну коготками. Восло не видел этого, но чувствовал прекрасно. Он позволил мысли двинуть его языком. Белка дёрнула мышцу, стряхнула с хвоста блестящую пыль – Уверенность. Изо рта Восло упало чёткое:
– Яблоко.
Кусочек света оторвался от белки и вылетел вместе с движением губ белой птицей – кречетом. Полетело слово, искажая материю, и нырнуло сквозь мячик – тот дрогнул. Через мгновение на ладони у Восло уже лежало зелёное яблоко.
Остальные белки с тихим визгом летали по голове. Получилось!
Восло посмотрел немного на радостные мысли, потом закрыл голову и пригладил волосы. Белки продолжали танцевать по мозгу, толкаться изнутри – но у Восло не было времени на восторги.
Он откусил яблоко… Кислое. Ну и плевать!
Дальше повторяем теорию из учебника.
«ПРАКТИЧЕСКИЕ ВЫВОДЫ:
1. Всё, что нас окружает, – это копия т.н. пространства «Земля-1». Однажды наши измерения разошлись в разные физические слои, стали параллельными мирами и претерпели некоторые изменения.
2. В нашей реальности слова – форма материи. «Словом можно убить, словом можно спасти». ВНИМАНИЕ! Слово – это страшное оружие, которым умеют управлять только Мастера. Не проводите лабораторные работы в домашних условиях.
3. Мысли – личное дело каждого гражданина. Вынуждать человека на разговор считается нарушением права на личное пространство. Мы настоятельно не рекомендуем спрашивать кого-л. о его(её) мыслях, а также рассказывать кому-л. о своих, если это не обладает жизненной важностью».
Вот такие пироги…
Ладно, это легко.
Дальше – Первый закон правильного мышления. «Молчи, скрывайся и таи» – и последующие восемнадцать строк. Белки надёжно выточили их зубками на корке мозга с тех пор, как Восло научился читать. Вслух Первый закон не произносили: вот был бы оксюморон…
Ох, здорово было дома, пусть и с учебником в руках, но понедельник на то и «день суровый», чтобы вытравливать на февральский воздух ни в чём неповинных школьников и тащить их сквозь белый свет, который совсем не греет. Зато красиво.
Да, мир прекрасен. Его «отрисовали» лучшие Мастера Слова, а обыватели с тех пор старались ничего не менять ни специально, ни случайно: не хватало ещё напороться на штрафы, – и на улицах никто не говорил.
Поэтому было так тихо. И – красиво.
Тумань – самый чудный городишко из всех речных городов планеты. Сияющий иней на грустных ветках, домики в гирляндах сосулек, улица, бегущая в молоко тумана под небом, ясным и неизмеримо высоким, с тихо ползущими по нем мышками-облаками у горизонта.
Восло молча радовался, щурясь на снежную дорогу: в конце концов, он один во всём городе ходит в Лицей Словесности, где учат пользоваться словами, где растят Мастеров. Такая школа не каждому по карману. Раньше был ещё ученик – парень Лямыс, чуть старше Восло, шпала эдакая… Потом, говорят, что-то случилось с его родителями… В общем, платить стало некому, и Восло остался один. В Лицее разговор – короткий.
Да и вообще, смысл разговаривать, если «всё уже сказано до нас, и ничего нет нового под солнцем», как гласил Второй закон правильного мышления. Мудрость – в книгах. Не тратить же слова на быт…
И Восло без разговоров шёл вдоль набережной в сторону Моста Двух Молчащих Об Одном. И – стеклянная тишина… была… когда пуля-звук вмазалась в спину.
Нечто большое и лохматое обогнало Восло, заставило остановиться, перекрыв солнце. Вид у худощавого парня был довольно… бездомный.
Чего это он?
Несколько секунд Восло и незнакомый пацан молча смотрели друг на друга. Потом шпана сложил три пальца щепоткой и потёр подушечками. Что ж, доходчиво: «Гони бабки», – без слов. Мысли-белки завертелись в голове, подсказали: бежать от такого дылды – не вариант. Восло ответил жестом, приподнял плечи, мотнул головой: «Нет». Взгляд пацана чуть не прожёг Восло насквозь, но страшнее было другое.
Парень приоткрыл рот:
– А если найду?
Охрипшие слова-кречеты ударили крыльями в лицо, голос резанул по ушам. Смысл фразы Восло не уловил, думая только о том, как дико слышать на улице чужую речь… А голос-то – знакомый…
– Лямыс? – Восло с трудом разжал губы.
Пацан хмыкнул. «Вот я влип», – понял Восло. Это опасный враг. Кто знает, чему Лямыс научился в Лицее?
– Правда, ни копейки, – зашептал Восло. – Не взял.
Улыбка Лямыса перетекла в гримасу:
– Поговори мне ещё.
Нужно было всего-навсего вывернуть карманы – пустые, как чёрные дыры, – но Восло вдруг страшно захотелось дать этой роже затрещину и сказать что-нибудь вроде:
– А не брезгуешь – вымогать?
Вот б-белка… Эту – стоило придержать: нельзя, чтобы языком управляли эмоции! Они с Лямысом и так никогда не ладили, а тут ещё…
– Жизнь научила, – ответил он ровным голосом, чтобы как можно меньше искажать пространство. Знает ведь, злыдень: ни одно слово зря не пройдёт, – а ты всё под маминым крылышком прячешься?
Это было больно. Метко.
– Ага, и у меня хотя бы куртка есть, – кречет клюнул Восло в кончик языка. И тоже улетел в цель.
Лямыс оскалился:
– Дворянчик.
– Прибереги патроны. Слово – серебро, молчание – золото.
– Если лоб медный. Не знал, папенькин сынок?
– Я? А ты…
Каждое слово звучало всё громче: Восло напрочь забыл, что язык должен быть за зубами. Белки трещали о другом.
– Крыса уличная!
– Пухлый очкарик!! Пон-чик-на-нож-ках…
– Да провались ты!!! – Восло разом опустошил лёгкие.
– Взаимно! Со всем твоим приторным миром, где светит солнышко, а детей бросают на улице! Провались ко всем… – но договорить Лямыс не успел.
Асфальт задрожал. Дрогнул весь мир: в один миг покорёжилась улица, небо выцвело слёзной мутью, голые ветки оскалились на загнившую реку… Трещины разодрали асфальт – Восло без единого звука полетел в пустоту.
С чего начался кошмар? Можно было вспоминать вечно, но теперь Восло сидел, вцепившись в край асфальтовой пластины, которая неслась по подземной реке. Куда? Не даёт ответа. Восло не слышал про пещеры и реку под городом, но удивляться было глупо – они доигрались. Изменили мир.
Теперь кто знает, что есть и что будет?
Интересно, с таким данными они бы сдали ОГЭ?..
Лямыс сидел рядом, а вокруг него витали и светились мысли-звёздочки: видимо, случайно вылетели при падении. Он впустил их обратно, приоткрыв голову. Собственные белки рьяно царапали Восло изнутри черепа: надо выбираться отсюда. Плыли быстро: разобьются – это понятно даже куску асфальта.
Восло собрался с духом:
– Мы не плывём. С миром всё хорошо…
Не работало. Белки очумело шныряли по голове, были готовы пищать до хрипоты, но именно та, которую Восло заставлял сказать «хорошо», не могла содрать с хвоста ни единой крупинки Уверенности.
А без неё все слова – просто звук. Но ты попробуй среди кипящей воды свято уверовать в то, что всё обойдётся. Лямыс попробовал:
– Всего-то речка… Тихая такая, несёт к берегу…
– Ага, Мастер Слова! – опять не сдержался Восло, – к берегу! Вон уже… обрыв впереди…
– Нет там… не наговаривай!
Но с шумом падающей воды не поспоришь.
– Лишь бы пороги не начались, – добавил Восло.
– Поговор-ри мне ещё!
Асфальтовый плот тряхнуло. Просили пороги? Вот вам! Восло увидел в полумраке злобный взгляд Лямыса, и почему-то первая мысль, замершая в голове, была: «Откуда в пещере свет?» Белка навострила уши, внимательно размышляя, пока не догадалась… Восло почувствовал её судорожный ответ и передёрнул плечами:
– Я слышал, у нас водятся змеи… огромные… мерцающие… Да, я оцениваю обстановку, а чего ты от меня хочешь?
Восло ещё договаривал последние слова, когда рядом с плотом склизкий звук потянул по камням чешуёй.
– Чтобы ты заткнулся! – страшнее змей зашипел Лямыс.
Губы сразу слиплись. Восло хотел протестовать, но против такого приёма и сказать было нечего… Честно говоря, уже и говорить не хотелось. Вообще. Восло сел на плиту, сложил ноги по-турецки, подпёр кулаками голову и постарался мысленно отключиться от происходящего – это у него почему-то не вышло. Лямыс сел рядом, глядя в темноту. Молча сел. Молча глядя.
А что тут ещё сказать? И зачем вообще – говорить?
Все, что было можно, уже сказано Платонами и Эзопами, Тютчевыми и Шефнерами. Зачем теперь, в двадцать первом веке, вылезать на свет из уютной черепной коробочки? Из волшебных миров, что живут в мыслях каждого… Почему вдруг так получилось, что наш мир, внешний мир – один, общий на всех? И нужно общаться, объясняться, договариваться, разбирать конфликты… Зачем всё это надо? И кто это придумал? Ведь что ни говори, а мир не изменится от жизни двух индивидов, как и от их гибели – просто ничего не почувствует…
Плот всё плыл, минута за минутой, и Восло уже не совсем понимал, что это гудит – близкий обрыв, кровь в ушах или голоса змей. Сквозь эту натянутую ноту его легонько ткнуло в бок. Следом раздался шёпот Лямыса:
– Эй… бро… ты живой? Скажи что-нибудь… Хорошее.
Губы сразу ожили, вот только слов не было. Лишь одна белка крутилась на языке, глупая такая… Ну и плевать. Восло подпёр кулаком щёку и, – возможно, впервые за всю свою жизнь, – начал нести бытовой бред:
– Знаешь, что я забыл? Сказать забыл. Сестре. Что яблочный пирог вчера был классный, но только чтоб она на экзамене в колледже корицы меньше клала. Вот я лузер – столько болтал, а про это забыл…
Белка в голове шепнула ещё: «Ей ведь об этом не скажет ни один Цицерон…» – и погладила шершавой лапкой по извилине.
– Понимаю… Ты, это… поговори ещё, а?
Но тут под плотом оборвалось движение воды и кусок асфальта ринулся мимо шипящего водопада. Загрохотали камни-звуки в заложенных ушах, рушась рядом, а парни хлопнулись о тёплую, воздушную поверхность, как о гигантский батут. Почему-то пахнуло тестом, печёным яблоком и… корицей.
Говорят, слова – материальны? Вот ведь кошмар!
Зато вкусно.
– Не, с корицей всё окей. Лучше скажи сестре, чтобы сахара больше клала, – голос Лямыса донёсся будто из другого мира.
И Восло не понял, чему удивился больше: то ли звуку этого голоса, то ли факту, что они вообще выжили… а может, вот он, конец света для отличников – большой яблочный пирог с корицей, на котором можно развалиться, как на диване? Восло, ещё не определившийся, жив он или уже не очень, решил уточнить:
– Что, серьёзно вкусно? Я думал, с моих слов вся еда – кислая…
– Может быть. Но я последний раз ел дня два-три назад и из мусорки.
Лицо у Лямыса было в корице. Лицо жевало. И улыбалось…
– А как мы… мир… исправлять будем? – тихо спросил Восло.
Лямыс махнул рукой:
– Разберёмся. Будешь душнить, заставлю тебя замолчать.
Кажется, за эти полчаса Восло говорил больше, чем за весь прошедший учебный год. У него совсем пересохло во рту, но Восло всё-таки выдавил:
– А если мы… уже погибли?
Кусок пирога мягко отломился под руками Лямыса. Тот повертел ломоть, а затем протянул его Восло:
– Ну, значит, не парься. Ничего уже не исправишь. На, ешь. Не отравленное.
Восло хмыкнул в ответ и уселся на пироге, взял протянутый кусок. Ему показалось вдруг, что он проснулся. Прямо сейчас. В пещере было свежо…
И что тут ещё можно было сказать?
