Вечерело. Шумные стайки учеников спешили прочь из школы, загорались ленты уличных огней, огромное здание опустело и затихло. В единственной гримёрке театрального кружка двое вели баталии.
***
– …Слушай, я тебе не верю.
– Я и сама бы не поверила, – буркнула маленькая актриса в летящем костюме Герды, тряхнув головой и чуть сощурившись от бьющего в глаза закатного солнца. Пушистые волосы девочки золотистыми пружинками рассыпались по плечам, оставляя на стенах причудливые паутинчатые тени.
– И Герда мне не нравится.
– Потому что тебе сложно её представить? Я думал, платье поможет, – партнёр Герды, светловолосый шестиклассник в костюме Кая, закусил губу и в задумчивости уткнулся взглядом в пол.
Джесс помотала головой:
– Просто не представляю себя Гердой. Она – не я.
– Может, тебе тогда лучше попросить другую роль?
– Не поможет. Плавали, знаем…
“Кай” вскинул брови.
– Книгу в зубы, дневник персонажа на стол, к каждому своему поступку задавай вопрос: «А как бы поступил мой персонаж?» – Джесс вспылила и заискрилась, как пламя от сахара. – Это всё, конечно, работает, по крайней мере, работало в прошлый раз, но… прямо сейчас я Герду терпеть не могу. И ещё это платье… жмёт. Нет, сидит оно отлично, но когда я представляю, что это – образ Герды, хочется запульнуть его так далеко, чтобы в жизни больше к нему никакого отношения не иметь. Вот… – она выдохнула.
– Ясно… Тогда, наверное, нужно это пережить?.. Серьёзно, Джи, не кисни, – толкнул в плечо одноклассник.
– Так точно, – Джесс закатывает глаза и улыбается. – Ладно, за мной сестра приехала, я побежала.
– До завтра, – прощается “Кай”.
В ответ ему только махнули рукой. Дверь хлопнула, эхом отшумев в тишине.
***
В машине было так душно, что хотелось вылететь на дорогу посреди шоссейной ленты, невзирая на час пик.
– Неизбежное зло, – прокомментировала Сильвия.
Джесс чихнула.
– Неизбежное зло – это то, что у нас опять афишу для спектакля рисовать некому, – отозвалась девочка, оглянувшись на сестру.
– А кто до этого рисовал?
– Ян и Тосу перевелись два месяца назад, Карла по уши в экзаменах…
– Вся компания буйного ветра при делах? – В карих глазах заплясали веселые огоньки, пока рука вдумчиво рисовала узоры на по-летнему пыльном руле. – Не смотри на меня так: куда вы только ни вляпывались, что вместе, что по отдельности.
– Зато с ними не соскучишься, – с вызовом хмыкнула Джесс.
“Точно, ты же с трудными хорошо ладишь…” – отметила про себя Сильвия. Закрывая машину, она решилась:
– Завтра после школы зайдём ко мне на работу: познакомлю тебя кое с кем.
***
В белой палате висела глухая тишина ожидания. На подоконнике сидел мальчик лет десяти с виду. Пальцы правой руки завивали кольцами край ярко-салатовой занавески, пока пальцы левой сминали страницы толстой книги.
В коридоре раздались шаги.
– Куратор? – послышался звонкий и спокойный мальчишеский голос.
Заметив гостя, мальчик спрыгнул с подоконника, а его лицо, до того больше напоминавшее маску, оживилось.
– Вот и наш “клиент”, – улыбнулась Сильвия, указав глазами на сестру.
Девушка удивилась, заметив реакцию подопечного, но виду не подала. Значит, она не просчиталась.
– Дик, это Джесс, моя младшая сестра. Джесс, это Дик, мой подопечный и наш художник. Заочно вы уже знакомы. За чаем и сладостями можете прогуляться до кураторской, я предупредила дежурного. Развлекайтесь.
Куратор поправила халат и, отсалютовав, вышла.
***
– Эй, – Дик приподнял уголки губ. – Я не бомба замедленного действия, нечего на меня так смотреть.
– Я вовсе не… – Джесс слегка растерялась.
– Да ну? – даже складки его голубой форменной рубашки, как показалось сестре доктора, изгибались насмешливо.
Джесс дернулась и посмотрела на Дика уже другими глазами:
– Можешь показать, как ты рисуешь?
– Могу даже сейчас что-нибудь нарисовать. Тебя, например. Хочешь?
Глаза Дика странно блестели. Сил отказать у девочки не нашлось.
– Жги. Что мне делать?
– Да что хочешь. Только не двигайся особо.
Его покровительственный тон не особенно вязался с возрастом. Этот диссонанс не позволял Джесс воспринимать нового знакомого как-то определённо. Тем временем на кровать полетели графический планшет, завёрнутые в тряпочку кисти и лоток с акварелью.
– Куратор предупреждала, что ты актриса, – «вбросил» мальчик, наливая воды в банку.
– Я пока занимаюсь в театральном кружке. Мы ставим спектакль в декабре, а заявки на участие в новогоднем концерте нужно отправить в ближайшие недели две. К заявке на спектакль должна прилагаться афиша.
– И ты хочешь, чтобы нарисовал её я.
Джесс слегка поморщилась от его тона:
– Да.
– Что за спектакль? – тон не изменился ни на йоту.
– «Снежная королева».
– А ты, стало быть?..
– А я – Герда. Должна ей быть, по крайней мере.
– Есть сомнения, госпожа актриса?
– А это допрос? – Джесс не понравилось, что он так просто задаёт колкие вопросы. Как будто все её сомнения ничего для него не значат!..
– Не хочешь – не отвечай. Как будто я у тебя пытками вызнавать буду.
– Извини, – выдавленное слово явно стояло здесь только ради дани приличиям. – Но ведёшь себя так, будто самый умный. Это вымораживает. Тебе десять или одиннадцать?
– О, тебя это задело. Я, конечно, попробую не «вести себя так, будто я самый умный», но особенного опыта во взаимодействиях за последние года два у меня нет. И мне тринадцать, кстати.
От шока Джесс даже забыла возмутиться его нарочитой небрежности.
– Чего?!
– Не веришь, спроси потом у куратора. Кстати, что она тебе обо мне наговорила?
– А должна была? Ты ее пациент, который отлично рисует. Иногда пугает своей “механичностью”. Хотя, по-моему, ты просто раздражающий надменный придурок. Всё.
– ‘Кей. У меня с эмоциями особые отношения. Отсутствующие.
Джесс оглядела Дика с головы до ног. Сейчас она заметила, что Дик выглядит не насмешливым и высокомерным, а, скорее, пустым. Уставшим. В комнате повисло молчание.
– Я не заметила.
– Спасибо, – странное выражение вновь сменилось полуулыбкой.
“Мона Лиза,”– уже беззлобно прокомментировала про себя Джесс.
– Я старался. Пойдём, что ли, чай пить?
…Когда через две недели Сильвия в очередной раз пришла за сестрой, финальный вариант афиши, забытый, покоился на подоконнике, а дети, завернувшись в плед, досматривали с планшета “Снежную королеву”.
***
– Дик? Знаешь, почему люди переедают?
– Забывают о том, что уже перекусили. Гормоны. Стресс. Что вы хотели сказать?
– Хочу сказать, что обычно с перееданием люди борются с помощью пищевых дневников. Каждый раз, когда перекусили, они вписывают новый приём пищи в дневник.
– Вы хотите, чтобы я завёл такой же? Вы же знаете, я не ем “достаточно” не из-за того, что забываю о том, что не поел.
– Я хочу, чтобы ты завёл такой дневник для эмоций.
– Ладно, – Дик пожал плечами и уставился в окно.
– Так просто? – психотерапевт удивилась: раньше он на контакт не шёл вовсе.
– Почему бы и нет. Мне и самому интересно. В крайнем случае, просто не отдам вам дневник.
Дику, кажется, надоело сидеть. Ещё больше ему надоели эти её, как он выражается, “столетние” разговоры.
– Договорились, – облегчённо улыбнулась Сильвия.
Читать его дневник ей, в отличие от младшей сестры, так и не довелось.
***
Как заговорить с Джесс?..
– Малышка, ты чего такая грустная?
Сильвия ещё раз перемешала тыквенный крем-суп.
– Почему он в диспансере?
– Дик-то? Почему ты спрашиваешь?
На стол лег измятый лист, а Джесс, кажется, замутило от воспоминаний.
В её руках словно вновь шуршала исписанная бумага. Последние строчки своей графичностью врезались в память, с невнятным хрустом, жутко перемалывая внутренности: “Сброситься бы с той многоэтажки, честное слово. Но так нельзя… Нельзя же?..
Фантазии опять не дают покоя. Сальто. Полоснуть по венам на запястьях и бедрах. Очертить шею. Надавить на сонную артерию. Адреналин, хлещет кровь, бьётся о кожу воздух. Как хорошо. Можно дышать. И кричать”.
Внезапно руки Джесс касается что-то тёплое. “Сильвия подвинула какао!” – доходит до неё через секунду. Ещё через миг появляется тихий вкрадчивый голос.
– Джесс. Дже-есс. Ты здесь?
Возвращение в уютную, но слишком далёкую от Дика реальность.
– Всё в порядке. Так что с Диком?
– Ладно, ладно, – сдаётся Сильвия. – Но это не самая приятная история.
К нам он поступил лет в одиннадцать. Тонкий и белый, как бумага. Его привёз старший брат, Син, мой бывший одноклассник. Дик собирался в школу и не выключил газ. С электричеством возникли перебои, и дом частично взлетел на воздух. Никто не умер, даже травм серьёзнее ушибов не было. Но у мальчишки был шок: истерика, злость, побег из дома…
Спустя час его нашёл брат по геолокации на телефоне. Перепугался из-за него, перенервничал из-за дома… и сорвался на него. А Дик замкнулся – и был таков.
И через три недели эта красота, во цвете недоедания, самоедства, оказывается чуть не под колёсами машины брата, который приехал забрать его из школы.
Так этот умник оказался здесь.
– А потом?.. – Джесс окутало тёмное, липкое чувство, которое хотелось, но невозможно было сбросить.
– Потом холодные войны за доверие, категоричные отказы от встреч с кем бы то ни было, бесконечные рисунки, скандалы на полдиспансера и пачки отказов от работы с ним, вплоть до серьёзного шантажа увольнением. Последние полтора года его веду я. Ты ведь помнишь, о чём я тебя предупреждала перед первой встречей? Я говорила серьёзно. Дик не только очаровательный мальчик с грустной судьбой. Он может извести кого угодно. Вот такие дела.
– Давай лучше спать, крошка, – оборвала возникшую тишину Сильвия. – Утро вечера мудренее.
***
Наутро они с Диком разругаются вдрызг.
– Да что ты понимаешь?! Не лезь не в своё дело! Проваливай! – шипит Дик.
Джесс в ответ кричит что-то о самовлюблённости и умолкает только тогда, когда её мягко, но настойчиво выводит за дверь кто-то из персонала. Она вылетает из больницы, чтобы забыть о ней на следующие несколько дней.
***
Прогулка. Учебники в рюкзаке. Как назло, светит солнце. Джесс, конечно, не до Дика и его придури на тему “да что ты понимаешь”. Точно нет. Она идёт за мороженым, посидит с друзьями, зайдёт к “Каю”. Ей плевать на Дика.
Ноги приводят к больнице. Внутрь заходить не хочется. Плюхнувшись на скамейку, она стукается головой о каменную стену. Не стукается. Удар смягчает чья-то ладонь.
– Осторожнее.
Рядом сидит молодой мужчина.
– У тебя тоже здесь кто-то?
“Кто-то. Да. Идиот один,” – не подающая последние три недели признаков жизни желчь змеится на языке и удерживается лишь по привычке. Высказаться хочется. Сильвия сказала бы: эффект попутчика. Джесс выплёвывает:
– Друг. И кошмар всей моей жизни по совместительству.
– Вот как, – собеседник понимающе усмехается. – У меня здесь брат. Сказочный придурок. И принцесса Несмеяна. Тоже по совместительству, – он невесело улыбается и запрокидывает голову, разглядывая такой же спокойный, как и всё это место, светло-коричневый навес. Карие глаза, чуть изогнутые уголками вверх, напоминают Диковы.
– Почему вы не с ним? Часы посещения же закончатся.
– Не то чтобы он хотел общаться… Поэтому я просто сижу тут, как время в обеденный перерыв выдастся. Здесь спокойно, не находишь?
– Неужели вы даже не попытаетесь?
Вспомнив о Дике, Джесс прикусывает язык: сама-то она игнорирует его уже пятый день.
– Я думаю, он имеет на это право. Когда-то я наговорил ему… всякого, а он и кинься под мою машину. Так что предпочитаю узнавать о нём только через его куратора, свою бывшую… одноклассницу.
Так он и есть брат Дика?.. Вот совпадение! Но раньше я приходила через вход для персонала, так что… Неужели он каждый день тут сидит?!
Когда часы посещения заканчиваются, Джесс прощается с Ситом. Тоже сдаться и позволить Дику следующие два года жалеть самого себя и играть в молчанку она не намерена.
***
Через два конфликта с Сильвией и три дня “на то, чтобы остыть”, выторгованных ей же, “Герда” всё же прогуливает школу.
Джесс и Дик сидят с двух сторон от двери. Обижаться на того, по кому скучаешь, тяжело. Под дверью проскальзывает первый листок…
Тем вечером Дик впервые за два года звонит брату…
***
В школьном зале включается свет. Зрители начинают шуметь, занавес закрывается, и Джесс, сбежав по ступенькам, врезается в объятия старшей сестры. Из-за её спины подмигивает Сит.
Дик тонко улыбается. В его руках – букет роз, завёрнутый в эскиз афиши “Снежной королевы” с их первой встречи. “Кай” жмёт руку Дику, шепчет Джесс, что ей всё-таки идеально подходит это летящее платье, и спешит к родным.
Вообще-то, Джесс не согласна с “Каем”. Она не станет молча улыбаться или плакать, как Герда. Нет, она выскажет Дику тридцать три причины, почему он не прав, не дожидаясь, пока он начнёт кидаться в крайности.
Пусть даже их осколки не из такого льда, как у Кая с Гердой, не из жестокости и безразличия. Из непонимания и гнева. Они не растворяются вмиг от горячих слёз, а истлевают, рассеиваясь, открывая место новому, а не возвращая старое. Дело ведь не в характере, а в чувстве. И ради Дика Джесс готова на многое. Даже если защищать Дика нужно будет и от себя, и от него самого, и от их болезненно шипящей гордости… Они ведь не в сказке, где всё заканчивается вечным “долго и счастливо”.
А она, Джесс, и правда, не Герда. Но чтобы носить то же платье, Гердой ей быть необязательно. А странное чувство, предвещающее, как известно, ещё много обыкновенного и невероятного, шевелится где-то в груди. Последние осколки её злобного зеркала исчезают в новогоднем тепле.
И на самом деле… для них всё только начинается.
