«…Сквозь дымку легкую заметил я невольно
И девственных ланит, и шеи белизну.
Счастливец! видел я и локон своевольный,
Родных кудрей покинувший волну!..»
М. Ю. Лермонтов.
« 07. 11. 1849
У ограды тогда меня встретил старик. Ветер отразился румянцем на моих щеках. На удивление, мистер Хьюз был не так уж и ворчлив, как казалось на первый взгляд. Он проводил меня до дома, после в прихожей позволил снять с себя черное пальто и шляпу, а позже, провел до гостиной. Та выглядела невероятно. Она была велика, будто это театральный зал. В одном углу стояло темное пианино, в другом черный камин, а рядом белые кресла, посреди гостиной стол.
Он же и пригласил меня за него.
— Простите, сэр, что заставил вас идти в эту погоду сюда. — Старик сел напротив меня, на деревянный стул, облокотившись на стол такой же отделки
— Не стоит. Для меня никогда не было проблем гулять в такую погоду. — Я доброжелательно улыбнулся и сел напротив седого мужчины.
Погода и правда была не особо солнечной. Город попал в объятия густого тумана, из-за чего дорога была не видна. Земля была мокрой и местами с лужами, и мои туфли проклинали меня за это. Однако я всегда любил эту погоду своей безлюдностью, грустью и тоской. В это время, кажется, что ты один на этой земле.
— Вы будете чай или чего покрепче? — Спросил мистер Хьюз.
— Чаю, пожалуйста. — Сам я облокотился на стол, сжимая ладони в замок.
— От чего продаете такой хороший дом? — Резко спросил я.
Старый хозяин, крикнув о надобности чая для гостя, откашлянулся и глянул на меня.
— У меня нет нужды оставлять этот дом. Он совершенно ничего не значит для меня, да и огромен для двадцати человек. Коими являются мои слуги и я с внучкой.
Честно, мне было столь плевать на этот разговор, что я отвлекся на что-то более мечтательное. Однако услышав интересное для моих ушей и разума слово, вновь вовлекся в разговор.
— Внучка?
Знаете ли, дорогой читатель, моему сердцу никогда не приходилось кого-либо любить, кроме моих родителей. Да и тех я в основном не любил, а больше уважал. Мне непонятно такое чувство, как любовь и, ох, как же я желал в юности почувствовать сладость этого чувства.
— Да, Аделаида. Хорошая девчонка. Вечно то в своей комнате за книжкой, то в саду и тоже-ш за книгой. — Он глотнул чая, когда закончил предложение. Однако мне вовсе было не до напитка.
— Красивое имя — Аделаида.
— Верно. Его дала мать, царство ей небесное, необычайной красоты женщина. — Глаза мистера Хьюза блеснули тоской. И в его взгляде можно было прочитать горечь прожитой утраты.
— Правильно ли я понимаю, что мать девочки была вашей дочерью? — Он поднял глаза на меня, сделал очередной глоток чая, и, тяжко выдохнув, согласился.
— Мне жаль. — Я сказал это как можно искренне, однако старик лишь усмехнулся.
— Вам не жаль, мистер Адамс, — старик усмехнулся. — Собственно, как и мне.
— Дедушка? — Мягкий голос озарил темную комнату. Я обернулся посмотреть.
На лестнице стояла молодая красавица, точно младше меня. Её черные кудри спадали на плечи, наивные глаза блестели, а лицо обрамлял легкий румянец. Тело её было изящно, но, тем не менее, худое. Платье, цвета жасмина облегало его, выделяя ее тонкую талию.
— Кто этот молодой человек? — Она вскинула бровь, яростно посмотрев на меня.
— Не гневайся, душа моя. Это покупатель нашего дома.
— Вот именно, дедушка, что дом наш. — Она говорила это с возмущением.
— Ох, Адель, будь добра, не при мистере Адамсе. — Он нежно улыбнулся. И я понял, как сильна любовь этого мужчины к этой девушке. И он бы убил меня, если бы я хоть пальцем тронул его золото.
— Ну что ж, приятно познакомиться, сэр. Я — Аделаида Блэк. — И она, резко развернувшись, ушла, также быстро, как и появилась.
10. 11. 1847
Воротившись тогда в новый дом, я не хотел сидеть в тусклом свете, читая что-то до боли скучное. Мне тогда хотелось прогуляться и повидать сад.
По словам мистера Хьюза: — «Там волшебно. И если вы хотите, дорогой мой, посмотреть на чудные пейзажи, то вам стоит это сделать при первой же возможности».
Природу я особо не любил. Несомненно, степи нашей Англии, небо и озера с реками, меня не оставляли равнодушными. Птицы, поющие на высоких соснах и березах, травы, мокрые от утренней росы. Ладно, я лгу, если говорю, что мне это всё не нравится. Все это мне симпатично с той же степенью, как мисс Блэк.
Её ониксовые глаза, миниатюрный носик, пухлые губы и острый подбородок, словно лезвие ножа. С точностью я бы мог сказать, что она была первой красавицей в этом маленьком местечке.
И чем ближе был их отъезд, тем больнее мне становилось. И я не знал, как мне справиться с этим. Это у меня было впервые. Я назвал бы это влюбленностью, если бы точно знал, что это так. Но я не мог этого утверждать. Каждый божий год я смотрел на разных красавиц, коих так называли, но каждая была мне неинтересна. Я был скромен и весьма пренебрежителен к девушкам.
Хотя многие мне и твердили, что любовь это лучшее, что может быть в этом сером мире. Но я знал, что она также и причиняет боль. Доказательством тому был мой овдовевший отец.
Я рос без матери почти всегда, ближе к моим взрослым годам появилась мачеха. Отец любил её, а она пользовалась им. Мне было его жаль, но это было единственное его счастье за десять лет. И я оставил все как есть.
Но я отвлекся. Я вышел в сад. Ощутил вечерний холодный воздух и ветер. Земля была мокрой, даже не влажной. И мне иногда приходилось обходить некоторые лужи. Я точно заболею, если выйду в такую же погоду в третий раз.
Я проходил разные цветы, все они были в капельках дождя и дрожали от едва ощутимого ветра. Многие места были укрыты деревьями, и ветер, как и с макушками деревьев, играл с моею головой.
Не знаю, коим образом я попал на озеро, но я попал туда. Однако не смел пошевельнуться, увидев прекрасное создание: она стояла в молочном платьице, то, что было вчера. Оно также подчеркивало её красивое тело и её хрупкость.
Аделаида смотрела вдаль, и волосы её слегка растрепались из-за ветра. Взгляд её был хмур и возможно она плакала некоторое время назад. Ох, и если бы не мои уставшие ноги, то она бы так и не обращала внимания на меня.
— Мистер Адамс? — Голос её и правда дрожал.
— Прошу простить меня, что потревожил вас, вовсе не хотел. — Я уважительно поклонился, снимая шапку.
— Не лето день, дорогая. Вам стоит зайти в дом и согреться, если не желаете заболеть. — Медленно начал я. Она все также хмуро смотрела на меня.
— Это не имеет никакого значения для вас, мистер. — На этот раз она сказала сдержанно, и голос ее не подрагивал.
— Вы правы, но подумайте о мистере Хьюзе. Уверен, он волнуется за вас.
— Верно. Но я не маленькая девочка, потому могу позаботиться о себе. — Она гордо подняла подбородок, а я улыбнулся этому.
— Безусловно. И все-таки. Моё сердце не выдержит вашей болезни. — Она вновь нахмурилась.
— Ваше? Мистер Адамс, вы как минимум мужчина. — Она подходила ко мне.
— Вы кого-нибудь теряли из родных? — Начала, почему-то, она шептать мне вместе с ветром.
— Да. Мать. — Резко и без эмоций ответил я.
— А мне и отца, и мать. А вовсе недавно и бабушку. Мое сердце настолько хрупкое, мистер Адамс, что оно вряд ли переживет смерть моего дедушки. А вы говорите о своем, будто оно также ранено и разбито, как мое.
— Я прошу прощения, мисс, но вы делаете из себя несчастную, обесценивая потери других? Это довольно эгоистично с вашей стороны. Вам все равно на других? — Теперь нахмурился и я. Во мне начали бушевать злость с непониманием.
— А должно быть наоборот?
— Я не знаю, мисс, но оттого вы делаетесь более бессердечной. — Возмущенно произнес я.
— Я должна быть сердечной, — передразнивая, сказала Блэк, — и лелеять все и вся?
— Но… — Она прошла мимо меня, торопясь к выходу из сада.
— Знаете, мистер Адамс, вам не стоит любить разбитое сердце. Эта болезнь, вскоре, перейдет и на вас. И мало ли что может произойти потом. Вы милы со мной, безусловно. Но берегите себя, а не других… Особенно тех, кто не проживает жизнь, а лишь существует. — С этими словами она воротилась домой. А я был разбит и удивлен. Как я мог смотреть на эту девушку, как на что-то ужасное?
Я и вправду теперь не мог знать, что мне делать».
13. 11. 1849
Последние дни в доме мистера Хьюза я проводил либо один, либо вместе с его внучкой. Собственно, как и сегодняшний вечер.
Я мирно пил зеленый чай, наслаждаясь компанией красавицы, а она читала книгу «Белые ночи» Достоевского.
Сколько мне известно главный герой-мечтатель встретил девушку — Настеньку. Позже, несколько ночей вместе, а потом горькая реальность.
— Почитаете мне, мисс? — Отпивая чай, спросил я. Она сидела напротив: тоже на кресле у камина.
— А вам нравятся повести, мистер Адамс? — Голос был её невероятно тих, а взгляд затуманен.
— Из ваших уст мне нравится любое ваше слово. — Я отложил свою чашку на стол, складывая руки у груди. Я видел, как Блэк смутилась и быстро уткнулась в книгу.
— Вы льстите в первую очередь себе, мистер. — Произнесла она, вновь шепотом.
— Не уверен. — Голос мой стал теперь тоже тих.
— Я почитаю вам, однако, — она выгнула бровь и посмотрела на меня серьезным видом.
— Вы не будете мне мешать и отвлекать. Хоть одно слово и я уйду прочь из гостиной. — Она нахмурилась и слегка повысила тон голоса.
Я улыбнулся ей и мягко кивнул.
— Что ж, благодарю.
И она начала читать:
«— Настенька! — закричал я наконец, не будучи в силах преодолеть свое волнение, — Настенька! вы терзаете меня! Вы язвите сердце мое, вы убиваете меня, Настенька! Я не могу молчать! Я должен наконец говорить, высказать, что у меня накипело тут, в сердце…
Говоря это, я привстал со скамейки. Она взяла меня за руку и смотрела на меня в удивлении.
— Что с вами? — проговорила она наконец.
— Слушайте! — сказал я решительно. — Слушайте меня, Настенька! Что я буду теперь говорить, всё вздор, всё несбыточно, всё глупо! Я знаю, что этого никогда не может случиться, но не могу же я молчать. Именем того, чем вы теперь страдаете, заранее молю вас, простите меня!..
— Ну, что, что? — говорила она, перестав плакать и пристально смотря на меня, тогда как странное любопытство блистало в ее удивленных глазках, — что с вами?
— Это несбыточно, но я вас люблю, Настенька! вот что! Ну, теперь всё сказано! — сказал я, махнув рукой. — Теперь вы увидите, можете ли вы так говорить со мной, как сейчас говорили, можете ли вы, наконец, слушать то, что я буду вам говорить…
— Ну, что ж, что же? — перебила Настенька, — что ж из этого? Ну, я давно знала, что вы меня любите, но только мне всё казалось, что вы меня так, просто, как-нибудь любите… Ах, боже мой, боже мой!
— Сначала было просто, Настенька, а теперь, теперь… я точно так же, как вы, когда вы пришли к нему тогда с вашим узелком. Хуже, чем как вы, Настенька, потому что он тогда никого не любил, а вы любите.
— Что это вы мне говорите! Я, наконец, вас совсем не понимаю. Но послушайте, зачем же это, то есть не зачем, а почему же это вы так, и так вдруг… Боже! я говорю глупости! Но вы…
И Настенька совершенно смешалась. Щеки ее вспыхнули; она опустила глаза.» — Девушка несчастно вздохнула и посмотрела на меня. Я ответил ей резким взглядом, выгибая бровь.
— Что за вздор! — Вскрикнула она.
— Вздор? — Голос мой дрогнул из-за чуть слышного смешка.
Адель все-таки так наивна.
— Вздор! — Повторила она.
— Как он мог? Он обещал! Или Настенька! Разве она так глупа, что не заметила сразу же? — Адель нахмурилась.
— Чувства не выбирают, всякому человеку это известно. — Я пожал плечами.
— К чему тогда вся та чушь про обещания и эти встречи?
— Для чего тогда книга, правда? — Выдохнул я, потянувшись за чашечкой чая.
Она молчала.
— Аделиада, книга о несчастной любви и мечтателе, который думал, что все у него получится. Надо было прождать еще одну ночь, но, увы, у того мужчины были другие планы. Мечтатель настолько замечтался, что позабыл о том, что тот мужчина реален и может отобрать Настеньку в любую другую ночь, а может и день.
Несколько минут мы сидели в тишине. Я думал об Адель, а она, наверное, о книге.
— Например, вы уезжаете через… — Тут я задумался. Когда уезжает моя муза?
— Через неделю. — Отчеканила она.
— Неделю? — Возмущенно вскрикнул я, а она ответила мне медленным кивком. Сердце мое заболело… только где-то далеко и глубоко.
— Что ж… через неделю вы уезжаете, и судьба оставит меня одного с новыми чувствами. Поделать я ничего не могу, а хотелось бы.
Аделаида лишь хмыкнула и улыбнулась.
— Вы можете жениться на мне. — Кратко посмеялась она, а я подавился чаем и засмущался.
— Вы говорите глупые вещи, мисс. — Поставил я чашку и вновь собрал руки у груди.
— Чего же? Вы любите меня, а я и не против начать жить как взрослый человек. — Она пожала плечами и вновь уткнулась в книгу, видимо, смущаясь.
— Вы действуете по своим интересам, а не любви. А я же был бы готов вас звать замуж, если бы чувствовал к вам то, что знаю.
— Я.. простите, наверняка я оскорбила ваши чувства. — Она уткнулась взглядом куда-то в свои ноги.
— У меня нет чувств… и хотя иногда из-за этого горестно, остальное мне вполне нравится. Это вы простите меня. Я не имел право быть таким грубым. Мне хотелось бы видеть вас счастливой, а не грустной. — Я встал с кресла и направился к ней. Она резко переместила свой взгляд на мои глаза и удивленно посмотрела на меня. Я оказался у ее рук, что были на коленях. Взял её ладонь и нежно оставил сухой поцелуй на тыльной части руки.
Я ушел прежде, чем Адель успела что-то сказать.
15. 11. 1849
— Надо зайти в дом. — Единственное, что я смог произнести за последние два часа.
Ветер обдувал наши тела. Он играл с нашими волосами и нашими щеками. Мисс Блэк была одета в новое платье: с разными цветами по всей зелено-коричневой ткани. На голове ее была шляпа порк-пай, и непослушные волосы были спрятаны под ней, однако, когда ветер настигал девушку, то пару локонов ускользали из плена одежды и весело летали на ветру.
Весь вечер мы молчали, гуляя рядом друг с другом. Мы не смотрели друг на друга, ничего не говорили, не смеялись, не обменивались колкими фразами. Ничего не делали.
Мое сердце изнывало, а на душе было тоскливо, ибо я знал, что это было затишью перед бурей. Только, правда, для меня.
— Мне совсем не холодно. — Прошептала она и задрожала.
—Почему бы нам не пойти домой?
— Потому что если мы пойдем домой, то мне будет слишком грустно проживать последний вечер. Меня убьет реальность, которую я осознаю рядом с дедушкой. — На глазах ее навернулись слезы.
— Какая? — Я спросил шепотом, боясь спугнуть ее и сделать чего-то лишнего. Я впервые посмотрел на девушку за весь вечер: щеки её были румяными, губы дрожали, а на длинной шее бегали мурашки.
— Неужели забыли, мистер Адамс? — Она прищурилась, в голосе ее была боль и разочарование. Она плюнула в меня свою фразу, и по всему телу прошелся привкус её эмоций.
— Верно, вы уезжаете завтра. Я помню. — Спокойно ответил я.
Она отвела взгляд и смотрела лишь на свои туфельки.
— Мне больно терять вас.
Я только смог грустно улыбнуться.
— Моя любовь — как странный сон, — шепнул я одну строку из стиха. Она повернулась ко мне, видимо, узнав его.
— Предутренний, печальный… Молчаньем звезд заворожен ее призыв прощальный! Как стая белых, смелых птиц летят ее желанья к пределам пламенных зарниц последнего сгоранья!.. Моя любовь — немым богам зажженная лампада. Моей любви, моим устам — твоей любви не надо!
Она заплакала. Так горестно, так печально. Аделаида подбежала ко мне и заревела в плечо, а я стоял как вкопанный. Мое сердце разбилось на мелкие кусочки, которые собрать могла только эта девушка.
— Мне так жаль, что я не смогу осчастливить вас. — Шептала она мне и плакала. И я слышал как ей больно, как ее наивный внутренний мир разбивается.
— Мне так жаль.
— Вам не должно быть жаль, — улыбнулся я и впервые обнял её за хрупкие плечи. Ладони почувствовали холодную ткань.
— Как же так, друг мой?
Сердце мое дрогнуло, и я отпрянул от нее, а она испуганно взглянула мне в глаза.
Готов поспорить, что даже самый дорогой камень не сравнится с ее ониксовыми глазами.
Я взял ее бархатное лицо, такое хрупкое и холодное, в свои грубые руки. Она залилась румянцем, а я улыбнулся ей, вытирая мокрые дорожки от слез.
— Не плачьте, mon Aphrodite. — Я заглянул в ее глаза. А она улыбнулась мне и еще больше заплакала. Я улыбнулся и прижал её к груди.
— От чего же вы плачете, дорогая? Я тут и я с вами сейчас. Мы будем писать друг другу письма. А может, и вскоре бросим это дело…
— Нет! Нет! Что же вы такое говорите! – Адель постучала своими бледными ручками о мое плечо.
— Я говорю вполне реальные исходы. Я не умею любить, мисс.
— Научимся вместе! — С долей обиды крикнула она мне в пальто.
Я немного рассмеялся, снял шляпу с мисс Блэк и погладил по голове. Она шмыгнула носом, и я вновь одел ей порк-пай.
— Нам стоит вернуться в дом, иначе вы заболеете. — Я медленно отошел от нее.
— Вы нужны мне. Я… — И тело мое вздрогнуло. Я нужен кому-то?
— Не стоит ничего говорить…
Мы постояли в тишине, и я прошептал:
— И все-таки нам нужно выпить чаю и послушать ваше чтение.
Она засмущалась еще больше и взяла мою руку в свою.
Этот вечер был самым избранным в моем сердце. Мы смеялись, пили чай, разговаривали о прошлом и изучали друг друга».
