Следы среди песков отмерят
Путь от искры и до искры…
И только тот, кто в звёзды верит,
Меж ними возведёт мосты.
…
Крошка Еинами пересчитывала звёзды.
– Спорим, ты уже тысячу раз сбилась, – горько заметил Ноп и принялся с ещё большим остервенением дуть на пламя. И вот опять его, бедолагу двенадцати лет отроду, оставили с младшей сестрой, оставили Хранителем очага…
Нами на него даже не глянула – рыжие всполохи костра выхватывал из наползающей тьмы фигурку пятилетней девчонки. Ноп уже порядком выдохся, но огонь всё горел еле-еле. Нет, нельзя, чтобы он потух. Энергия тепла иссякнет, и у Нопа просто не хватит сил на то, чтобы управлять материей… песок перестанет слушаться, Ноп не сможет удержать дом… Ну почему Нами никак не идёт спать?
Ноп не любил день Красного солнца, когда воздух до вечера пропитывался рыжей дымкой, а ночью она растворялась бесследно, и тогда над Марсом разевало пасть ужасающе бездонное небо. Никогда, кроме ночи после Красного солнца, оно не было таким чистым и громадным… Целый необъятный космос… И звёзды… Еинами их обожала, а вот Ноп знал: именно в этот день родители улетают на Вселенское вече, а, значит, он будет до утра сидеть с Еинами. Заставить сестрёнку заснуть в эту ночь было миссией невыполнимой, потому что… потому что – звёзды.
Ноп догадался-таки скинуть куртку и махнуть ей пару раз на огонь. Пламя взвилось веселее. Ноп опустил окаменевшие ладони на песок – те сейчас же пошли мелкими трещинками. Пластинки камня расплавились и перетекли в самую обыкновенную кожу. Ноп всегда считал, что кремний – это лучшее, из чего можно состоять. Не страшны кислотные дожди, а ещё, если мама ругает, можно заглинить барабанные перепонки и делать вид, что внимательно слушаешь… Между пальцами заструился бархатный песок.
Ноп сел рядом с Нами.
– Слушай, ну зачем ты их считаешь?
Сестра ответила совершенно серьёзно, только без буквы «л»:
– Я жеваю звёздам «спокойной ночи». Кроме меня некому. Все заняты.
– Звёздам? Спокойной ночи? Что, вот прям каждой звёздочке? Тебе делать нечего?
Ноп запрокинул голову. Чернильное небо хлынуло на него со всех сторон. Как полотно в мелких-мелких дырках, – будто кто-то истыкал его иголкой, – а через проколы виден свет…
– Знаешь, я слышал от одного путешественника, что на зелёной планете люди иногда считают овец, когда хотят уснуть. Может, и ты бы уже на боковую собиралась?
– Как я буду считать, если усну?
«Логично», – подумал Ноп и понял, что, видимо, он сегодня тоже не уснёт. Учитывая, что ночь уже свалилась за полночь, и вчерашнее «сегодня» плавно переплыло в «завтра».
– А «овецы» – это кто?
– Овцы. Звери такие, – вздохнул Ноп.
– Ааа… я их не видева. Только офцевотов…
– Вот и считай своих оцелотов! – нервно дёрнул плечами Ноп, – их хотя бы не так много. И учись уже говорить нормально!
– Угу… А знаешь, зачем я звёзд успокаиваю?
– Не знаю. И знать не хочу! Давай быстро спать! Как там мама поёт усыплялочку? «Спатиду добримус, ночас унд спасибус…»
– Не надо! У тебя всё верно не повучится.
– Почему это? – сощурился Ноп, – и не «всё верно», а «всё равно».
Нами долго рассматривала в полумраке его глаза, а потом покачала головой, смахнув с лица тёмные кудряшки.
– Ты не понимаешь… Лучше расскажи сказку. Пожавуйста.
– Сказку? Какую ещё… – Ноп почесал затылок. – Ну, слушай. Жила-была одна девочка, которая думала, что никто её не понимает. А ещё она спать не хотела и брата не слушалась. Да и… ну вот… сбежала она из дома. Идёт, идёт по тропинке, а навстречу ей – огромный тёмно-серый оцелот. Пардус Саднесский, если по-научному, ну или просто «Саднесс». Он серым песком питается. А девочка почти вся уже из серого песка состояла… Ну, вот и сказочки конец.
Нами удивлённо похлопала ресницами.
– А что дальше?
– Что-что! Съел её кот. Спокойной ночи.
Еинами нахмурилась.
– А он на самом деле существует?
– Кто? Саднесс? – Ноп вздохнул, – конечно нет. Это же сказка. Всё, спи.
– А ты мою искорку в Асю положишь?
– Куда? А, в куклу… При условии, что ты сейчас закроешь глаза!
Нами послушалась. Песчаным ручьём протекло несколько минут… Бархан защищал их обоих от ветра, а под барханом стоял их дом. Вокруг уже затихал шелест, с которым рассыпались здания города, укрывая своих обитателей. Очаги соседей давно погасли, столбики дыма уходили к небу. И только Ноп не мог закрыть глаза: если ветер задует пламя, дом осыплется без них с Нами, а их искорки так и будут лежать снаружи…
Ноп посмотрел на сестру. «Да засыпайся же ты уже!»
Нами нервно вздохнула во сне… и рассыпалась на миллиарды золотых крупинок. Они упали на песок, впитались в него, и только на том месте, где секунду назад стучало маленькое сердце, остался тёмно-рыжий камушек. Абсолютно круглый, не то, что у Нопа…
Ноп облегчённо выдохнул. Теперь надо было дождаться нового порыва ветра: он затушит угли и уронит песчаный дом чуть вперёд, прямо на них… останется закрыть глаза и отключиться, засыпаться между камней… песок от дома укроет их камушки-искры так, что и не видно будет. Утром вернётся мама, разожжёт угли, взмахнёт руками, и стены дома вновь поднимутся к небу, а под ними – дети, спят мирным сном…
А, да, надо ещё отыскать эту куклу, – как её, Ася? – и положить ей в кармашек хозяйку-Нами… Неужели, это так важно? «Она меня не простит, если не сделаю», – и Ноп, кряхтя, встал, поплёлся в дом. С порога оглянулся на искорку Нами. Взять что ли с собой? Нет, пусть греется у костра.
Нопа окутал холод пустого дома. На крышке песчаного сундука лежала кукла сестры, прикрытая запиской от мамы. Там темнели уже знакомые фразы про «береги огонь! Ты держишь дом и отвечаешь за Нами» и «Нопи, милый мой, не ссорьтесь там, ты умничка!». Ноп отложил лист, посмотрел на тряпичную Асю. «Не задерживайся, там сестра одна на улице…» – мелькнула мысль. Но Нопу страшно хотелось с кем-нибудь поговорить. Он вздохнул, усадил куклу на сундуке, сам сел напротив.
– Почему хозяйка твоя такая вредная, а? Дотянула до полуночи… звёзды она спать укладывает… Зачем?! Наверное, ждёт, пока одна свалится, чтобы загадать себе платьишко новое. Она и рада, что родители улетели – никто спать не загонит! И почему это глупое Вече именно в этот глупый сол?
Кукла смотрела на Нопа блестящими бусинами.
– Знаешь, мы, кремниевые, состоим из светлого песка. Ну, такие песчинки, в которых энергия есть. Но от грусти эта энергия теряется, и песчинки становятся серыми. Это сложный процесс, я сам не до конца понимаю. Но я, вон, на глазах седею… Понимаешь?
Кукла слегка наклонилась в сторону под весом своей головы, набитой песком. До Нопа вдруг дошло: то, что он сейчас делает, ещё более глупо, чем разговор со звёздами.
– Да ничего ты не понимаешь!
И толкнул куклу рукой – та слетела с сундука на пол. В воздухе зависло несколько серых крупинок: прямо в лучике света, отражённого Фобосом, – или Деймосом, поди разбери из окна!
– Тьфу, какая пыльная, – Ноп сморщился и слез с сундука, от всей души надеясь, что никто не слышал этого разговора.
Да и кто мог услышать… А всё-таки Ноп выглянул наружу через открытую дверь. Костерок уже почти догорел, только угли посверкивали красными трещинами. Искры Нами не было.
Ноп остолбенел. Лицо у него посерело. Что… «Грифы склевали», – пронеслась в голове скользкая мысль. Ноп вылетел из дома, споткнулся, по локти влетел в песок, ударился коленями… Нет! Нет-нет-нет! Не может быть так! Ноп стал шарить руками по камням, по песку, заглянул в костерок… Да что ж это… Отбежал в сторону:
– Нами! Намилька!!!
Крик получился слабым: звук не влетал из пережатых страхом лёгких, а что вылетало – тонуло в песках. И во все стороны – бесконечные пески… И во все стороны – бесконечное небо… И звёзды – как тысячи серебряных слезинок… А маме он что скажет?..
Ветер взвыл. Следующий порыв вырвал из костра последний свет. Стало темно. И холодно. За спиной у Нопа рассыпался в прах их дом… Зачем они вообще переехали с Венеры на этот ледяной Марс?!
Ноп обернулся. Несколько секунд он смотрел, как струйки песка бегут по голым камням. Осталась только дюна… и кукла в песке… На окаменевших ногах Ноп обошёл бархан…
Нами.
Да, за дюной сидела сестра. А над ней возвышалось что-то огромное, лохматое… Ноп приоткрыл рот. «Я брежу…».
Это был тёмно-серый оцелот высотой больше их дома… да, особенно теперь… «Я-со-шёл-с-ума…».
Ноп подумал, что должен хоть что-нибудь сделать: крикнуть, подбежать, увести Нами… Но удивление прилепило его к месту. Нами прижималась к боку Саднесса, тонула в его шерсти. И оба смотрели на звёзды.
– Я тебя понимаю. Грустно, когда в тебя не верят…
С шорохом антрацитовой шерсти Саднесс улегся рядом с Нами. Она стала гладить его меж гор-ушей, хотя вряд ли он чувствовал её крошку-ладошку.
– Я очень хочу, чтобы у всех звёзд быва спокойная ночь… Если у каждой-каждой звёздочки всё будет хорошо, значит, и во всей Вселенной тоже… И у мамы с папой – тоже. Я вовнуюсь за них… Понимаешь?
Саднесс выдохнул раскатистым, тёплым звуком. Ноп навалился плечом на громоздкий камень. Он отлично видел: серые крупинки кружат вокруг Нами и впитываются в шерсть оцелота. Но не насовсем. С шерстинок кота слетали блестящие искорки, летели к Нами и таяли на её щеках, как снежинки на зелёной планете, когда там бывает холодно. «А что, так можно было?»
– Да, ты понимаешь. И ты не звой. Ты лечишь людей. Ходишь и собираешь чужую грусть… непросто тебе, наверное: все боятся, даже поговорить не с кем…
Саднесс снова одобрительно заурчал.
– Понимаю. У меня-то есть мама, и папа, и братишка… А у тебя есть семья?
Саднесс долго смотрел на небо. Потом шерсть его дёрнулась ударом ветра, оцелот вильнул гигантским хвостом, прикрыв от песка Нами. Она молча кивнула, прижав к себе пушистый кончик хвоста.
– Приходи к нам почаще. У нас костерок… и побовтать можно…
Ноп всё стоял и смотрел на это безобразие… Он знал, что глупо просто стоять. Если Саднесс и не опасный, то надо подойти к ним и сесть рядом… Там тепло… Но усталость навалилась на него вместе с ветром, он смог разве что приподнять голову и посмотреть на небо: «Да что они все там нашли?» По тёмному небосводу рассыпались блестящие сокровища… нет, это миллионы радостных, смеющихся глаз смотрели на него из недр молочной галактики и изредка подмигивали. Светлые глаза, как у Нами…
Ноп улыбнулся. Да, кто-то явно сошёл с ума: либо он сам, либо мир вокруг него. Сестра нашла сказочное животное… Что значит «нашла», не слепила же она его из песка? Или это оцелот её нашёл? А она, выходит, обманула, его, Нопа: притворилась спящей и сбежала? Или это кот её… позвал? И с какого кварца он вдруг такой милый?.. Или в чём подвох?.. Мир продолжал засыпать Нопа вопросами, а ему просто хотелось стоять и смотреть на небо. Потому, что с грустью расставаться оказалось не сложно. И потому, что среди всей сумасшедшей Вселенной, существуют ещё они – Еинами и Ноп. И в обратную сторону – тоже. И есть этот огромный кот, и он добрый – как бы странно то ни звучало, – и это факт. И просто потому, что не нужны были другие «потому»… И можно гладить оцелота и просто смотреть на небо.
И улыбаться. Просто, потому что есть звёзды.
Песчинки света среди тёмной пустыни.
