Эссе
От добра добра… ищут!
(по рассказу Юрия Буйды «Продавец добра»)
“Жизнь дана на добрые дела”, “Не ищи красоты, а ищи доброты” — с давних времён народная мудрость закрепляет в сознании человека представление о добре как о высшей ценности. И если где-то в песне и мелькнут “сундуки полны добра”, все же о таком “добре” говорится несколько иронично, как о том, что недостойно истинно ценного — любимого человека.
Интересно, что в словаре Владимира Ивановича Даля добро в значении вещественном — имущество, достаток, движимость — стоит на первом месте в статье, а “в духовном значении” на втором. Впрочем, когда он приводит пример употребления слова, то разоблачает первичность материального: “Всякое добро прах”.
Проходит век, и словарь Сергея Ивановича Ожегова меняет местами эти значения, вынося на первое место “все хорошее, полезное, противоположное злу”. И в XXI веке в толковом словаре под редакцией Сергея Александровича Кузнецова первым будет действие, направленное на благо: “Делать добро. Помнить добро”.
Казалось бы, лексикографы сделали свой выбор и отразили народные представления о добре. Можно успокоиться и порадоваться: в нравственном плане общество здорово. Однако вновь и вновь в русской литературе всплывает тема добра. Александр Исаевич Солженицын переживал: “Жаль, что добром, народным или своим, язык имущество наше называет”. Герой антиутопии Татьяны Толстой “Кысь” и вовсе не в состоянии подняться над материальным. Его мучит вопрос: “Много ли от Анфисы Терентьевны добра остамшись, и какое то добро?”
Вот и Юрий Буйда, наш современник, пишет рассказ с оксюморонным заглавием “Продавец добра”.
Как можно продать добро? Как можно продать то, что, на мой взгляд, можно разве что подарить или сотворить? Или вновь “добро” стало овеществлённым? И да, и нет. В рассказе сталкиваются два представления о добре.
Главный герой — Родион Иванович, целыми днями сидящий в “лавчонке на базаре, торговавшей скобяным товаром”. С первых же строк можно заметить, как сужается художественное пространство: уменьшительно-ласкательный суффикс “онк” в слове “лавчонка” подчеркивает это.
“Это был зимой и летом ледяной каменный мешок с единственным окном под самым потолком”. “Каменным мешком” (ублиетом) называлась когда-то подземная тюрьма в средневековых замках, по виду напоминающая колодец с дверью наверху, в неё сбрасывали осуждённых на пожизненное заключение. По сути, лавчонка и была для Родиона тюрьмой, в которой он был вынужден проводить всё свое время, “прислуживая” жене.
В основе образной системы лежит принцип антитезы: “В магазинчике командовала его жена — толстенькая энергичная бабёшка”, Родиона же рассказчик позже опишет как “тощего типа с печально-ласковым выражением лица”. Мягкий, “повинующийся её приказам” Родион Иванович, сидящий на одном месте, противопоставляется жене — “энергичной бабёшке”, “сыпавшей матерком”. Она — собирательный образ, как бы олицетворение обывателей этого убогонького городка. На это указывает и то, что её имя рассказчик так и не назовет.
Интересно, что имя главного героя — Родион, что означает “герой” (такой версии придерживается исследователь имён Лев Успенский). Интересно, что покровителем этого имени является святой Родос – монах-отшельник, желающий искупить грехи людские. Когда-то его жестоко убили гонители христиан, и только спустя века он был причислен к лику святых. Если опираться на этимологию имени героя рассказа Юрия Буйды, то можно провести параллель между древним праведником и праведничеством Родиона Ивановича. Правда, в городке все относятся к нему как юродивому, не вдумываясь в смысл его слов.
Убогая лавчонка в глазах обывателя становится воплощением богатства. Покупатель — “усатый чёрт”, который “притоптывал сапожищами на кирпичном полу”, разглядывает товар в лавке и приговаривает: “Добра-то у вас как много… и откуда только берётся?”. Если для “усатого чёрта” добро материально, то для Родиона — нечто духовное, высокое, то, что нельзя «ни съесть, ни выпить, ни поцеловать». С печально-ласковым выражением лица он произносит: “Добра-то много — да добра нет”. Глубокая мысль в устах… городского сумасшедшего.
По мере развития действия становится понятно, что все жители этого городка — люди заурядные и неглубокие. Они судачат о сумасшествии Родиона: “…все чокнутые делились в городке на две категории: на тех, кто от роду дурак, и на тех, кто свихнулся из-за безудержного пьянства и лечился в психушке”. Родион Иванович не принадлежал ни к тем, ни к другим, он не вписывался в это общество: “Сидит себе в углу, с мухами беседует…” А тут еще занятие нашёл: клеит коробки и пытается их продать.
Его непохожесть на всех в этом скупом, равнодушном городке проявляется и в его беззлобности. Ведь раздражение, презрение, злость — стандартная реакция горожан на его “коробочку с добром”. И Родион мог бы отвечать людям тем же, но слова “Не обижайтесь”, когда он протягивает рассказчику эту коробочку, “заискивающе заглядывая ему в глаза”, звучат по-доброму: ещё не обречённо, даже с искрой надежды на понимание, и одновременно очень печально, врезаясь в самое сердце. Не удивительно, что рассказчик запомнил этот момент и пронёс его с собой через года. Такое невозможно забыть человеку, умеющему любить и сострадать.
Родион Иванович не только беззлобен, но и, я бы даже сказала, смиренен. Вспоминается пословица: “Не стоит село без праведника” (которая, кстати, была первоначальным заглавием рассказа Александра Исаевича Солженицына “Матренин двор”). Юрий Буйда не акцентирует внимания на том, верил ли Родион в Бога, но, что мы точно знаем, так это то, что он верил в любовь, в людей, ведь даже после всех грубых слов, которые ему, вероятно, говорили те, к кому он приходил на порог с частичкой “добра”, он не перестал верить, что этих людей еще можно спасти. Решение Родиона “продавать добро” — отчаянный шаг. Вероятно, он думал, что, материализуя милосердие, кротость, великодушие, помогает этим бедным в духовном плане людям, живущим без веры и любви, обрести хотя бы малую толику качеств, которых им так не хватает.
Рассказ написан от лица автобиографического героя. Между моментом получения из рук Родиона Ивановича коробочки, на дне которой “аккуратным почерком малограмотного человека было начертано одно-единственное слово — “добро”, и временем создания рассказа прошло немало лет, “переездов и передряг”. Но то, что в глазах обывателей было признаком сумасшествия, для рассказчика — выстраданная истина: “Кажется, с годами я начал понимать, что слово “добро” обладает одним-единственным смыслом, и именно тем, который вложил в него несчастный Родион Иванович из затерянного на краю света городка”.
«Все мы жили рядом с ней и не поняли, что есть она тот самый праведник, без которого, по пословице, не стоит село. // Ни город. // Ни вся земля наша» — звучит в финале “Матрениного двора” Александра Исаевича Солженицына. Эти горькие слова принадлежат рассказчику – единственному человеку, кто по-настоящему ощутил горечь потери праведницы Матрены. А герой Юрия Буйды – единственный, кто ощутил радость от того, что жизнь подарила ему встречу с удивительным человеком. И пусть пустые, ни во что не верящие люди такого же пустого городка не поняли, что Родион — “тот самый праведник”, на котором и держался городок, хотя бы один человек, ребёнок, пронес историю “несчастного Родиона Ивановича из затерянного на краю света городка” через всю свою жизнь. А значит, желание стучать в закрытые двери и просить купить добро оправданно.
Нет, «продавец добра» не изменил обывательское сознание горожан. Думаю, что и среди моих современников будут те, кто мыслит «добро» как нечто материальное. Но для человека думающего, чувствующего и, что самое главное, верующего, добро всегда будет связано с милосердием и требованием поступать по совести.
